Мужчина уперся руками в бедра, и мы услышали, как он засмеялся.
Женщина попыталась поднять коробку, но ей не удалось. Тогда мужчина ухватился за один конец, и они вместе понесли коробку к дому.
— Снова за аэробику, — проворчал Майло и пошел вперед, бесшумно ступая огромными ботинками на резиновых каблуках.
Я услышал движение прежде, чем увидел. Таша, дрожа, уцепилась за ветку, чтобы удержаться на ногах. Посыпались листья.
— Не двигайся, — предостерег я.
— Можете не сомневаться, сэр.
Я пошел вслед за Майло. Футов через двадцать я уже смог разглядеть детали.
Майло стоял, расставив ноги и держа двумя руками пистолет девяти миллиметрового калибра. Оружие было направлено в улыбающееся лицо человека, который называл себя Николасом Губелем. И несмотря на то что Майло бежал в гору — никаких признаков одышки.
На Губеле была стянутая у ворота крестьянская рубашка, белые юбка-брюки, выставляющие напоказ волосатые лодыжки, красные бакелитовые серьги и красная губная помада. Ансамбль завершали двухдневная щетина и старушечьи очки.
Кажется плохой шуткой, если бы не рука вокруг шеи женщины с короткими волосами, отчего ее спина выгнулась, а голова запрокинулась назад. В другой руке Губель держал маленький черный пистолет, прижатый к картонной коробке, и, казалось, старался проткнуть ее дулом — в ней уже образовалась дырка.
— Пожалуйста, отпустите его! — взмолилась женщина. — Он там задохнется!
— Хорошая идея, Дейл, — поддержал Майло, но Губель не ответил.
— Мой ребенок, — всхлипнула женщина, и Губель надавил на пистолет, засовывая его глубже в коробку.
— Возможно, будет милосерднее вышибить у малыша мозги?
— Пожалуйста! — простонала женщина.
В одном из домов посредине Алтаира зажегся свет.
— Посмотри, что ты наделала, — сказал Губель и сунул пистолет в коробку так глубоко, что в ней скрылось все дуло. Коробка зашевелилась. Он пнул ее. Из коробки стали доноситься звуки.
Приглушенные крики.
— О Господи, пожалуйста, я вас умоляю! — взвизгнула женщина.
Надавив ей на руку, Губель заставил ее замолчать.
— Плохая идея, Дейл, — сказал Майло.
— Я мастер идей, — не согласился тот странным, пустым голосом.
— Я вызвал поддержку, Дейл. Разумнее сразу сдаться.
— Дейл, — сказал Губель. — Кто же это такой, черт побери?
Крики, доносившиеся из коробки, стали громче. Затем послышался кашель.
— Ему нечем дышать! — всхлипнула женщина.
— Жизнь мимолетна, — отозвался Губель. — Тем больше мы должны ценить то, что имеем.
— Пожалуйста! Ему всего два года!
Майло шагнул ближе.
Губель снова пнул коробку.
Майло пододвинулся еще.
Губель предостерег его:
— Еще раз пошевелишься, и я бам-бам Бам-бама.
— Эмилио, — сказала женщина. — У него есть имя.
— Давай не будем волноваться, — предложил Майло.
— Хорошая мысль, — согласился Губель. — Я мягок, как сливочный торт. Кто-нибудь любит… анаграммы?
Женщина заплакала, а Майло заметил:
— Они приедут в любую минуту, Дейл.
— Не считайте меня дураком, — скривился Губель. — Я знаю, что тут только вы и у вас нет рации.
— Я позвонил по телефону, Дейл.
Быстрый поворот руки. Женщина всхлипнула.
— Тихо, слышишь?! — приказал Губель. — Я верю в счастливые концы, а ты, chiquita?
— Да, да, пожалуйста, отпустите его!
— Я вовсе не считаю тебя дураком, — сказал Майло, — но…
— Одно ваше присутствие здесь меня оскорбляет. — Мерзавец снова надавил на пистолет.
— Красивый наряд, — отметил Майло. — Кто у тебя портной?
От удивления Губель вздрогнул, и его рука с пистолетом на секунду ослабла.
Я выскочил вперед и закричал:
— Замри! Бросай оружие на землю немедленно!
Губель резко повернул голову в сторону моего крика, несколько ослабил хватку и позволил женщине опустить голову и вцепиться зубами в его руку.
Правда, он тут же стряхнул ее и сказал:
— Прощай, Эмилио!
Майло расстрелял всю обойму разом.
Секунду Губель еще стоял, вскинув вверх руки, как бы сдаваясь. Потом упал.
Одна серьга слетела, будто красная градина.
Женщина кинулась к коробке, умудрившись удержать ее от падения, сорвала крышку, вытащила оттуда плачущего малыша и прижала к груди.
Губель издал странный тонкий визгливый звук.
Когда ребенок успокоился, мать с сыном на руках подошла к телу негодяя и яростно его пнула.
Женщину звали Фелиция Торрес, и ей было двадцать восемь лет. Ее мужа, ландшафтного дизайнера Стюарта, который по ночам изучал биологию, три месяца назад послали в Ирак. Без отцовского заработка накопления молодой семьи вскоре кончились, и Фелиция начала подыскивать себе временную работу. Претендовать на работу в офисе она не могла, поскольку не знала компьютера. Пришлось искать что-нибудь попроще.
Фелиция дважды устраивалась уборщицей в офисы в центре города, но из этого ничего не вышло: зарплаты едва хватало на оплату нянек.
Вот почему объявление, которое попалось ей на глаза, насчет работы «дважды в неделю по уборке дома» в Брентвуде, показалось многообещающим. Замечательный район, «щедрое вознаграждение», к тому же мужчина, который ответил на ее звонок, показался ей очень дружелюбным. «Щедрое вознаграждение» равнялось двадцати долларам в час — значительно больше, чем она рассчитывала. А когда Ник охотно разрешил ей приводить с собой сына, Фелиция решилась.
Ее «хонда» была в мастерской, поэтому из своей однокомнатной квартиры в Венеции ей приходилось ехать на автобусе, а затем идти по бульвару Сансет, толкая перед собой коляску с Эмилио. Она не сразу нашла улицу, вдобавок вдоль нее не оказалось тротуаров, поэтому коляску здорово трясло, но Эмилио укачало и он заснул.
Когда она наконец увидела дом, то поняла, что ей крупно повезло. Огромный, красивый, как из передачи «Дом и сад»; сияющий «лексус» на дорожке.
Она постучала в дверь, и тот же самый приятный голос сказал:
— Входите, открыто.
На первый взгляд Ник казался таким же милым и приятным, как и по телефону. Немного долговязый, но с хорошей фигурой — приятная внешность в стиле богатых пожилых мужчин.
Он сразу же протянул Фелиции стодолларовую банкноту.
— Это аванс. Считайте свои часы сами и дайте мне знать, когда нужно будет платить.
Дом внутри был больше, чем казался снаружи, с высокими, как в соборе, потолками и белыми стенами. И очень светлый, даже при выключенном свете. После меблировки наверняка будет выглядеть жизнерадостно, но сейчас же, к удивлению Фелиции, он был совершенно пуст и выглядел идеально чистым. Но Ник платил деньги, и ей нравилось ощущение стодолларовой купюры в кармане своих джинсов.
Эмилио все еще спал, посапывая. Фелиция огляделась, не зная, куда поставить коляску.
Ник улыбнулся и прошептал:
— Забавный.
Он провел ее в комнату в задней части здания, где — поверить невозможно! — стояла кроватка и лежали игрушки.
Когда Фелиция попыталась поблагодарить, Ник пожал плечами, взял коляску и поставил ее в угол.
Солнечный свет, льющийся через огромное, идеально чистое окно, превратил куски дубового пола в золото, но не попадал на Эмилио — хозяин поставил коляску в прохладный тенистый угол; такой душевный человек! Через окно Фелиция видела по-настоящему роскошный сад с тропической растительностью и большой голубой бассейн. Она подумала, что бы сказал Стюарт о посадках. Ей все казалось нормальным, но женщина в этом плохо разбиралась и не была слишком требовательной.
Забавные игрушки, некоторые еще в коробках. Ник усмехнулся.
— Трудно поверить, что вы стали тратить на это время, сэр.
— Ничего особенного, Фелиция. — Он назвал ее по имени так, будто они знали друг друга уже много лет.
— Только не для меня. Ведь это, наверное, стоило…
Ник приложил палец к ее губам.
— Самое главное, чтобы ему было чем заняться, когда проснется.
— Он будет счастлив! Он как раз любит такие игрушки… У вас есть дети, сэр?
— Пока нет. Я поехал в игрушечный магазин и попросил продавщицу…
— Это так…
— Фелиция, если все будут бояться сделать лишний шаг, мир станет весьма унылым местом… Давайте лучше я покажу вам, что надо делать. Когда вам понадобится позаботиться об этом молодом человеке, не стесняйтесь.
Фелиция почувствовала, что может расплакаться, и, наверное, Ник догадался, какие эмоции ее охватили.
— Я люблю помогать, — сказал он. — На самом деле это немного эгоистично, потому что доставляет радость мне самому.
Эмилио проснулся в благодушном настроении. Игрушки привели его в такой восторг, что он даже излишне возбудился, но потом успокоился и занялся пластмассовыми машинками. При этом мордочка малыша была такой серьезной и нахмуренной, что он напомнил Фелиции ее отца, который жил во Флориде.
