Гаунт почувствовал, что Манча будет трудно раскусить. Но этого и следовало ожидать. У парня большой опыт тыкать людей носом в их собственное дерьмо. Может быть, он даже думал, что в этом а заключается основной смысл его работы.
— Необходимость разговора с вами не в последнюю очередь, — ответил ему Гаунт.
Манч нахмурился, хмыкнул, повернулся и заспешил к своей машине.
— Боюсь, ты выбрал неудачное время для беседы. Я спешу на важное совещание в Пентагоне. Продолжим разговор в моем офисе.
— Вы же прекрасно понимаете, что это безнадежно. Ваш секретарь уже который раз пичкает меня отговорками, что вы, дескать, все время заняты на каких-то совещаниях.
— Стало быть, слушай моего секретаря.
Стоянка была безлюдной. В неподвижном воздухе была разлита какая-то сонливость, будто время повернулось вспять и поздняя осень сменилась летом. Однако отсутствие щебета птиц или хотя бы звона комаров делало общую картину почти сюрреалистичной.
— Но я ослушался его, и вот я — здесь.
— Интересно, как ты проделал этот трюк, впрочем, не имеет значения.
Манч вынул из кармана ключи зажигания правительственного «форда».
— Разыскивая меня, ты просто потратил время зря. Больше мне сказать нечего.
Он открыл дверцу. Гаунт перегнулся и захлопнул ее.
— Пошел вон, — процедил Манч.
Гаунт встал между следователем и лимузином.
— Не раньше чем я получу ответы на кое-какие свои вопросы.
— Ты что, собираешься вступить со мной в рукопашный бой? Я был армейским чемпионом по боксу, «Золотая перчатка». — Манч занял стойку.
— Только если я буду вынужден, — ответил Гаунт. — А вообще-то я предпочел бы угостить вас пивом.
Пригнувшись, из низкой стойки Манч попытался провести удар. Гаунт успел поставить блок, и предплечье его тут же заныло от боли. В это же мгновение он резким апперкотом заставил голову Манча откинуться назад. «Неплохо», — подумал он про себя.
Но, видимо, кулак его не достиг цели, так как Манч, нырнув вправо, нанес сокрушительный удар ему по ребрам. Гаунту показалось, что из него вышел весь воздух, тем не менее он не прекращал драки, не обращая внимания на явное превосходство Манча в силе и технике. Внезапно он обнаружил, что, лежа на спине, видит над собой лицо Манча. Он не помнил удара, что послал его на землю, он ощущал только сильную боль в челюсти.
Манч засмеялся; напряжение спало, он протянул распростертому у его ног Гаунту свою сильную мускулистую руку, помогая подняться.
— Ладно, парень, какого черта, — сказал он. — Не прошло и пяти минут, как я вышел из кабака, а меня снова мучает жажда. Кажется, ты предлагал пива?
Они прошли в бар.
— Скажу тебе, Гаунт, что уже давно не находилось желающего помериться со мной силой. Поверь мне, сейчас в правительстве заседают одни бабы.
Гаунт потер онемевшую скулу.
— В мое время было все иначе.
— Тоже из аппарата Белого дома?
Гаунт кивнул и невольно поморщился, отхлебывая пиво.
— Я тоже вполне неплохо себя там чувствовал — до тех пор пока не поцапался с боссами и меня не вышибли оттуда.
— Мне нетрудно тебя понять, — отозвался Манч. — Моя сестра служила в ВМС. Спуталась с пьянчугами, потом ее поймали под каким-то начальником и все такое, — он хрипло рассмеялся. — Ее тоже вышвырнули, вроде тебя. Против случая не попрешь. Не лезь на рожон. Теперь-то ты это уже понял.
Медленными глотками потягивая пиво, они какое-то время просидели молча. Течение их мыслей не нарушалось даже звоном столовых приборов, раскладываемых официантами, и шумом улицы.
Неожиданно Гаунт снова почувствовал боль в том месте, куда, по его предположению, ткнулся кулак Манча. Проведя рукой по подбородку, он ощутил пальцами кровь. Извинившись, поднялся и направился в туалет, чтобы прополоскать рот и взглянуть на себя в зеркало. Одного из зубов явно придется лишиться. Скула распухла.
— С тобой все в порядке?
— Зуб чуть-чуть кровоточит, — ответил Гаунт, массируя щеку. — Нет причин для беспокойства.
Манч заказал еще пива.
— Тебе виднее. Мне прекрасно известно, зачем ты искал меня. Вообще-то, я не собирался говорить тебе ни слова, но, поскольку между тобой и мной есть нечто общее, я решил все же посоветовать тебе свернуть хвост и убраться к чертовой матери из этой конторы, пока не поздно.
Манч предостерегающе поднял руку.
— Нет, не перебивай меня. Я не буду отвечать на вопросы.
Допив пиво, он уставился на висевшую на стене фотографию Сайгона 50-х годов.
— Вот что я хочу тебе сказать. Ходят упрямые слухи, что модель компьютера «Хайв», над которой работала ваша компания вместе с «Хайротек инкорпорейтед», появилась на черном рынке Тайваня, Бангкока и Сингапура. Нам в руки попал один экземпляр, и я установил, что собран он был в Сайгоне. Там след потерялся. К сожалению, у меня нет там контактов — да и ни у кого в нашем долбанном правительстве их нет. Наши проблемы.
Увидев, что Гаунт продолжает массировать челюсть, он протянул ему платок.
— На, прижми. К тому же в «Хайротек» мы прощупали всех — концерн это небольшой, проблем особых с этим не было. Эта компания не имеет ни средств, ни возможностей изготовлять подобного рода компьютеры здесь, не говоря уже о странах Юго-Восточной Азии, где даже нет ее филиалов.
Манч нахмурился.
— Таким образом, остается только «Сато-Томкин», этот американо-японский конгломерат с его представительствами, которые он недавно открыл в Сайгоне.
— Год назад, если быть точными, — перебил его Гаунт. — За такое время вряд ли можно успеть наладить выпуск сколь-нибудь конкурентоспособного на международном рынке компьютера. — Задумавшись, он продолжил: — Не говоря уже об аналоге «Хайва» — компьютера самого последнего поколения.
Манч оставил его слова без внимания.
— Моя встреча с заместителем секретаря по странам Юго-Восточной Азии и региона Тихого океана не оставляет никаких шансов компании «Сато-Томкин». Он дал мне возможность ознакомиться с шифрованными факсами из штаб-квартиры этой компании в Сайгоне головному предприятию в Токио. Шесть дней мы разгадывали код Речь в них шла только о модели компьютера «Хайв», которую «Сато-Томкин» собирался выдать за проект «Ти».
Манч посмотрел на Гаунта и добавил:
— Мне не нужны твои подтверждения того, что я и так уже знаю: программу «Ти» единолично возглавляет Николас Линнер.
Голова покоилась на изящной тумбочке работы мастеров XVIII века, вдумчивые карие глаза в упор взирали на мужчину, который, заложив руки в карманы, склонившись, пристально разглядывал сей предмет.
— Доминик Гольдони, — с нотками даже какого-то благоговения в голосе произнес Леон Ваксман. — Мадонна, как я мечтал лицезреть тебя в таком виде: успокоившегося, лишенного жизненных соков, забальзамированного, подобно музейному экспонату... впрочем, Господь свидетель, ты и стал экспонатом, трофеем! Доминик, видел бы ты метку у себя на лбу — священный полумесяц! — От смеха Леона чуть не посыпалась штукатурка на стенах гостиничного номера.
— Ты рассказывал мне об этой метке, До Дук, когда смылся из джунглей от Майкла и Рока, а ведь эти волки продолжают пожинать в Лаосе плоды, которые по праву принадлежат только мне! Когда я возглавил Сеть, мне казалось, что я смогу вновь прищучить всех эти изменников, — Ваксман на секунду замолк, тело его сотрясалось от гнева. — Майкл и Рок хозяйничают в моих владениях. И даже ты сейчас их там не найдешь.
Леон прикусил нижнюю губу.
— Мне потребовалась чертова уйма времени, чтобы притащить ее сюда, — заметил До Дук, указывая на голову. Он явно пытался сменить тему — кому хочется говорить о собственных оплошностях. — Эта штуковина ехала в ящике из-под гвоздей — довольно оригинально, не так ли?
Леон повернулся, и на его лице медленно расплылась странная улыбка.
— Примо Дзанни. Доминику понравился бы псевдоним, которым я наградил тебя, — хитрый и оборотистый слуга из итальянской комедии масок. Маски в нашей Организации играют не последнюю роль.
Странное дело, лицо Ваксмана напоминало подобие останков древнего человека, случайно найденных в каком-нибудь заброшенном монастыре или замке. Большие круглые глаза настолько глубоко запали в орбиты, что, казалось, покоились в каком-то розовом ореоле. Над узким покатым лбом треугольным выступом росли волосы, черные как смоль, причем этот хохол торчал так же агрессивно, как и выдающаяся вперед челюсть.
— А Флорида пошла тебе явно на пользу — солнце, пляж; девочки. Впрочем, ты заслужил все это.
— Лучше бы я оставался в Лаосе.
— Да. В Голливуде ты наделал немало дел.
Несмотря на преклонный возраст, глубоко посаженные глаза Ваксмана сохранили свою проницательность, в выражении его лица по-прежнему чувствовалась сила, и тем не менее, это было лицо-гротеск с дергающимися жилками на щеке.
