— Вместе с ней утонула и надежда узнать о моем прошлом, — печально пробормотал злодей.
— Но не безграничная любовь к тебе…
Неожиданно слезинки повисли на ресницах Лукаса.
— Я зол на себя, что был так груб с ней как раз перед… Я хотел помириться… Я всегда думал, что буду рядом, когда она…
Образ Элен, исчезнувший под водой, чуть было не испортил великолепное представление, которое он давал им всем. Тогда он предпочел рухнуть в объятия отца, и рвавшееся из него веселье сошло за рыдание.
Мари с волнением смотрела, как отец и сын объединились в горе. Она поблагодарила судмедэксперта, когда тот предложил взять на себя улаживание формальностей, для того чтобы тело Элен могло покинуть Киллмор уже завтра.
Чуть позже, выходя из морга, Лукас поделился с Мари желанием как можно быстрее закончить расследование и вместе с ней уехать с этого острова.
— Не хватает только признаний твоего дяди, чтобы закрыть дело.
Перед ее глазами заплясали слова, написанные Райаном, и она недовольно поморщилась.
Лукас ошибся по поводу ее недовольства.
— Знаю, что ты его очень любишь, Мари, и тебе трудно вообразить его убийцей. Но вспомни, что произошло на озере. Не будь меня… Предпочитаю не думать, что бы могло с тобой случиться, — добавил он, прижимая ее к себе.
Во впадинке его плеча зеленые глаза потонули в нахлынувшей волне бесконечных вопросов.
В то время как супруги садились в машину, чтобы вернуться в жандармерию, Эдвард попросился в туалет.
Броди сопроводил его, предварительно сняв наручники с рук сзади и наложив их на руки спереди, и толкнул дверь одной из кабинок.
Эдвард усмехнулся, кивнув на оконце, забранное решеткой.
— Думаете, я смогу через него просочиться?
Не отвечая, Броди пожал плечами и выжидающе встал перед кабинкой, поставив ногу между дверью и косяком.
Эдвард насмешливо посмотрел на него и повернулся спиной.
Броди углубился в рассматривание граффити, украшавших дверь, и вздрогнул, услышав шум спускаемой воды.
Одновременно распахнулась дверь.
От увиденного он вытаращил глаза, но не успел ни сделать замечание, ни крикнуть.
Сильный удар кулаком в лицо заставил его проглотить вопль, который он было собрался испустить.
В холле приемной жандармерии ПМ нервно постукивал пальцами по стойке, за которой стояла девушка-жандарм с угреватым лицом.
— Только на минутку, — умолял он. — В конце концов, я член этой семьи!
Девушка не стала говорить, что в нынешнее время фамилия Салливан не в почете.
— Эдвард Салливан арестован, — повторила она. — Все посещения к нему запрещены… Даже членам семьи.
Она иронично улыбнулась, когда ПМ, досадуя на это препятствие, попросил ее хотя бы передать ему записку.
— Если речь идет не о плане побега…
Младший брат Райана принял оскорбленный вид и, покусывая карандаш, принялся подыскивать наиболее безобидные слова, чтобы предупредить Эдварда о важном открытии, сделанном им в крипте.
— Могу передать устно, — уточнила угреватая.
Карандаш повис в воздухе, ПМ наморщил лоб. Он так был поглощен обдумыванием, что не заметил проходящего через холл жандарма, который тщательно старался не подволакивать негнущуюся правую ногу.
— Передайте Эдварду Салливану, что я занимаюсь подготовкой к похоронам бедного Фрэнка и что я нашел нужный надгробный камень, — сказал ПМ, когда мужчина проходил меньше чем в двух метрах от него.
Раздвинувшиеся автоматические двери впустили струю воздуха, взлохматившего волосы девушки.
— Будет сделано.
Она нахмурилась, увидев, как ПМ переступает с ноги на ногу.
— Еще что-нибудь?
Чрезвычайно смущенный, подбирая слова, он сказал, что был бы весьма признателен, если бы ему позволили воспользоваться туалетом жандармерии.
Девушка закатила глаза и показала ему на коридор, из которого только что вышел прихрамывающий жандарм.
ПМ поспешил туда.
Машина, за рулем которой сидел Лукас, уже подъезжала к жандармерии. Мари воспользовалась поездкой, чтобы рассказать ему о последних данных, касающихся семьи Марешаль и пресловутых записных книжек.
— Франсуа был журналистом, научным обозревателем. Его отец Фрэнсис был специалистом в области прикладной генетики и работал с Рейно. Чем больше я думаю, тем сильнее у меня сомнения, что журналист прибыл сюда ради сокровища Алой Королевы. Мы должны узнать, зачем он в действительности пожаловал на остров и почему Фрэнсис впал в такую депрессию после смерти Рейно.
— Потерять руководителя, друга и работу… Все сразу… Есть от чего свихнуться.
— И даже забросить исследования, чтобы стать врачом-терапевтом?
Лукас сбавил скорость при подъезде к зданию и слегка вильнул, чтобы пропустить машину с мигалкой, стремительно рванувшуюся с места.
Мари, успев разглядеть профиль водителя, не веря своим глазам, воскликнула:
— Тот, за рулем! Это Эдвард!
Лукас побледнел, быстро развернулся и погнался за машиной жандармерии, пока Мари вызывала Ангуса, прося прислать подмогу.
Ни он, ни она не заметили следовавшего за ними мотоцикла.
Примерно в это же время ПМ, спешивший облегчить свой мочевой пузырь, обнаружил Броди, сидящего без сознания на унитазе.
Обе машины мчались к порту. Мари, державшая связь с Ангусом, вздрагивала всякий раз, когда Лукас, не снижая скорости, заезжал колесами на тротуар, стараясь не отстать, и чуть было не задавил женщину с детишками.
— Давай сменю! Ты убьешь невинных!
Не отрывая взгляда от машины жандармерии, направляющейся к докам, он, казалось, не слышал ее.
Вжавшись в сиденье, Мари издалека заметила, как грузовик с прицепом, выехав из переулка, остановился, потом стал маневрировать и, пытаясь повернуть в сторону порта, перегородил всю улицу.
— Он застрял. Тормози!
Машина Эдварда была уже в нескольких метрах от преграды, неожиданно она сделала резкий поворот и помчалась в обратном направлении с включенной мигалкой и завывающей сиреной.
Словно в замедленной съемке, Мари увидела, как едущие перед ними машины уступили дорогу машине жандармерии, которая теперь по расчищенной дороге мчалась прямо на них.
— Он не остановится! Посторонись!
Вместо ответа Лукас нажал на газ.
Она мгновенно увидела безумные глаза, сжатые челюсти, руки, судорожно вцепившиеся в руль, побелевшие костяшки пальцев.
— Ты убьешь нас! Посторонись! — закричала она.
Капоты машин разделяли всего несколько метров, и Мари отчетливо разглядела за ветровым стеклом лицо Эдварда…
Оно исказилось, когда он узнал молодую женщину, сидящую на пассажирском сиденье.
Мотоциклист, не отстававший от них, сдержал ругательство, увидев, что обе машины вот-вот столкнутся, подобно рыцарям в кольчугах на турнире.
За слегка тонированным окошечком каски голубые глаза Кристиана наполнились тоской.
Столкновение было неизбежно.
Облицовки радиаторов почти соприкоснулись, когда Эдвард сильно крутанул руль, резко отклонив свою машину, а Мари почти одновременно дернула на себя ручку тормоза машины Лукаса.
Под испуганными взглядами прохожих машина жандармерии снесла указатель остановки и закончила гонку, влетев на тротуар: звук сирены оборвался на фальшивой ноте. А машину Лукаса занесло, и она врезалась в фасад.
От удара воздушная подушка водителя мгновенно вспузырилась, буквально прилепив его к спинке сиденья. Мари, сконцентрировавшаяся в предвидении удара, вылезла из машины, не обращая внимания на площадную ругань Лукаса, зажатого воздушным пузырем.
Она подбежала к машине жандармерии, которую Эдвард уже разворачивал, и навела на него пистолет.
— Бегство не лучшее доказательство невиновности! Выходите! Медленно, руки за голову!
Хлопок выстрела застал ее врасплох, люди в панике стали разбегаться — это взорвалась подушка безопасности Лукаса.
Он открывал дверцу, когда чья-то рука крепкой хваткой схватила его и скинула с сиденья.
Кристиан.
Хороший апперкот в подбородок бросил его о кузов. Не чувствуя боли, разъяренный Лукас вскочил на ноги и вцепился в горло шкипера.
Завязалась беспощадная драка.
— Вам бы лучше разнять их, пока они не поубивали друг друга, — подсказал Эдвард.
— Выходите! — повторила Мари, косясь на дерущихся.
— Ты и вправду думаешь, что я мог тебя убить там, на озере?
Этот голос. Нет… Округлившимися глазами Мари уставилась на Эдварда, который только что говорил голосом Райана.
И сразу все обрело смысл.
Его появление в Париже, чтобы убедить ее приехать в Ирландию. Гордость, с которой он вел ее к алтарю. Его неподдельное счастье, когда он вырвал ее из рук смерти…
И слова, оправдывающие Эдварда.