Ольгерд, предложил мне, всё-таки, переехать к нему на квартиру. Я уже не сопротивлялся. И правда, зачем я Руте? Ну увижу. Станет только хуже, и ей, и мне. Лучше сожалеть о том, что у нас не было ни шанса начать всё с нуля, чем надеяться на невозможное.
– Если всё утихнет, я позволю тебе уйти. Можешь искать Руту. Можешь пойти и умереть на войне. Мне самому не по себе от… этой ситуации, – при виде меня, Олли сдерживал слёзы.
Он убил многих на войне. Но жизнь не готовила его к тому, что придётся держать в заключении старшего брата. Я чувствовал, как ему, на самом деле, больно. Как хотелось бы ему сейчас пасть в мои объятия и разрыдаться.
Ведь я всё ещё его старший брат. Для него – я не изменился внутренне. Но изменился для себя самого Ольгерд. Он – суровый военачальник, солдат, винтик в машине войны Бритонского королевства. Ему это просто не положено.
– Прошу, не вынуждай приковывать тебя к кровати. Я буду навещать тебя, только, пожалуйста…
– Я не сбегу, брат, – вымученно улыбнулся я. Олли сдержано поблагодарил меня кивком и вышел из квартиры.
На протяжении следующих недель, я набирался сил после долгого заточения на руднике. Читал книги и газеты. Ел жирное мясо, прямиком с офицерского стола.
Олли появлялся редко, ночуя на другой квартире и проводя большую часть дня в штабе. Мы с ним мало говорили. Но в нашем молчании крылось куда больше смысла, чем могли передать слова. Мне было достаточно чувствовать присутствие кого-то родного рядом, чтобы настроение хоть немного становилось лучше.
– Ты был прав, – горько произнёс Ольгерд, придя в очередной раз. – Всё больше поступает донесений о нападении прокажённых солдат на здоровых. С некоторыми прифронтовыми городами потеряна связь. К нам доставили несколько человек на изучение и… это ужас, Эдгар… Я знаю, о чём говорю. Я видел достаточно на войне, но эта серая гниль… Она пугает меня больше смерти.
– Что с Рутой, Олли?! – взволновано спросил я. – Она сейчас в безопасном месте?! Ей может угрожать эта дрянь?! Пожалуйста… нет, я умоляю тебя! Скажи, что с ней всё в порядке!
– За неё не беспокойся, она далеко, – сухо ответил брат.
– Позволь мне отправить ей письмо! Ты обещал, что скоро освободишь меня! Я не сделаю ничего, что могло бы навредить твоей карьере!
– Да не в карьере уже дело! – воскликнул Олли, стукнув тростью. – Король исчез вместе с высшим командованием и чиновниками! Патриарх, главный казначей, мой генерал – все исчезли! Люди на местах, вроде меня, ни черта не знают о том, что будет завтра! Быть может, никакого Бритонского королевства уже, на хрен, нет! Мы уже не воюем с Родинией, мы пытаемся не пустить эту заразу дальше пограничья!
– Тогда у вас это плохо получилось, – ответил я. – Мой рудник подвергся нападению прокажённых. Кто-то из надзирателей заразил остальных, и они учинили резню. Возможно, что со стороны Блитспита сюда уже движется куча прокажённых отморозков и, если бы ты ещё тогда прислушался к моим словам, такой ситуации бы не возникло!
– Я ничего не решаю, Эд… – вздохнул Ольгерд и присел на кресло в зале. – Я солдат, человек подневольный.
– Разве этому тебя учили мы с Рутой? – присевши рядом, спросил я его. – Нам тяжко жилось, мне приходилось юлить перед людьми, чтобы прокормить семью, но я никогда не терял собственного достоинства. Я видел нищих, которые каждое утро умывались возле канала, чтобы не быть похожими на свиней, и я видел людей, у которых имелось всё, но они валялись пьяными, в луже собственных помоев. Мне жаль, что я покинул вас. Да, по собственной неосторожности, и если ты меня смог простить, то я себя – нет. Но мне казалось, Олли, что я вложил в тебя достаточно мудрости, что успел нажить сам, чтобы ты не пропал, когда меня не будет рядом.
– А я и не пропал, – скрипнув зубами, произнёс Ольгерд. – Или ты сам снял это жильё?! Сам покупаешь себе еду и книги?! – он кивнул на стол возле дивана. – Это я, слуга престола, помогаю тебе, беглому убийце! Как помогал Руте, несмотря на все упрёки, что приходилось выслушивать! Я добился того, о чём не мечтали ни наш отец, ни десять поколений предков до него! Если тебе не повезло, это не значит, что все обязаны умирать в нищете или на рудниках, чтобы считаться порядочными людьми!
– Ты прав, – я прикрыл глаза и тяжело вздохнул. – Мне не везло, но… Потеря денег и времени – не самое страшное. Я не спас мать от красной смерти, отца от алкоголизма, а тебя – от той дури, что тебе вбили в мозг в армии.
– Знаешь, что?! Проваливай! Не нравится, что я стал солдатом?! Так не пользуйся моим жильём, иди на улицу, пусть тебя поймают и посадят, или ограбят! А, точно! У тебя нечего красть, ты никто, нищий! Значит, скорее всего, убьют! Просто так, в пьяной потасовке! Или ты опять убьёшь кого-нибудь и тогда точно пойдёшь на виселицу!
– Говорю же, Олли, – я спокойно встал с дивана и вышел в коридор в одних штанах и рубашке. – Мне многое приходилось терпеть ради того, чтобы накормить тебя. Но унижаться я не намерен. И этот раз не станет исключением.
С этими словами, я переступил порог квартиры брата и вышел на улицу. Не отходя от двери, я услышал тихий скулёж Ольгерда и слова: «Не так всё должно было кончиться!»
Мысленно пожелав ему удачи, я вышел на улицу из подъезда. Было холодно, стояла осень, но меня не страшили ни дождь, ни ранний град. Я, наконец, оказался на свободе, вольный сам решать свою судьбу.
***
Меня вновь разбудила Этна. Девчонка принесла мне воды и тарелку горохового супа. Стало чуть легче, я даже сумел приподняться на кровати, но сил даже на то, чтобы взять в руки ложку у меня не осталось.
– Давай я покормлю тебя, – предложила она.
– Сейчас умру от стыда… – я закатил глаза.
– От голода ты умрёшь раньше, если не поешь, – Этна нашла в себе силы улыбнуться.
– Делай это почаще, а я постараюсь быстрее поправляться, – с трудом приподняв руку, я провёл по её щеке.
– Хорошо, – ответила Этна.
После трапезы, я в очередной раз заснул. Так прошло несколько дней, пока я не встал с кровати самостоятельно. Этна настаивала на продолжении постельного режима, но я лишь ответил: «Будь, что будет».
Валяться до последнего в кровати, чтобы ненадолго отсрочить неминуемое, я не намеревался. Испытывая лёгкое недомогание, решил, что будет неплохо просто прогуляться до церкви, посмотреть на службу, обменяться парой слов с местными.
Я попал в храм, как раз к началу церемонии. Места было немного, часть людей стояли на улице. Заметив меня, несколько человек осведомились о моём здравии, хоть мы и не знали друг друга. Один юноша уступил мне место на лавке.
На алтаре стоял отец Севастьян, зачитывая молитвы из Солары, которую перелистывала за него Этна. Девушка выглядела счастливой, в полголоса подпевая главе Эдема. На ней была белая накидка с капюшоном.
– Зияй Великий О! – произносил Севастьян, каждый раз, как заканчивал читать стих.
– Веки зияй! – отвечали хором селяне.
– Благослови светом своим рабы твоя, О! И воцарится царствие твое на Земле пусть! – добавил Севастьян в завершение службы. – Благодарю, братья и сестры, что присутствовали на богослужении! – обратился он к пастве. – Можно и работать теперь.
– Благослови тебя О, отец Севастьян! – ответил кто-то из людей.
Спустя пару минут, храм практически опустел. Большинство отправились работать в поле, лишь старики и парочка беременных женщин задержались внутри, чтобы переговорить со священником.
– Уже на ногах? – удивлённо произнёс Севастьян, заметив меня на скамье. Я хотел лишь повидаться с Этной и не рассчитывал на внимание с его стороны.
– Умирать в постели слишком скучно, – ответил я.
– Брось, ты хорошо держишься для своего возраста, учитывая, сколько всего происходило на вашем пути.
– Откуда Вы знаете?
– Этна поведала, откуда ещё? Хотелось бы мне посмотреть на тебя молодого. Уверен, ты бы сгодился нашей общине в первые дни Великого Падения, – сказал Севастьян. – А вот и Этна.
