Ознакомительная версия.
Сыпь на теле человека стала сильно зудеть. Кончики его пальцев сильно раздулись и потрескались. Он засунул руки в карманы, чтобы уберечься от царапин. Его грудь продолжала пульсировать, когда он начал осматривать восьмиугольник в поисках другого входа.
Едва он зашел за угол, как почувствовал резкую боль в районе адамова яблока и понял, что снова чешется.
Легенда гласит, что, войдя в баптистерий Святого Иоанна, невозможно не посмотреть вверх. Несмотря на то, что он бывал здесь много раз, Лэнгдон почувствовал необъяснимую тягу пространства и поднял глаза к потолку.
Высоко, высоко наверху, поверхность восьмиугольного свода баптистерия растянулась более чем на двадцать пять метров поперек. Свод блестел и мерцал, как будто был сделан из тлеющих углей. Его полированная янтарно-золотая поверхность неравномерно отражала рассеянный свет больше чем от миллиона эмалевых плиток — крошечных незалитых раствором мозаичных частей, вырезанных вручную из гладкой кварцевой глазури — которые были выложены в виде шести концентрических колец, на которых были изображены сцены из Библии.
Добавляя абсолютного драматизма к блестящей верхней части зала, естественный свет проникал в темное пространство через центральное отверстие в вершине купола — почти также как в Пантеоне Рима — и с помощью целого ряда высоких, маленьких, глубоко расположенных окон, которые бросали лучи света настолько концентрированные и плотные, что казались почти твердыми, как структурные лучи, падающие под постоянно меняющимися углами.
Когда Лэнгдон прошел с Сиенной глубже в зал, он оказался под легендарной мозаикой — с многоуровневыми изображениями рая и ада, очень похожими на описанные в «Божественной комедии».
Данте видел это ребенком, подумал Лэнгдон. Вдохновение свыше.
Лэнгдон теперь устремил пристальный взгляд на центральную часть мозаики. Наверху, непосредственно над главным алтарем выросла высотой восемь метров фигура Иисуса Христа, председательствующего на суде над спасенными и проклятыми.
По правую руку от Иисуса праведники получили в награду вечную жизнь.
По левую руку, при этом, грешников били камнями, жарили на крюках и поедали всевозможные существа.
Пыткой было наблюдать за колоссальным мозаичным изображением сатаны в виде адского, поедающего людей животного. Лэнгдон всегда вздрагивал, когда видел эту фигуру, которая больше чем семьсот лет назад уставилась на молодого Данте Алигьери, ужаснула его и в конечном итоге вдохновила на наглядное изображение того, что скрывалось в последнем круге ада.
На пугающей мозаике наверху был изображен рогатый дьявол, который, стоя лицом вперед, поедал человека. Ноги жертвы свисали изо рта сатаны и напоминали болтающиеся ноги наполовину ушедших под землю грешников в рвах порока у Данте.
— Lo ’mperador del doloroso regno, — подумал Лэнгдон, вспоминая текст Данте. — Мучительной державы властелин…
Из ушей сатаны выползали две массивные, извивающиеся змеи, тоже поедающие грешников, производя впечатление, что у сатаны три головы, точно как описал его Данте в заключительной песни Ада. Лэнгдон перебирал в памяти и вспоминал фрагменты образов Данте.
У него было три лица… с трех подбородков лилась кровавая пена… три рта, как мельницы… перемалывали сразу трех грешников.
Дьявольское зло было тройным, понимал Лэнгдон, и имело символическое значение: это уравновешивало его с тройной славой Святой Троицы.
Пока Лэнгдон разглядывал ужасное изображение, он пытался вообразить эффект, который мозаика возымела на юного Данте, который год за годом посещал службу в этой церкви и видел, что сатана смотрит на него всякий раз, когда он молится. Этим утром, однако, у Лэнгдона было неприятное чувство, что дьявол смотрит прямо на него.
Он быстро направил свой пристальный взгляд вниз на балкон баптистерия на втором этаже и постоянную галерею — одинокая область, из которой женщинам разрешали смотреть крещения — и затем вниз к подвесной могиле Антипапы Джона XXIII, его тело, покоилось высоко на стене, напоминая пещерного человека или предмет, ловко парящий в руках фокусника.
Наконец, он пристально посмотрел на декоративный плиточный пол, который, как полагали многие, содержал ссылки на средневековую астрономию. Его взгляд двигался сквозь запутанные черно-белые узоры, пока не достиг самого центра зала.
Вот оно, думал он, зная, что видит то самое место, где в последней половине тринадцатого столетия крестили Данте Алигьери.
— Вернусь, поэт… Там, где крещенье принимал ребенком, — продекламировал Лэнгдон, и его голос отозвался эхом в пустынном месте. — Вот оно.
Сиенна выглядела обеспокоенной, когда оглядывала место в центре пола, куда показывал Лэнгдон.
— Но… здесь ничего нет.
— Больше нет, — ответил Лэнгдон.
На мозаичном полу остался лишь большой красновато-коричневый восьмиугольник. Эта необычайно простая, восьмигранная фигура ясно нарушала узор более декоративно украшенного пола и напоминала о большом, заделанном отверстии, которое, фактически, когда-то здесь было.
Лэнгдон быстро объяснил, что изначально крестильные купели в баптистерии были огромными восьмиугольными бассейнами, расположенными прямо в центре этого зала. Если современные купели обычно стояли на возвышении, то ранние больше соответствовали буквальному значению слова купель — «источник» — в данном случае глубокий водный бассейн, в который погружали участвующих в крещении. Лэнгдон хотел бы знать, как отдавались в этой каменной палате крики испуганных детей, которых буквально погружали с головой в громадный бассейн с ледяной водой, что когда-то стоял в центре.
— Крещения здесь были холодными и страшными, — сказал Лэнгдон. — Истинные обряды посвящения. Даже опасные. Предположительно однажды Данте кинулся в купель, чтобы спасти тонущего ребенка. В любом случае оригинальную купель закрыли в какой-то момент в шестнадцатом столетии.
Сиенна начала осматривать помещение с заметным волнением.
— Но если крестильной купели Данте больше нет… где же Игнацио спрятал маску?!
Лэнгдон понимал ее тревогу. В этой огромной палате было достаточно укромных мест — за колоннами, статуями, внутри ниши, на алтаре, даже наверху.
Несмотря на это, Лэнгдон весьма уверенно обернулся и стал лицом к двери, через которую они только что вошли.
— Мы начнем отсюда, — сказал он, указывая на место напротив стены, как раз справа от Врат Рая.
На приподнятой платформе, позади декоративных ворот, был установлен высокий шестиугольный постамент, вырезанный из мрамора, который напоминал маленький алтарь или столик для службы. Внешняя сторона была украшена замысловатой резьбой, напоминающей перламутровую камею. На мраморной основе было установлено полированное деревянное покрытие диаметром около метра.
Сиенна выглядела неуверенно, когда проследовала за Лэнгдоном к постаменту. Когда они поднялись по ступеням и вошли в защитные ворота, Сиенна огляделась более внимательно и пораженно вздохнула, понимая, на что она смотрит.
Лэнгдон улыбнулся. Точно, это не алтарь и не стол. Полированное деревянное покрытие фактически являлось крышкой — покрытие для имеющей форму чаши структуры.
— Крестильная купель? — спросила она.
Лэнгдон кивнул.
— Если бы Данте крестили сегодня, то это происходило бы в этой чаше прямо здесь. — Не тратя впустую времени, он сделал глубокий, решительный вздох и поместил свои ладони на деревянную крышку, чувствуя покалывание от нетерпения, и готовый снять ее.
Лэнгдон плотно схватил края покрытия и приподнял его с одной стороны, осторожно сдвигая крышку с мраморной основы и помещая ее на пол около купели. Потом он всмотрелся вглубь в темное, полое пространство более полуметра шириной.
Лэнгдон тяжело сглотнул при виде жуткого зрелища.
Из тени на него смотрело мертвое лицо Данте Алигьери.
Ищи и обрящешь.
Лэнгдон стоял у края купели и смотрел на бледно-желтую морщинистую посмертную маску, которая пристально и безучастно смотрела вверх. Крючковатый нос и выступающий вперёд подбородок были легко узнаваемы.
Данте Алигьери.
Безжизненное лицо было достаточно тревожным, и его расположение в купели казалось почти сверхъестественным. На мгновение Лэнгдон не поверил тому, что видит.
Маска… парит?
Лэнгдон наклонился ниже, пристально всматриваясь в пространство перед собой. Купель была в несколько футов глубиной — больше вертикальная скважина, чем мелкий бассейн — ее крутые стены уходили вниз к шестиугольному колодцу, заполненному водой. Странно, но маска казалась несколько отстраненной от купели… как по волшебству расположенная над поверхностью воды.
Ознакомительная версия.
