еще не успели разминировать остовы домов.
— Средств и сил не хватает на разминирование, — словно услышав мысли Олега, сказал Абдулбари с горечью. — Какую страну развалили! Петр знает, он видел, какая она была.
— Да, — кивнул Горюнов, — приезжал сюда до вторжения в Ирак американцев, в Дамаске купил отличные нарды. — Он поглядел сбоку на Ермилова, обращаясь к нему, так как только Олег из присутствующих знал про то, что Петр «погорелец» в недавнем прошлом. — Только их и привез в Москву.
Меркулова не полезла с вопросами, хотя Олег физически чувствовал исходящие от нее флюиды любопытства. Но по-видимому, сейчас превалировал страх. Он перехватывал горло и у самого Ермилова, некстати подумавшего, что будет с Люськой и как она одна поднимет Наташку. Хотя уж Петька и Васька взрослые… Он отмахнулся от этих мыслей и крепче ухватился за ствол АК. Последний раз он стрелял из автомата в Чечне. Последние годы больше практиковался в стрельбе из пистолета, сдавая ежегодные нормативы, но сейчас не было под рукой короткого ствола, как называл пистолет по убоповской привычке Богданов.
Почти с нежностью Олег вспомнил о преданном Богданыче, получившем тяжелое ранение, но вытащившем раненого столичного следователя с линии огня при подрыве в Чечне.
Ту часть провинции Идлиб, по которой сейчас ехал пыльный джип с тремя мужчинами и одной женщиной в никабе, формально контролировали правительственные войска. Но боевики еще тут шастали, вспыхивали периодически перестрелки, а то и бои. С разведчиком Мухабарата КПП правительственных войск им не страшны, но можно влететь в спонтанную перестрелку, или, перегородив дорогу, их могут встретить бойцы «Джебхат ан-Нусры» и подобной им мрази, прикрывающейся святым знаменем ислама.
Им удалось проскочить Идлиб через несколько часов напряженной дороги, краем, путями, известными Абдулбари, с остановками, когда сириец кому-то звонил и вел то веселые, то нервные переговоры.
Горюнов не вмешивался и не комментировал, сделав для себя вывод, что местные ребята, которые в войсках и властных структурах в это смутное время вспомнили старые племенные связи, традиционные междоусобицы, негласно, но настойчиво требовали денег за проезд, а то они, дескать, не гарантируют, что игиловцы не нападут. Абдулбари чувствовал себя неловко перед коллегой из Москвы.
Ермилов, щурясь от солнца, глядел в окно на разрушения, понимая, что здесь неподалеку, в Хан-Шейхуне в провинции Идлиб, как раз весной шуровал шотландец со своими подручными из «Белых касок».
— Кстати, когда вернемся, можем слетать в Эш-Шайрат, я договорился с ребятами. Хочешь посмотреть на последствия авиаудара? — Горюнов в отличие от Олега уже оптимистично строил планы на ближайшее будущее.
— Я тоже хочу, — подала голос из-под никаба Меркулова. — Но туда можно и с фотографом, и с оператором. Они мне и так не простят сегодняшнюю поездку.
— А ты меньше болтай, — посоветовал Петр не то в шутку, не то всерьез.
* * *
План Горюнова удался. Он представился курдам иракским арабом, но другом Карайылана и, естественно, имел тому доказательства. По поводу его приезда им звонили надежные люди. Он называл себя Кабир Салим, сохранив еще иракский паспорт. (Курды не преминули его проверить, и Ермилов мельком увидел ксиву еще саддамовских времен, где на фото Горюнов был совсем молоденький.)
Он также сказал, что его сын, — курд Мансур, тоже жаждет воевать за Великий Курдистан. Эти слова Петр произносил словно бы через силу, по чьей-то настоятельной просьбе, а не по своей воле и испытывал при этом моральные терзания.
Ермилов удивился бы, услышав, что Горюнов «сватает» курдам на войну сына. Олег различил только в беглой арабской речи Петра несколько раз произнесенное имя Мансур и догадался, что речь о сыне Горюнова.
Затем Петр охотно и без затруднений перешел на курдский по просьбе хозяина, усатого, подражающего Оджалану, старше средних лет, одному из командиров JPG.
Принимали гостей в здании школы. В большой комнате стоял стол для совещаний, а в противоположной стороне, подальше от закрытых ставнями-жалюзи окон, на подиуме, на ковре сидели курдские бойцы и обедали, привычно используя вместо столовых приборов правую руку.
Гостям тоже предложили поесть, и Меркулова, следуя указаниям Горюнова, полученным еще на подъезде к курдскому поселению, и тогда же снявшая никаб, ела только правой рукой.
И Ермилова представили тут как журналиста. Абдулбари выступал в рядовой роли шофера и проводника.
Хозяин начал давать интервью русской журналистке, что, по словам Горюнова, одобрил Карайылан, считая, что нападки на JPG влияют на имидж курдов в целом.
Олег ждал появления шотландца, оговоренного еще несколько недель назад. По плану встреча с ним должна выглядеть случайной, а беседа-«интервью» — спонтанной. Глядя на раскрасневшуюся от волнения Меркулову и на переводившего ей Горюнова, Олег начал думать, что трюк с журналистом Петр придумал еще в Москве и взял бы любую…
«Любую? — мысленно переспросил себя Ермилов, сидя как на иголках, то и дело поглядывая на дверь и в щели между жалюзи на залитый солнцем двор с одинокой пальмой в центре. Терпко пахло крепко заваренным чаем и табаком. — А я еще удивился, чего это Меркулова поехала в Сирию, оказавшись в непривычной роли военной журналистки. Что, если, узнав о нашем с ней знакомстве и сотрудничестве, Петр организовал негласно ее поездку с нами? Вот и Абдулбари подготовил липовое свидетельство о браке Горюнова и Меркуловой. Не за ночь же он его сварганил. А может, Петр и предупредил ее в Москве? Нет, их знакомство выглядело естественным…»
Ермилова терзали подозрения, но от них отвлек помощник хозяина, зашедший вдруг в комнату и негромко что-то сообщивший Петру.
Незаметно для других Горюнов кивнул Олегу, подавая знак: приехали «белокасочники» и тот, кого они, собственно, и ждали — Маркас Макгрегор.
Еще несколько томительных минут ожидания, и шотландец зашел в комнату собственной персоной. С разбросанными по плечам не слишком чистыми черными волосами. Бледный — загар его, северянина, не брал. Ворот камуфлированной куртки MultiCam был поднят, словно Маркас озяб. Ермилов поедал его глазами не в силах оторваться. Чуть больше полугода прошло с тех пор, как Олег пошел по следу этого человека, и вот теперь оказался с ним лицом к лицу.
Слово за слово, и Горюнов ненавязчиво дал понять англичанину (для всех остальных Маркас оставался англичанином) и курду, что журналистам хотелось бы
