Та резко шагнула вперед и взмахнула рукой. Крупская не шелохнулась.
– Ну давай, – сказала она. – Попробуй.
Несколько секунд они молча стояли друг против друга. Потом Елена Сергеевна повернулась, сорвалась с места и побежала прочь. По лестнице, удаляясь, эхом застучали шаги.
– Дура, – негромко сказала Крупская. – Конченая. Ничтожество.
Ей нужно было в уборную: освежиться и привести себя в порядок. Она прошла до конца коридора, открыла ключом дверь учительского туалета и вошла внутрь. Из-за двери зашумела вода.
Если бы Светлана Николаевна была чуть внимательнее, если бы сейчас ее не рвали на части эмоции, не будь она так погружена в мысли, грозовыми тучами клубящиеся в голове, то она бы заметила мелькнувшую в коридоре тень, юркнувшую при ее приближении в мальчишеский туалет. Но даже если бы она заметила и смогла разглядеть, то вряд ли в тот миг узнала бы в задержавшемся в школе в ожидании мамы мальчишке Рому Лапковича. Последние несколько минут он стоял, дрожа всем телом, за углом коридора, прислушиваясь к каждому слову, которое выкрикивал злой, раздраженный женский голос, и лицо его, сведенное жуткой гримасой, мало было похоже на человеческое.
Больше всего он был похож сейчас на оскалившегося от страха и злости волчонка.
За окном автобуса проплывало, меняя форму и очертания, серое, черное, грязно-белое – как на унылой монохромной гравюре: море, лес, проплешины первого снега, дома, низкие здания заброшенных фабрик и блестящая черная лента широкой реки. Над всем этим висело безмолвное белесое небо. Несколько десятков веков назад тут было море, еще раньше – многокилометровая толща льда с вмерзшим мусором и гигантскими валунами, похожими на скалы, а миллионы лет ранее, в эпохи, которые представить себе так же сложно, как бесконечность космоса, здешние земли путешествовали на исполинской геологической плите, неспешно дрейфуя по поверхности неузнаваемо юной планеты, смыкаясь и вновь расходясь с тем, что было сейчас Антарктидой, Австралией или Америкой.
Теперь здесь были черные леса, серые реки и узкая лента шоссе, по которой пасмурным утром осеннего четверга чумазый усталый автобус ехал из Северосумска в Михайловск. Все места были заняты: многие совершали такую поездку практически ежедневно, утром и вечером, на работу и обратно домой. Аркадий Леонидович примостился на заднем сиденье у окна и размышлял.
В последние дни наступило тревожное затишье, будто кто-то взял передышку и задремал, видя недобрые сны. После бурных событий прошлой недели в школе настало спокойствие: ни драк, ни скандалов, ни криков; ученики посещали занятия, преподаватели монотонно произносили вытверженные годами слова уроков; на переменах одни сбивались, перешептываясь и озираясь, в небольшие группы, другие молча сидели в учительской, уткнувшись в тетрадки, журналы и книги, лишь перебрасываясь иногда парой слов. В городе с наступлением сумерек прохожие ускоряли шаг, машины торопливо проносились по проспектам и улицам, и, хотя не было слышно больше о каждодневных бессмысленных актах насилия, все чувствовали, что мнимое спокойствие может в любую секунду взорваться новым ударом зловещей незримой стихии.
Говорят, такое затишье бывает в самом центре тайфуна.
– Снова в Михайловск? – спросила Карина.
– Да, узнал кое-что новое про капище, – объяснил Аркадий Леонидович. – Хочу съездить в музей, пообщаться с коллегами, задать пару вопросов.
Хотя бы тут обошлось без вранья, пусть даже он не мог рассказать, что именно, от кого и при каких обстоятельствах стало ему известно. Вряд ли Карина могла бы связать его очередную поездку в областной центр с тем мимолетно мелькнувшим в новостях фактом, что духовный наставник «Северной Веды» Кларисса Львова неожиданно покинула город, в спешке оставив тут офис, партию новых книг, сертификаты потомственной ведьмы, тренера Гену и своих подопечных, пребывавших в растерянности, как овцы, пастырь которых сбежал, побросав посох и пастуший рожок. Аркадий Леонидович, как и прежде, берег Карину от разрушительной правды: да, она многое понимала, еще больше чувствовала, он ощущал их тесную связь, как часто бывает у любящих друг друга людей, но, как тоже часто бывает с теми, кто любит, всеми силами старался оградить ее от того, что могло смутить ее, напугать или расстроить.
– Постараюсь вернуться вечером.
– Хорошо, я буду ждать. Будь осторожен.
И поцеловала, задержав губы у его щеки чуть дольше обычного.
По сравнению с Северосумском Михайловск выглядел мегаполисом: перекрестки проспектов, потоки машин, торговые центры, витрины, гостиницы и рестораны. Аркадий Леонидович уже успел привыкнуть к тому, что в любую точку города из его центра можно при желании дойти пешком максимум за час с небольшим, и даже растерялся немного, добираясь с пересадками на двух троллейбусах до областного историко-краеведческого музея, к которому прибыл изрядно помятым, с оттоптанными ботинками и чужими соплями на рукаве пальто, – был утренний час пик.
Аркадий Леонидович ожидал увидеть огромный старинный особняк, похожий на дворец, или монументальное здание середины прошлого века с треугольным фронтоном и колоннами вдоль фасада, но с удивлением обнаружил, что главный исторический музей области располагается на первых двух этажах жилого многоэтажного дома, вытянутого вдоль проспекта и серого, как поздняя осень.
Внутри, за дверью служебного входа, в полумраке виднелась неширокая лестница и коридор, уходивший влево и вправо. На обшарпанных стенах висели расписания выставок, какие-то приказы и цветная афиша: «15 июня концерт музыки народов саами. Вход свободный».
– Мы еще закрыты, мужчина!
Рядом с лестницей за старой школьной партой сидела полная женщина в синем халате, неприязненно глядевшая на Аркадия Леонидовича через толстые очки.
– Здравствуйте! – сказал он, стягивая с головы черную шапочку.
– Я говорю, мы закрыты, мужчина! Музей работает с одиннадцати, вход с другой стороны!
– Доброе утро!
– Мужчина, мы закрыты, я вам говорю! – Голос постепенно срывался на визг.
Аркадий Леонидович вздохнул, подошел ближе и произнес:
– Я не в музей. У меня назначена встреча с одним из научных сотрудников, Сизых Гавриилом Ивановичем. Не подскажете, где я могу его найти?
Очки свирепо блеснули.
– Направо по коридору. – Женщина махнула рукой перед носом у Аркадия Леонидовича и уткнулась в раскрытый на парте журнал с телевизионной программой.
– Направо, а там?..
– Найдете!
– Большое спасибо! – сердечно поблагодарил Аркадий Леонидович и отправился искать.
Гавриил Иванович Сизых не то чтобы полностью соответствовал своей фамилии, но и здоровым румянцем не отличался. У него были седоватые поредевшие кудри, пепельного оттенка щеки и большие печальные голубые глаза. Рабочий кабинет его был просторным, довольно опрятным, с четырьмя столами, за которыми, сгорбившись, сидели двое мужчин в свитерах и девушка с короткими волосами, покрашенными в ядовито-зеленый цвет. На подоконниках стояли горшки с фикусами, фиалками и алоэ. Негромко играло радио.
– Гавриил, – представился он.
– Аркадий, – ответил на рукопожатие Аркадий Леонидович.
– Ну, – развел руками Сизых, – можем прямо здесь поговорить…
– Было бы лучше пройтись немного, если не возражаете. Покажете мне экспозицию?
Они поднялись по служебной лестнице на второй этаж и вошли в анфиладу широких и гулких залов с низкими потолками и сплошными рядами тускло мерцающих в полумраке темных витрин. Зал, посвященный культуре каменного века, находился в дальнем конце музея, и Аркадий Леонидович с Сизых успели немного разговориться: несколько профессиональных реплик, немного об университете, о научных работах, пара-тройка имен, общие знакомые – хотя на последнюю тему Аркадий Леонидович особо не распространялся, не забывая о том, что теперь носит другую фамилию.
– Аркадий, так что конкретно вас интересует? Признаюсь, я был несколько заинтригован: ученый из Петербурга, который почему-то учительствует в Северосумске, проявил интерес…
– А я вот как раз по поводу Северосумска. Точнее, насчет культовой постройки эпохи неолита. Это же сотрудники вашего музея проводили раскопки?
Сизых посмотрел на Аркадия Леонидовича странным взглядом и почему-то напрягся.
– Да, – ответил он. – А что?
– Ну, это большое событие, насколько я понимаю. Такая находка, возможно, являющаяся частью древнего поселения, – это огромный потенциал для исследовательской работы. Просто захотел узнать, так сказать, мнение коллеги – специалиста по этому вопросу.
– А какое тут может быть мнение? – занервничал Сизых. – Тут и мнений никаких быть не может. Сами сказали: событие, потенциал. На место выезжала комиссия из наших сотрудников под руководством самого директора, Трипольский его фамилия, не слыхали?
