— Взял себе фальшивое имя, а рекомендацию написал от своего собственного? — поднял брови я.
— Умный мальчик, верно? Арендная компания заявила, что у него были «прекрасные рекомендации». А номер, по которому они с ним связывались, привел нас к той самой арендованной ячейке. Корвуц на наш запрос ответить не соблаговолил, а вот этот Дэбсон — совсем другое дело. Заявил, что знает Губеля много лет и что Ники — порядочный, честный и надежный человек. Двое из трех плюс двадцать четыре тысячи наличными очень поспособствовали заключению сделки.
— В какой части Лос-Анджелеса живет этот Дэбсон?
Майло сверился с записями.
— Алтаир-террас, код выглядит как… недалеко отсюда, в Голливудских холмах.
— Интересно, — заинтересовался я, — а надпись оттуда видно?
Я проехал несколько раз взад-вперед по Хайленд, затем переместился на бульвар Санта-Моника, где прогуливались, кто мирно, а кто и не очень, транссексуалы и мужчины-проститутки.
Майло возился с телефоном, одновременно выглядывая Ташу: пытался найти данные сначала на Мелвина, а потом на Мэла Дэбсона.
По нулям.
— Возможно, еще один любитель менять фамилии, — предположил я.
Майло попробовал еще несколько вариантов: Мелфорд, Мелроуз, Мелдрим, Мелник — и откинулся на спинку сиденья, чертыхаясь.
Звонок в налоговое управление относительно Дэбсона тоже ничего не дал, а вот короткий разговор с доброжелательным клерком, юридическим советником графства, вызвал широкую улыбку на лице моего друга.
— Трэммел Дэбсон. Платит налог на собственность на Алтаир-террас вот уже двадцать один месяц.
Мы опять нырнули в компьютер и опять ничего не нашли.
Я заметил:
— Трэммел означает «мешать».
— Понятно. — Майло позвонил Шону и справился насчет обыска в доме в Брентвуде. Ответ: пустой, чистый и никаких машин в гараже.
Закрыв глаза, он откинулся назад, но тут я кое-что заметил.
— Вставай-поднимайся, ленивый народ. — Я показал пальцем, и Майло мгновенно выпрямился:
— Остановись рядом!
На этот раз Таша побежала.
— Замечательно, — пробормотал Майло, когда она нырнула с бульвара в сторону и скрылась в аллее. Он выпрыгнул из машины, а я объехал квартал и выехал на Менсфилд. Когда я появился в конце аллеи, Таша мчалась мне навстречу, быстро работая тощими ногами и далеко обогнав Майло — с пунцовым лицом, месящего руками воздух. Туфли она держала в руке, колготки разорвались в клочья.
Таша оглянулась и побежала быстрее. Потом увидела меня, снова оглянулась и споткнулась, а секунду спустя и вовсе упала на спину, причем сумка отлетела в сторону и осталась лежать вне пределов досягаемости.
Таша как раз поднималась на ноги, когда подоспел тяжело дышащий Майло. Он быстро свалил ее, обыскал, надел наручники и велел не двигаться. Затем схватил сумку и высыпал на асфальт содержимое. Салфетки, презервативы, косметика, печенье и пачка сигарет. Затем выскользнула бритва с перламутровой ручкой и со звоном упала в общую кучу. Все еще пыхтя, Майло тяжело наступил на бритву, превратив перламутр в пыль, и резко поднял Ташу на ноги.
— Идиотка! — выдохнул он.
Проститутка обвисла в его руках. Лицо ее сморщилось, а мелкие камушки прилипли к толстому слою макияжа. Тем не менее она старательно делала попытку улыбнуться, но рычание Майло положило этому конец. Он сунул беглянку на заднее сиденье машины и для пущей надежности пристегнул ремнем безопасности, а сам сел рядом со мной.
Таша позвенела наручниками:
— Вы можете их снять. Я не убегу, сэр. Обещаю, сэр.
— Еще раз откроешь пасть, — прошипел мой друг, — и я тебя придушу. — А потом велел мне: — К голливудскому участку.
— Сэр, не нужно!
Майло с таким усилием рвался к кислороду, что все его тело приподнялось.
Я тронулся с места.
— По крайней мере хорошо прокатимся, — философски заметила Таша. — Обожаю старые «кадиллаки». Она что, была конфискована у кого-то?
— Заткнись к чертовой матери!
— Простите, сэр?
— Ты оглохла?
Спустя пять кварталов от Уилсон-авеню:
— Сэр, не злитесь, но вы все еще очень тяжело дышите. Уверены, что вы в порядке?
— Почему, черт возьми, ты пустилась наутек?
— Испугалась.
— В последний раз мы чем-то тебя обидели?
— Нет, но…
— Что «но»? Молчание.
— Не дай Бог, ты бы что-то упустила, идиотка, — покачал головой Майло.
— Девушке нужно как-то жить.
— Ты вообще можешь перестать жить, если не прекратишь вести себя как кретинка! Догадайся, кого зарезали сразу же после того, как он с тобой расстался?
— Кого-то зарезали?
— Нет, ты и в самом деле глухая…
Долгое молчание.
— Вы же не имеете в виду Тони?
— Ты уже готова для «Угадайки», гений.
— Тони порезали? Он в порядке?
— Как раз наоборот.
— Вы хотите сказать…
— Мы говорим о типе, на котором ты уже больше не заработаешь.
— Господи! О Боже милостивый…
— Это случилось сразу же после встречи с тобой, — злорадно ухмыльнулся мой друг. — Мы решили, что за вами наблюдал кто-то, кроме нас.
— Кто, кто, кто?
— Ты что, сове подражаешь?
— Кто, сэр? Скажите, пожалуйста!
— Ты знаешь о нем что-то еще, о чем забыла поведать нам?
— Нет, сэр, нет…
— Но?..
— Просто я никогда не знала никого, кто был бы на такое способен.
— Ты столько лет на улице! — прищурился Майло. — Не притворяйся целкой.
— Я видела драки, сэр. Видела, как один мужик забил другого до смерти. Видела людей обкуренных, расставшихся с жизнью, потому что… я видела много плохих людей, но никогда ничего подобного…
— Чего именно?
— Такого… продуманного.
— Откуда ты знаешь, что это было продумано?
— Перевертыши, — пояснила Таша. — Это все как игра. Тони ведь никому не сделал ничего плохого, правильно?
— Почему нет?
— Тони был слабым, в нем не было злости, только печаль.
— Насчет одного ты права, — согласился Майло, — это было продумано.
— Я не хочу знать. Пожалуйста, сэр, не рассказывайте мне подробностей.
— Ладно, но мы с напарником обожаем подробности. Хочу услышать все, что ты знаешь о Твиде.
— Больше ничего. Клянусь, ничего.
Майло повернулся ко мне:
— Что-то у нас не ладится, напарник.
— Но я правда рассказала вам все, что знаю, сэр! — заныла Таша.
— На скольких вечеринках ты встречалась с Твидом?
— Только на той одной.
— Не больше?
Молчание.
— В чем проблема? — спросил Майло.
— Я больше никогда не пойду в это место.
— Это не ответ.
— Дело в том… если честно, то никто меня не приглашал, — призналась Таша.
Когда мы подошли к заднему входу в голливудский участок, она сказала:
— Вам не надо меня запирать, я обещаю быть паинькой.
Майло просвистел какую-то мелодию.
— Сэр, существует проблема. Настоящая проблема. Обычно у них только одно помещение для девочек, потому что большинство нарушителей порядка — мальчики. И если в комнате для девочек слишком много народу, они могут поместить тебя в комнату для мальчиков, а это опасно.
— А ты подходяще оборудована для комнаты для девочек?
Молчание.
— Так как?
— Еще нет. Я коплю деньги, — еле слышно произнесла она.
— Тогда я ничего не могу сделать. Ты знаешь правила. — Строгий тон, но мускулы щеки подрагивают.
— Пожалуйста, сэр! Другие полицейские хорошо ко мне относятся, я не безобразничаю, и они сажают меня к девочкам. Девочкам я нравлюсь, спросите кого хотите. Я не доставляю никому неприятностей, посмотрите мое досье.
— Когда ты была здесь в последний раз?
— Год назад, сэр. Может, больше. Вы посадите меня туда, куда надо, и я сделаю все, что вы…
— Вот что я тебе скажу, — перебил ее Майло. — Если будешь сотрудничать, я не посажу тебя за бритву, хотя я тебя уже один раз предупреждал, или за сопротивление полиции, хотя ты заставила меня потренироваться.
— Да, сэр, конечно… а что вы имеете в виду под «сотрудничать»?
— Ты у нас свидетель. Может быть, я даже принесу тебе чего-нибудь пожевать.
— Будет очень мило с вашей стороны, сэр… вы же выкинули мое печенье.
Голливудский полицейский участок милостиво предоставил нам кабинет для допросов, куда Майло и посадил Ташу. Он принес ей пончики кока-колу и позвонил Раулю Биро. Тот все еще находился на месте преступления на Родни-стрит: продолжал ждать допуска в квартиру и жаждал поделиться некоторыми находками.
Голова Тони Манкузи была отпилена прямо под подбородком, большая часть шеи осталась нетронутой. Пилили аккуратно, между позвонками, чтобы не ломать их, и очень чисто; патологоанатом считал, что пользовались чрезвычайно острым лезвием без зазубрин, что напоминало нож, которым поработали над Эллой Манкузи. Скорее всего тем же ножом были обрублены и пальцы Тони. Пробные порезы на другой руке предполагают, что убийца собирался и на ней отрубить пальцы, — так сказать, для симметрии.
