Птичке вдруг пришло в голову, что звонить сестре очень опасно. А если об этом узнает убийца и решит, что нужно обрубить концы? Она отключилась и попыталась сосредоточиться.
«Возьмешь из конверта деньги, пойдешь в салон красоты и скажешь, чтобы тобой занялись. Сделали такой же красивой, как твоя сестра Энджи. Отдай им все. В конверте пятьсот долларов».
Все произошло так быстро, и она была так напугана, что не задумалась: что на уме убийцы? Зачем она ему понадобилась?
Но какой смысл задаваться вопросами, на которые невозможно получить ответ сразу? А вот понять, что произойдет, если она не покинет центр, как раз можно сразу: он убьет Брэда.
«Какая же я дура! Порхала по комнате как птичка, воображая, будто люблю мужчину, и позволяла себе мечтать, что, может быть, он любит меня».
Сейчас от одной этой мысли ей сделалось дурно. Абсурд!
Птичка собрала купюры и встала на ноги. Увидела вывеску на салоне красоты: «СПА-студия: королевские ванны для здоровья и красоты».
Птичка не один раз размышляла, каково это — быть красивой, как сестра, но никогда не предавалась несбыточным мечтам, просто не чувствовала потребности в этом. Да это даже и мечтой не назовешь. Она просто не уделяла слишком много времени мыслям о своей внешности.
Но нельзя спасти Брэда, если выглядишь как чучело гороховое — даже убийца понимает это. Сейчас она во внешнем мире, а здесь люди сразу обращают внимание на уродов. Брэд тоже заметит ее уродство.
Птичка сунула деньги в карманы вместе с телефоном, впервые заметив, что джинсы ей коротки. Она по ошибке надела те, что Андреа велела никогда не носить, если не хочет выглядеть кикиморой болотной.
Путь от стоянки до салона красоты был не так уж близок, но проделала его Птичка без приключений. Когда проходила через застекленную дверь, в голове еле слышно прозвенело: «Держись, Птичка. Не робей».
В салонах красоты она раньше не была, и от увиденного застыла на месте. Просторное помещение. По периметру, перед зеркальными стенами, расставлены кресла. При ее появлении подняли голову семь или восемь женщин, все незнакомые.
«Монстры. Демоны. Чужие».
Птичка раньше видела только фотографии подобных заведений и теперь почувствовала, что ее снова охватывает паника. Сердце застучало как бешеное, а воздух вдруг настолько разрядился, что стало трудно дышать. Пришлось прислониться к стойке, чтобы не упасть.
«Спутанные волосы, поношенные джинсы, обкусанные ногти, волосы под мышками — здесь мне не место… И пахнет от меня так, словно в навозе вывалялась, — впрочем, так и есть. Сейчас я сыграю роль умалишенной, и получится так удачно, что всех вокруг пальца обведу. Даже одно мое имя — насмешка над тем, что я в действительности собой представляю».
— Чем могу быть полезна?
Птичка вздрогнула. Она не заметила, что у стойки в кресле сидит девушка.
— Э-э… — Птичка вынула из кармана деньги, все, что было, и положила на стойку. — Кто-нибудь может сделать меня красивой?
* * *
— Вы уверены?
— Да! — Элисон едва не перешла на крик. — Конечно, уверена. Ее нигде нет. Мы обшарили всю территорию. Она исчезла, и непонятно почему.
— Наш человек там?
— Да, уже полчаса как сидит в приемном покое. Потому-то мы и начали поиски. Пошли за ней — на месте не оказалось. И я не могу дозвониться до Брэда Рейнза. Подумала, может, ему что-нибудь известно, но не могу представить, что он увез ее. Или, если уж на то пошло, она согласилась с ним поехать.
«Да, ни то ни другое невозможно, — повторила про себя Элисон. — Будь она хоть по уши влюблена в кого-то, ни за что бы отсюда не уехала, не поговорив предварительно со мной».
— А почему вы считаете, будто Брэд должен что-то знать? — поинтересовался начальник отделения.
— Они… нашли общий язык. Птичка ему доверяет, а это гораздо больше, чем вам может показаться. Он мог попросить ее отправиться с ним, не предупредив меня.
— У нас тоже проблема, — помявшись, признался Джеймс Темпл. — Со вчерашнего вечера агента Рейнза никто не видел.
Не отрывая трубки от уха, Элисон опустилась на стул.
— О Господи Боже мой, да ведь он убьет ее.
Гул в голове возобновился с новой силой. Квинтон не испытывал ничего подобного с тех самых пор, как был послан Богом на поиски невесты. Полчаса он не перебивал Человека Дождя, давая ему возможность развивать свои альтернативные теории. Что, если, что, если, что, если, что, если… Демон, пытающийся посеять сомнения.
Все это чистое безумие. Квинтон уже давно усвоил, что безумие одного — это душевное здоровье другого. То, в чем большинство усматривает отклонение от нормы, может быть не отклонением, а как раз нормой. Или наоборот.
Разве не об этом свидетельствует жизнь любого великого пророка? Разве не поэтому люди убили Мессию? Разве не поэтому убийца выстрелил в Махатму Ганди? И не поэтому ли пал Мартин Лютер Кинг? В каждом из этих случаев кто-то считал, что его жертва — опасный безумец. Но так называемое безумие, оказывается, здравомыслие высшего порядка, более точный взгляд на мир, дорога, вроде бы ведущая в сторону, а на самом деле к истине.
«Точно так же прекрасная истина и я, ее носитель, являюсь порождением подлинной просвещенности».
На лбу Квинтона выступил пот.
— Слабость вашей теории, Человек Дождя, в том, что она основана на предположении о моем безумии. Вам не кажется, что это выходит за рамки приличия?
— А кто сказал хоть слово о душевном заболевании? — с невольным оттенком самодовольства спросил Брэд.
Он соскользнул на пол и посмотрел на своего тюремщика немигающим взглядом, что тоже раздражало Квинтона. Квинтон с удовольствием проделал бы ему дырку во лбу, только вот фэбээровец нужен ему живым.
«К счастью, я владею собой лучше, чем большинство людей», — с гордостью подумал Квинтон.
— Не знаю, почему я трачу время, слушая вас. — Квинтон снова покосился на телефон в надежде, что он оживет в его руке и это будет Птичка. — Это все?
Квинтон не мог не обращать внимания на гул в голове и не мог игнорировать логику этого человека. Он чувствовал, как от пота влажнеют брови. Все это сильно раздражало, что выбивало из колеи. Он отмел жалкие попытки Ники воззвать к его разуму. Но слова Человека Дождя задевали за живое. А ведь надо помнить, что это всего лишь слова.
— Нет, Квинтон, это еще не все.
— Я не должен выслушивать вас.
— Не должны. Но вы ведь не похожи на остальных. Вы готовы внимать аргументам. В отличие от глупцов.
«Этот человек использует мои убеждения против меня».
Квинтон сел на стул и скрестил ноги. Единственное, о чем он сейчас мечтал, — чтобы телефон зазвонил прежде, чем звон в ушах окончательно выбьет его из колеи.
«У меня есть время и есть извилины в мозгу. Канюки летают низко и, пикируя на землю, отравляют мир. Злым духом. Мальчик на пирсе. Ловит рыбу. Ест мороженое. А ангелы затевают заговор против всех политиков».
Голова его лихорадочно работала. Слишком стремительно. Слишком бешено. И от этого больно.
«Будь хорошим мальчиком, Квинтон, прими лекарство. Вот так, вот так, ты, жалкий кусок канючьего мяса».
— С вами все в порядке?
Квинтон моргнул.
«Кто он такой, этот тип, чтобы задавать дурацкие вопросы? Кто здесь сидит привязанный к столбу? Пожива для канюков».
— Так что вы все же хотите сказать? — спросил Квинтон.
— Я хочу сказать, что вы правы. У Бога безмерного может быть множество избранников. Его любовь к каждому человеку… как это вы говорите…
— Беспредельна, — нахмурился Квинтон.
— Да. Любовь бесконечная, то есть, по определению, высшая. И если он испытывает такую любовь к каждому, то не может любить одного меньше, чем другого. Его избранники, если так можно выразиться, — все. Все — фавориты. Кто-то, пожалуй, скажет, что смысл слова «фавор» предполагает разную степень предпочтительности, но если не углубляться в лингвистические тонкости, можно сказать, что это понятие позволяет нам осознать его безусловную и абсолютную преданность всем и каждому, как, собственно, любой и воспринимает избранника.
— Очень хорошо, Человек Дождя. Таким образом, вы полагаете, что осознание очевидного дает вам право на некоторые преимущества. Фавор. Избранничество. Верно?
— Нет. Я здесь вообще ни при чем.
— Ну да, ну да. Речь о Райской Птичке. Вы не доказали мне, что вы не тот, за кого я вас принимаю. Просто упражнялись в красноречии, утверждая то, что и так ясно, как грязь под ногами. Вы стараетесь тянуть время, чтобы дать друзьям возможность найти нас. Ну так вот: мне это надоело.
Человек Дождя ответил надменным взглядом, и Квинтон с величайшим трудом подавил желание стукнуть его по голове.
— Вот к этому, Квинтон, я и перехожу…
