Он засопел сильнее, словно хотел вдохнуть меня всю. Я постаралась прислониться к нему как можно ближе. Мои руки были связаны, так что он не мог полностью меня обнять, так что он просто держал свое лицо около моего, а из-за разницы в росте в мои руки упиралась только верхняя часть его тела. У него был длинный торс. Я старалась не шевелить руками, пока он прижимался ко мне. Уж лучше пусть обнимает, чем угрожает; я просто старалась не дергаться и не делать чего-либо, что напомнит ему о том, что ему нужно меня напугать.
— Нет, — прошептал он, и руками прижал меня еще ближе к своему телу.
Я выдохнула: — Она заставляет тебя находиться в волчьем облике.
— Она этого не может; мой мастер заставляет меня.
Я вжала свое лицо в эту гладкую прохладу маски, пытаясь спрятать насколько можно свое лицо, на случай, если оно было видно на камере. Так запах его волка стал еще сильнее, и из-за этого моя волчица побежала быстрее по той невидимой тропинке. Становилось светлее, и я могла разглядеть темные пятна на ее белой шерсти, когда она пробегала сквозь тени, отбрасываемые высокими деревьями, растущими вдоль тропинки. Деревья, как и остальная местность не были реальными.
Я вдохнула его запах, и дальше, по длинной метафизической нити, я почувствовала другого волка, несколько других волков. Я вдыхала аромат своей стаи и для меня они всегда пахли приятно, хвоей и густым лиственным лесом.
Он вдохнул сильнее, обнимая меня крепче. — Ты пахнешь не только своим волком. Ты пахнешь стаей. Как такое может быть?
— Я лупа своей стаи, королева-стерва.
Он зарычал под маской, отодвинулся чуть дальше, чтобы видеть мое лицо, — Лгунья!
— Ты силен достаточно, чтобы изменить только когти, ты силен достаточно, чтобы унюхать ложь. Я лупа своей стаи, клянусь.
— Но ты человек, — прорычал он, и теперь это был почти крик.
Моя волчица перешла на стремительные легкие скачки и почти помчалась, как в доказательство моих слов. Но во тьме вокруг нее были еще тени, не вокруг нас, как если бы я призвала все призраки нашей стаи. Их запахи пришли со мной, незримые, но для волчьего обоняния намного больше чем зрение. Это одна из причин, почему волков не беспокоят призраки, по крайней мере, пока они обретут запах. Ты можешь завывать и стонать, весь чертов день, но пока не станешь чем-то пахнуть, волку пофигу.
Я почувствовала одиночество в мужчине позади себя. Не тоску по сексу, или даже любви, а по пушистому тельцу, с которым можно полежать бок обок, или друг за дружкой, пока спишь. Мне говорили, что суть ardeur-а в удовлетворении вожделения, но моя версия касалась в основном желаний сердца. «Ты этого хочешь, на самом деле?» Та часть меня, в которой я ношу ardeur, может разглядеть в тебе эту правду. Мужчина, держащий меня, не хотел секса, или даже человеческой любви, он хотел стаю. Хотел бежать в лунном свете со своими сородичами, хотел охотиться вместе со стаей. Кошка, и даже человек, не может даже представить его одиночество.
— Ты одинокий волк, — прошептала я.
— У нас был еще один, но он нас покинул, — сожаление в его голове было словно плач без слез.
— Я знаю, где он, — сказала я. Джек, был одним из Арлекина, перешедшего на нашу сторону.
— Он с тобой, нам это известно, — и в этот раз в его голосе послышалось рычание, — но он бросил нас задолго до этого. Он предал нас.
— Он сделал то, что и делают волки, — сказала я, — Он позаботился о стае, а не об одном волке.
— Тигры — не волки! — он схватил мои руки, посадил меня, и слегка встряхнул; дал мне почувствовать всю силу его рук.
— Да, — ответила я, — но в Сент Луисе у нас есть волки. У нас есть своя стая. Он не одинок.
Его пальцы впились в мои руки. Их сила просачивалась сквозь мою кожу, словно он боролся, чтобы не зарыться ими глубже в мою кожу, или может, он старался не выпустить когти, которые прорезали бы мою плоть. Некоторые люди благодарны, когда ты предлагаешь им то, что они хотят больше всего, но некоторые от этого в ужасе. Потому, что добившись исполнения самого заветного желания, ты потеряешь частичку своей старой жизни, своего прежнего себя. Для этого требуется мужество — без него вам не удастся совершить этот прыжок. А если ты не хочешь совершать этот прыжок, то у тебя три варианта: Ты можешь ненавидеть себя за то, что не использовал шанс, можешь ненавидеть человека, ради которого ты пожертвовал своим счастьем, или же ты можешь ненавидеть того, кто предложил тебе счастье и винить их за недостаток у вас мужества, убеждая себя, что это было нереально. В таком случае тебе не придется ненавидеть себя. Всегда проще винить кого-то другого.
Я посмотрела в его зеленые волчьи глаза и видела в них борьбу. Он нахмурился, — Они сказали — ты предлагаешь лишь секс.
— Они лгали, — мягко сказала я. Я позволила звучать этому так, будто подразумевалось, что они лгали и о других вещах тоже.
Он шарахнулся от меня, будто я его обожгла, встал и пошел к двери в черном водовороте плаща. У двери он остановился, и заговорил, не оборачиваясь, — Ты дважды сбила меня с толку, Анита Блейк. В тебе больше магии, чем у простого суккуба.
— Я никогда не говорила иначе.
Он открыл дверь и вышел, после чего я услышала, как сработала задвижка замка. Я была заперта, и все еще связана, но теперь я уже сидела, не накаченная препаратами и одна. А одиночество в моем случае не так уж и плохо.
Переводчики: Sunriel, ArViSta, dekorf
Вычитка: Sunriel
Комната была размером примерно с обычную спальню, но стены были полностью каменные, а пол бетонным, словно его залили толстым слоем и не стали разглаживать, вот он и застыл странными формами. Около места, где я находилась, стена выцвела пятнами из-за воды, что струилась с потолка и собиралась в лужице у стены. Не удивительно, что я очнулась замерзшей. Мы были под землей? Тусклый свет исходил от одинокой, оголенной лампочки, висящей в центре потолка. Из мебели в комнате был лишь огромный деревянный стол, который выглядел прочным и тяжелым, и скорее всего именно из-за своей тяжести он и оставался в комнате. Я оглянулась на дверь и решила что, должно быть, его даже собрали прямо в комнате, потому что в дверь он бы точно не пролез. Я перестала пытаться подсчитать размеры мебели и рассмотрела остальные предметы в комнате: куча деревянных коробок у дальней стены с крашеным брезентом, небрежно брошенном поверх них, как будто кто-то начал закрывать их, но так и не закончил. Может под брезентом было еще что-то, но мне нужно было думать, как выбраться отсюда, так что у меня не было времени выяснять что там еще спрятано. Кроме того, похитители за мной явно наблюдали. Сомневаюсь, что они позволили бы мне добраться до чего-то, что могло помочь мне разрезать веревки. Я все еще могла попытаться добраться до коробок. Только они в комнате и имели хоть какой-то потенциал. Все остальное в поле зрения для разрезания веревок было бесполезно. Я помню мне пришла мысль о том, что в комнате было темно, но я весь последний год жила в подземельях Цирка Проклятых. Комнаты на самом деле были частью системы пещер, что пролегали под Сент Луисом, так что мое мнение о тусклом свете изменилось. У меня всегда было хорошее ночное зрение, но я стала задаваться вопросом, что если все те звери, которых я ношу в себе, дали мне не только сверхъестественную силу и скорость. У меня стало улучшаться ночное зрение.
Я услышала кого-то за дверью. Я могла крутить только головой и телом, чтобы осмотреть комнату, так что я просто сидела и ждала, когда откроется дверь. Фактически мне не нужно было стараться что-то скрыть, и это немного разочаровывало.
Это был еще один Арлекин в черном плаще с капюшоном и белой маске. Он был выше вервольфа, а значит он новенький или кто-то из тех, кого мы с Эдуардом мельком видели в лесу. Я не питала надежду, что Эдуард спасет меня; себя я спасу сама, но мне было лучше от того, что он был там. Я знала, он пойдет и в рай, и в ад, чтобы найти меня; потому что я бы сделала то же и для него.
— Нам нужно, чтобы ты сбросила свои щиты и тогда Мать Прародительница вселится в твое тело, — его голос был абсолютно человеческим, никакого рычания, и звучал он очень убедительно, если не вслушиваться в то, что он говорит.
— Тогда я думаю, что не хочу сбрасывать свои щиты, — сказала я и тоже была убедительна.
— Мы догадывались, что ты так скажешь, — он развернулся, взмахнув черным плащом, на какой-то момент закрыв мне обзор двери. Должно быть, они все тренировались обращаться с плащами, чтобы производить такой эффект. Когда он отступил от двери, позволив своему плащу спасть на одну сторону, там стояло еще три Арлекина, удерживая мужчину между собой. Двое держали его за руки, скованные за спиной, третий удерживал его скованные ноги. Длинные черные волосы спадали вперед спутанной массой, закрывая его лицо. Первой моей мыслью было, Бернардо, но энергия накатывала на меня словно горячая волна, танцуя по коже: оборотень.
