Ознакомительная версия.
– Любая, но не я.
– Ешьте. Я говорю это своим дочерям каждый день. Ешьте.
Кейт взяла вилку и смогла съесть половину содержимого своей тарелки. И когда Кейт попивала чай, а Фрэнк держал в руке огромную чашку кофе, они оба почувствовали себя намного свободнее; беседа вновь вернулась к Лютеру Уитни.
– Если вы думаете, что у вас достаточно оснований для его ареста, почему вы этого не делаете?
Фрэнк, покачав головой, поставил свою чашку на стол.
– Вы же были у него дома. Его там нет уже давно. Возможно, он скрылся сразу после того, как это случилось.
– При условии, что это сделал именно он. Все ваши улики косвенные. Это не более чем догадки, лейтенант.
– Могу я говорить с вами начистоту, Кейт? Кстати, могу я называть вас Кейт?
Она кивнула.
Фрэнк поставил локти на стол и в упор посмотрел на нее.
– Давайте без дураков: почему вам так трудно поверить, что ваш старик прикончил эту женщину? У него уже были три отсидки. Он явно жил на грани между законом и преступлением всю свою жизнь. Его допрашивали по поводу дюжины других краж со взломом, но не смогли предъявить ему обвинений. Он профессиональный преступник. Вам знаком этот тип. Человеческая жизнь для них ни черта не значит.
Прежде чем ответить, Кейт отпила чаю. Профессиональный преступник’ Разумеется, ее отец был именно профессиональным преступником. Она не сомневалась, что все эти годы он продолжал совершать преступления. Это явно было у него в крови. Как наркомания. Неизлечимо.
– Он никого не убивает, – тихо сказала она. – Он может украсть, но он никогда не причинил никому физического вреда. Это не в его правилах.
Что такого особенного сказал Джек?.. Ее отец был напуган. Он был так сильно напуган, что его вырвало. Полиция никогда не пугала ее отца. А если именно он убил эту женщину? Возможно, всего лишь рефлекс, пистолет выстрелил, и пуля оборвала жизнь Кристины Салливан. Все это могло произойти в считанные секунды. Времени думать не было. Только действовать. Чтобы не остаться в тюрьме до конца жизни. Все это было возможно. Если отец убил эту женщину, он был бы напуган, был бы в ужасе, его могло бы стошнить от страха.
Несмотря на всю причиненную отцом боль, вспоминая о нем, она часто думала о том, каким ласковым и добрым он был. Об обнимавших ее больших руках. Как правило, его неразговорчивость со многими людьми граничила с невежливостью. Но с ней он разговаривал. Он говорил с ней, а не поверх ее, мимо ее, как делали большинство взрослых. Он говорил с ней именно о том, что интересует маленьких детей. О цветах, о птицах, о том, почему небо неожиданно изменяет свой цвет. О платьях, ленточках и шатающихся зубах, которым она не давала покоя. Это были короткие мгновения доверительного общения отца и дочери, жестоко растоптанные, когда его осудили и посадили за решетку. Но когда она подросла, эти разговоры постепенно превратились в тарабарщину, истинное лицо Лютера Уитни с его доброй улыбкой и большими, но нежными пальцами она стала связывать с тем местом, куда его посадили.
Почему же она считала, что этот человек не способен на убийство?
Фрэнк наблюдал за ее быстро моргающими глазами. В ней происходил какой-то перелом, он это чувствовал.
Фрэнк взял ложку и добавил сахару в кофе.
– Так вы говорите, что не можете представить своего отца в роли убийцы этой женщины? Я полагал, что вы давно не поддерживаете отношений друг с другом.
Кейт, вздрогнув, отвлеклась от своих размышлений.
– Я не говорю, что не могу этого представить. Я просто хочу сказать, что...
Она чувствовала, что запутывается. Она допросила не одну сотню свидетелей, и ни один из них не вел себя на допросе так беспомощно.
Она торопливо покопалась в своей сумочке и достала пачку сигарет. Увидев сигареты, Фрэнк достал жевательную резинку.
Она выпустила дым в сторону от него и увидела резинку.
– Тоже пытаетесь бросить? – В ее глазах блеснула искорка интереса.
– Пытаюсь, но ничего не выходит. Так что вы сказали? Она медленно выдохнула дым, пытаясь справиться с нервным возбуждением.
– Как я уже вам говорила, я не видела отца несколько лет. Возможно, он и оказался способен убить эту женщину. Все может быть. Но в суде это не имеет никакого значения. В суде важны только улики. И точка.
– Мы пытаемся найти доказательства его вины.
– Но у вас нет никаких реальных вещественных улик, которые связывают его с местом преступления? Отпечатки? Свидетели? Есть у вас что-нибудь подобное?
Замявшись, Фрэнк, наконец, решился ответить.
– Нет.
– Вам удалось установить, что у него есть какие-то украденные предметы?
– Пока мы ничего не нашли.
– Результаты баллистической экспертизы?
– Отрицательные. Одна бесполезная пуля, никакого оружия.
Почувствовав себя более уверенно, как только разговор коснулся юридического анализа дела, Кейт откинулась на спинку стула.
– И это все, что у вас есть? – Она искоса посмотрела на него.
Он опять замялся и пожал плечами.
– Видимо, да.
– Тогда, детектив, у вас нет ничего! Ничего!
– У меня есть интуиция, и она подсказывает мне, что Лютер Уитни был в том доме, в той спальне и в то самое время. А теперь я хочу узнать, где он скрывается.
– Ничем не могу вам помочь. Вашему приятелю как-то ночью я сказала то же самое.
– Но вы же приходили к нему домой той ночью? Зачем?
Кейт пожала плечами. Она решила не упоминать о разговоре с Джеком. Скрывала ли она тем самым улики? Может быть.
– Не знаю. – Отчасти это было правдой.
– Странно, Кейт. Вы производите впечатление человека, который всегда знает, что делает.
Перед ее глазами возникло лицо Джека. Она раздраженно отогнала видение прочь.
– Значит, вы ошибаетесь, лейтенант.
Фрэнк церемонно закрыл записную книжку и подался вперед.
– Мне действительно необходима ваша помощь.
– Зачем?
– Пусть это останется между нами: меня больше интересуют результаты, чем юридические тонкости.
– Забавно, что вы говорите подобное прокурору.
– Я не хочу сказать, что играю не по правилам. – Фрэнк, наконец, сдался и достал свои сигареты. – Я имею в виду, что предпочитаю идти к цели по пути наименьшего сопротивления. Одобряете?
– Одобряю.
– По моим сведениям, хотя вы и ненавидите своего отца, он по-прежнему тоскует по вас.
– Кто вам сказал?
– Господи, я же следователь. Так это правда или нет?
– Не знаю.
– Черт возьми, Кейт, не играйте со мной в эти дурацкие игры. Правда это или нет?
Она со злостью примяла свою сигарету.
– Правда! Теперь вы довольны?!
– Пока нет, но я близок к этому. У меня есть план, как выкурить его оттуда, где он скрывается, и я надеюсь на вашу помощь.
– Не думаю, что я в состоянии помочь вам.
Кейт знала что за этим последует. Она видела это в глазах Фрэнка.
На изложение плана ему потребовалось десять минут. Три раза она сказала “нет”. Получасом позже они все еще сидели за столом.
Фрэнк откинулся на спинку стула, а затем резко подался вперед.
– Послушайте, Кейт, если вы не сделаете этого, то у нас не будет никаких шансов найти его. Если все так, как вы говорите, и мы не сможем построить обвинение, то его выпустят на свободу. Но если он виновен, и мы сможет это доказать, тогда, черт побери, даже не заикайтесь о том, что ему все должно сойти с рук. А теперь, если вы считаете, что я не прав, я отвезу вас домой и забуду, что встречался с вами, а ваш старик сможет продолжать безнаказанно красть... и, возможно, убивать. – Он в упор взглянул на нее.
Она открыла рот, но слов не последовало. Ее взгляд блуждал за его спиной, где возник зыбкий образ из прошлого, а потом внезапно исчез.
Почти тридцатилетняя Кейт Уитни была совершенно не похожа на малыша, заливисто смеющегося, когда отец подбрасывал ее в воздух, или на девочку, поверяющую ему важные тайны, которыми она не поделилась бы ни с кем другим. Она стала взрослой и уже долго жила самостоятельно. Кроме того, она была государственным прокурором, поклявшимся быть верным закону и Конституции. Она должна была следить за тем, чтобы каждый преступник понес заслуженное наказание, независимо от того, кем бы он ни был и чьим бы родственником ни являлся.
И затем у нее в уме возник еще один образ. Ее мать смотрит на дверь, ожидая, что он вернется домой. Беспокоится за него. Навещает его в тюрьме, составляет списки вопросов, по которым с ним нужно поговорить, наряжает Кейт перед этими свиданиями, все более радуется по мере того, как срок подходит к концу. Как будто он не вор, а какой-нибудь герой, спасающий человечество. Ей вспомнились жестокие слова Джека. Он сказал, что вся ее жизнь – это ложь. Он ожидал, что она посочувствует человеку, бросившему ее. Как будто обидели не ее, а Лютера Уитни. Что ж, Джек может катиться ко всем чертям. Она благодарила Бога, что отказалась выйти за него замуж. Человек, который так оскорбил ее, заслужил отказ. А вот Лютер Уитни заслужил все то, что ему предстояло. Может, он не убивал эту женщину. А может, и убил. Не ее дело это решать. Ее работа – сделать так, чтобы решение могли принять присяжные. В любом случае, место ее отца в тюрьме. По крайней мере, там он не причинит никому вреда. Не сможет опять разрушить чью-то жизнь.
Ознакомительная версия.
