— Двадцать пять шиллингов, сэр. Вы сейчас ее наденете?
— Конечно.
— А по какому адресу нам послать вот эту?
Фабиан взглянул на шляпу, которую он только что снял — небольшую светло-зеленую «Фред Макмарри», которую он приобрел всего неделю назад: еще совсем недавно он жаждал ее всем сердцем.
— Отдайте ее бедным, — сказал он и вразвалку вышел вон.
А тем временем Зои надела черный костюм, маленькую черную шляпку с вуалью и воротничок из фальшивой чернобурки и отправилась выпить чашечку кофе в соседнее кафе. Едва она вошла, ее окликнула другая девушка:
— Привет, Зои.
— Привет, Грета.
Грета была высокой, слегка угловатой блондинкой. Кто-то однажды сказал ей, что она похожа на Грету Гарбо, и с тех пор она неустанно копировала эту актрису: носила короткую стрижку, красила губы помадой трагического оттенка и разговаривала гортанным голосом.
— Как дела? — спросила Зои.
Грета пожала плечами.
— Сама знаешь, какая нынче жизнь, — отвечала она.
— Как Вильф?
— Как обычно. А как Гарри?
— Чудесно.
— Все мужчины чудесны, пока не выведешь их на чистую воду, — философски заметила Грета.
— Ну не знаю, — возразила ей Зои, — не все они так уж плохи. Я встречала и самых что ни на есть симпатичных ребят, хотя некоторые из них были настоящие гады… Погляди на моего Гарри — это самый лучший парень на свете! Знаешь, что он обещал мне купить? Чихая.
— Чего?
— Чихая. Это собачка.
— Не глупи. Таких собачек не бывает.
— Ладно, это такая собачка без шерсти.
— Он сказал тебе, а ты и поверила. У всех собак есть шерсть. Разве бывают на свете собаки без шерсти? Не будь у нее шерсти, какая из нее собака?
— В общем, — проговорила Зои слегка уязвленным тоном, — он купит мне такую собачку, есть она или нет.
Грета высокомерно пожала плечами и сказала:
— Да, кстати, как поживает твоя соперница?
— Что ты сказала? — спросила Зои.
— То, что слышала. Новая подружка Гарри.
— Ты врешь, — проговорила Зои. — Мой Гарри ни за что не посмотрит на другую женщину.
— О, дорогая, извини: я бы ни слова не сказала, но я думала, ты все знаешь.
— Нет, расскажи, — попросила Зои, — расскажи мне! О чем ты? Что все это значит?
— О, ничего, — отвечала Грета, — не думаю, что здесь что-то особенное. Просто я видела Гарри с какой-то девчонкой, и мне стало любопытно, кто она такая, вот и все.
Зои отчаянно пыталась сделать вид, что ей безразлично.
— Какая она из себя? — спросила она.
— Ну, значит так — начала Грета, — на днях я обедала в одном очень дорогом ресторане — «У Рауля» на Бонд-стрит, — разумеется, я была не одна, с одним джентльменом, — и вдруг откуда ни возьмись появляется Гарри с девчонкой — такая брюнетка, вообще, ничего себе и одета шикарно. И, дорогая, слышала бы ты, как она говорила! Наверняка она образованная девчонка, а Гарри сидел с нею рядышком, и они заказали недешевый обед, и мне показалось, что они очень расположены друг к другу, вот мне и стало интересно, знаешь ли ты о ней.
— А ты слышала, о чем они говорили? — спросила Зои.
— Ты знаешь, что я никогда не подслушиваю чужих разговоров, — сказала Грета, — но мне послышалось, что он назвал ее Элен, или Хелен, или как-то в этом роде. Постарайся не относиться к этому слишком серьезно, Зои, дорогая, может, между ними ровным счетом ничего нет. Должна признать, он ничего такого не делал, просто держал ее за руку, а в этом нет ничего особенного.
— Только подумать, сколько я сделала для этого мерзавца! А ведь он пришел ко мне с голым задом, голодный как собака, и я приняла его, напоила-накормила, одела как человека, содержу его до сих пор, и вот что я получила за это. А ведь он с голоду подыхал! Подыхал, да!
— Тсс, не кричи так.
Зои перешла на трагический шепот:
— Он с голоду подыхал, когда я впустила его. Я отдаю ему почти все, что зарабатываю, а он спускает мои денежки на других женщин. Боже правый! Да я прикончу его. Куплю нож, да и прикончу. На куски разрежу. Я знаю одного парня — у него есть пушка. Я одолжу пушку да и пристрелю его, мозги ему вышибу! Какая же я была дура! А ты, часом, не врешь, Грета?
— Нет, разумеется, нет.
— Тогда ладно, — сказала Зои. — Я его убью. Мне плевать, если меня вздернут на виселицу. Я его прикончу. Я его в порошок сотру, увидишь. После всего, что я для него сделала, во всем себе отказывала, чтобы только дать ему лишний пенни, и вот вся его благодарность. Иногда я ночи напролет не смыкала глаз, все ждала, когда он вернется, волновалась, а он идет и… — Зои разрыдалась.
— Ну, ну, — утешала ее Грета, — ну, ну.
— Но теперь с ним покончено, — сказала Зои, — теперь с ним и в самом деле покончено. Альфонс! Маленький грязный альфонс! Ходит тут, воображает из себя! Хвастает перед всеми, что он такой, он сякой… Да если бы не я, он бы с голоду помер. Если бы я о нем не позаботилась, он бы уже в могиле сгнил. И все ради чего? Ради чего? Чтобы он тратил мои кровные деньги… деньги, которые я добываю таким тяжелым трудом, на какую-то мерзавку…
— Кстати, — вставила Грета, — она показалась мне очень образованной.
— Ее я тоже грохну, — сказала Зои, — Богом клянусь, я ее грохну. Я их обоих на тот свет отправлю, вот увидишь. А некоторые еще говорят, что на свете есть Бог. Но может, ты все-таки врешь?
— Я никогда не вру, — отвечала Грета.
— Ладно, я скоро это выясню, — подытожила Зои.
Зои вышла из кафе. В дверях она столкнулась с одной из своих подруг, которая вела на поводке щенка немецкой овчарки. Та окликнула ее:
— Эй, Зои, ты выглядишь так, словно потеряла шиллинг, а нашла полпенни. Как тебе нравится мой маленький песик? Правда, он душка? Я назову его Арчи. Правда, он милый?
Зои взяла себя в руки и безжизненным голосом проговорила:
— Это еще что. Скоро у меня будет собачка чихай.
— Чихающая собачка?
— Нет, собачка чичихай.
— Никогда о такой не слышала. Послушай, Зои… Когда выйдешь отсюда, быстро уноси ноги и не вздумай слоняться по улицам. Улицы кишмя кишат легавыми.
— Спасибо, — сказала Зои, — я и так собиралась домой.
Она быстро вернулась на Руперт-стрит, уселась в своей маленькой гостиной и жалобно заплакала. «…Я подобрала его в сточной канаве, и вот она, его благодарность, — думала она. — А ведь он подыхал с голоду, да, подыхал, и как же он мне отплатил?! Я всю зиму проходила без приличного пальто. Он вытягивает из меня сотню за сотней, и на что он их тратит? На девок?» Зои стала кусать губы.
Проститутка сентиментальна и несчастна. Почему она, пускаясь во все тяжкие и в конце концов совершенно деградируя, отдает мужчине свои деньги? Потому, что он один в этом неприветливом мире по-прежнему хранит ей верность; он ее дом, ее муж, ее дитя, ее последнее пристанище. Из-за него она постоянно жертвует собой. Он, по ее мнению, единственный человек на всем белом свете, по отношению к которому она может испытывать чувство превосходства, и поэтому она любит его непостижимой, отчаянной любовью.
«А теперь, — подумала Зои, — он закрутил роман с другой на мои кровные денежки».
Ярость, истерическая ярость проститутки взметнулась в ее душе. Она схватила тяжелую стеклянную вазу и метнула ее в камин. Ваза разбилась с оглушительным грохотом. Этот грохот еще больше взбесил Зои — теперь у нее появился повод излить свой гнев. Она взяла со стола апельсин и принялась изо всех сил сдавливать его руками, пока не потек сок; она рвала ногтями кожицу, пока та окончательно не отделилась от сочащейся оранжевой мякоти.
«Это Гарри, и вот что я с ним сделаю». Она дико захохотала и отшвырнула растерзанный апельсин. Половинки апельсина ударились о противоположную стену, оставив на ней два серых пятна от сока. Зои в сердцах пнула ногою стул.
«Я подожду его, — думала она. — А когда он явится, я его прикончу. Я ему горло перережу». Она прошла на кухню и принялась методично шарить по ящикам, пока не нашла маленький овощной ножик с черной ручкой и острым, как иголка, кончиком.
«…Я ударю его, как только он войдет в дверь, ударю прямо в грудь и буду бить, бить, а потом меня повесят…» Она вдруг подумала о смерти. Смерть представлялась ей чем-то вроде мягкого черного бархата… Огромной коробкой, наполненной черным бархатом. Зои много об этом думала и поэтому точно знала, как это будет: бесконечная темнота, и ты паришь в этом кромешном мраке, легкая, как дым. Но прежде всего она должна убить Гарри этим маленьким черным ножом. Зои машинально включила радио, и комнату наполнили мрачные величественные звуки вечной агонии терзаемых гигантов — невидимый оркестр исполнял третью часть Пятой симфонии Бетховена. Обычно Зои не слушала подобную музыку, но сейчас она соответствовала ее настроению. Агония взывала к агонии. Присев на стул, Зои внимательно слушала, кромсая угол стола ножом.
