Ознакомительная версия.
— Ты думаешь, там что-то есть под грунтовкой?
— Это многое объясняет.
Сиенна немедленно схватила шестиугольную деревянную крышку купели и немного сдвинула ее, глядя вниз на воду. Она схватила новое льняное полотенце и погрузила его в крестильную воду. Затем протянула капающую ткань Лэнгдону.
— Ты должен сделать это.
Лэнгдон поместил маску лицом вниз на левую ладонь и взял влажное полотенце. Выжав избыток воды, он начал прикладывать влажную ткань ко внутренней части лба Данте, увлажняя область с семью каллиграфическими Р. После нескольких прикосновений указательным пальцем он повторно опустил ткань в купель и продолжил. Черные чернила начали размазываться.
— Грунтовка растворяется, — сказал он взволнованно. — И чернила вместе с ней.
Выполнив все это в третий раз, Лэнгдон начал говорить с набожной и мрачной монотонностью, которая эхом откликалась в баптистерии.
— Через крещение Господь Иисус Христос освободил тебя от греха и привел тебя к новой жизни через воду и Святой Дух.
Сиенна уставилась на Лэнгдона, как на сумасшедшего.
Он пожал плечами.
— Это, кажется соответствует моменту.
Она закатила глаза и вернулась к маске. Пока Лэнгдон продолжал применять воду, оригинальный гипс под грунтовкой стал видимым, его желтоватый оттенок больше соответствовал тому, что Лэнгдон ожидал от старинного экспоната. Когда последняя из букв Р исчезла, он подсушил область чистым полотном и держал маску так, чтобы Сиенна могла посмотреть.
Она громко выдохнула.
В точности, как Лэнгдон и ожидал, под грунтовкой действительно что-то скрывалось — второй слой каллиграфии — девять букв, написанных непосредственно на бледно-желтой поверхности исходного гипса.
На сей раз, однако, из букв сформировалось слово.
— «Одержимые»? — требовательно спросила Сиенна. — Я не понимаю.
— Я не уверен, что думаю также. — Лэнгдон изучал текст, который появился под буквами. — Р — отдельное слово, украшающее надписью внутреннюю часть лба Данте. Одержимые.
— Как… одержимые дьяволом? — спросила Сиенна.
— Возможно. — Лэнгдон перевел взгляд на мозаику, где Люцифер поглощал несчастные души, у которых не было возможности очиститься от греха. Данте… одержимые? Казалось, это не имеет смысла.
— Должно быть что-то еще, — утверждала Сиенна, взяв маску из рук Лэнгдона и изучив ее более подробно. Через мгновение она начала кивать головой. — Да, посмотри на края слова… есть еще текст с обеих сторон.
Лэнгдон посмотрел снова и теперь увидел слабую тень дополнительного текста, проступившего сквозь влажную грунтовку, на каждом из концов слова «одержимые».
Сиенна с нетерпением схватила тряпку и продолжила прикладывать ее вокруг слова, пока не появился новый текст, написанный плавным изгибом.
Лэнгдон тихо присвистнул.
— Вы, одержимые игрой ума,
Постигнете сокрытое ученье
За пеленою странного стиха.
Сиенна уставилась на него.
— Что, прости?
— Одна из самых знаменитых строф «Ада» Данте, — с волнением сказал Лэнгдон. — Так Данте призывает своих смышленых читателей отыскать мудрость, скрытую в его таинственных стихах.
Лэнгдон часто цитировал именно эту строку, преподавая литературную символику; строка была столь же похожим сравнением, как ее автор, широко размахивающий руками и кричащий: «Эй, читатели! Здесь скрыт символический двойной смысл!»
Сиенна начала тереть заднюю часть маски, уже более энергично.
— Поосторожнее с этим! — призвал ее Лэнгдон.
— Ты прав, — объявила Сиенна, рьяно стирая грунтовку. — Остальная часть цитаты Данте здесь — точно, как ты ее вспомнил. — Она сделала паузу, чтобы опустить ткань назад в купель и ополоснуть ее.
Лэнгдон наблюдал с тревогой, поскольку вода в крестильной купели становилась мутной из-за растворяющейся грунтовки. Наши извинения Святой Иоанн, подумал он, неудобно, что эта священная купель используется в качестве раковины.
Вынутая из воды ткань капала. Сиенна только выкрутила ее, прежде чем поместить сырую ткань в центр маски, и размахивала ею вокруг, как будто она мыла суповую тарелку.
— Сиенна! — предупреждал Лэнгдон. — Она старинная…
— По всей обратной стороне есть текст! — объявила она, осматривая внутреннюю часть маски. — И он написан в… — Она сделала паузу, поворачивая голову влево и вращая маску вправо, как будто пытаясь читать боком.
— Написан в чем? — не видя что там, требовательно спросил Лэнгдон.
Сиенна закончила чистить маску и подсушивала ее свежей тканью. Затем она положила маску перед ним, чтобы вдвоем изучить результат.
Когда Лэнгдон увидел внутреннюю часть маски, он внимательно ее просмотрел. Вся вогнутая поверхность была покрыта текстом и содержала около ста слов. Начиная сверху со строки «О вы, одержимые…», текст продолжался единой, непрерывной линией… завиваясь вниз в правую сторону маски к основанию, где переворачивался вверх дном и продолжался сзади вдоль основания, возвращаясь к левой стороне маски к началу, где повторял похожий путь петлей слегка меньшего размера.
Путь текста устрашающе напоминал спиральную тропу Горы Чистилища к раю. Будучи специалистом по символогии Лэнгдон немедленно идентифицировал точную спираль. Симметричная Архимедова спираль с направлением по часовой стрелке. Он также отметил, что число оборотов от первого слова, O, к заключительному периоду в центре было знакомым числом.
Девять.
Едва дыша, Лэнгдон медленно и постепенно поворачивал маску, читая текст, который извивался внутри вокруг вогнутого шара, направляясь к центру.
— Первая строфа — Данте, почти дословно, — сказал Лэнгдон.
О вы, одержимые, взгляните…
И всякий наставленье да поймет,
Сокрытое под странными стихами!
— А остальное? — настаивала Сиенна.
Лэнгдон покачал головой.
— Я так не думаю. Написано в похожем стихотворном стиле, но я не считаю, что это текст Данте. Похоже, что кто-то подражает его стилю.
— Зобрист, — прошептала Сиенна. — Это должно быть он.
Лэнгдон кивнул. Это было столь же удачное предположение, как и любое другое. Зобрист, в конце концов, изменив «Карту Ада» Боттичелли, уже показал свою склонность к сотрудничеству с мастерами и изменению великих произведений искусства для удовлетворения своих потребностей.
— Остальная часть текста очень странная, — сказал Лэнгдон, снова вращая маску и читая внутри. — Он говорит об… оторванных головах лошадей… вырывающих кости слепых. — Он проскользил взглядом вперед к заключительной строчке, которая была написана в узком кругу в самом центре маски. Он с испугом вдохнул. — И также упоминает «кроваво-красные воды».
Брови Сиенны выгнулись.
— Точно так же, как в твоих видениях седой женщины?
Лэнгдон кивнул, ломая голову над текстом. Кроваво-красные воды… лагуны, которая не отражает звезд?
— Посмотри, — сказала она шепотом, перечитывая через его плечо и указывая на отдельное слово, пройдя часть пути по спирали. — Определенное местоположение.
Глаза Лэнгдона нашли слово, которое он пропустил при первом просмотре. Это было название одного из самых захватывающих и уникальных городов в мире. Лэнгдон похолодел, понимая также, что это был город, в котором Данте Алигьери, как известно, заразился смертельной болезнью, которая убила его.
Венеция.
Лэнгдон и Сиенна, молча, изучали загадочные стихи несколько секунд. Поэма была тревожной и жуткой, а также сложной для расшифровки. Упоминание слов дож и лагуна укрепили мнение Лэнгдона, что поэма была отсылкой к Венеции — уникальному итальянскому городу на воде, состоящему из сотен взаимосвязанных лагун и веками управляемому венецианским главой государства, известным как дож.
На взгляд, Лэнгдон не мог уловить, куда именно в Венеции указывает поэма, но, казалось, она определенно призывала следовать ее предписаниям.
Поднесите свое ухо к земле, прислушиваясь к звуку капающей воды.
— Она указывает под землю, — сказала Сиенна, читая вместе с ним.
Лэнгдон сделал неловкий поклон, читая следующую строку.
Следуйте вглубь затонувшего дворца… ибо здесь, в темноте, вас ждет хтоническое чудовище.
— Роберт? — спросила Сиенна тревожно. — Что за чудовище?
— Хтоническое, — ответил Лэнгдон. — Х — глухая. Означает «обитающий под землей».
Прежде, чем Лэнгдон продолжил, громкое лязганье тяжелого засова отразилось эхом в баптистерии. Вход для туристов, очевидно, просто отперли снаружи.
* * *
— Grazie mille[80], — сказал человек с сыпью на лице. Огромное спасибо.
Ознакомительная версия.