это? Что с ней? Она мертва? Если нет, почему никак не реагирует на весь этот шум? Если да, почему лежит здесь, а не на кладбище?
Топор снова впивается в дверь и Аня уже распахивает дверцы шкафа. Тут же мы забираемся внутрь, причем делаем это так молниеносно и слаженно будто репетировали это сотню раз.
Внутри не слишком просторно – висит одежда и стоит пара небольших коробок, но мы умудряемся поместиться – приходится принять странные позы, прижавшись друг к другу поплотнее.
В следующую секунду после того, как мы закрываем дверцы, Август, наконец, окончательно разносит дверь и вламывается в комнату.
Аня тяжело дышит и зажимает себе рот, чтобы не закричать. Я, прильнув к щелке меж дверьми, дергающимися от нервного тика глазами наблюдаю за тем, что происходит.
Неторопливо войдя внутрь, Август ставит лампу на пол и, оглядывая спальню, направляется к кровати. Я знаю, он прекрасно понимает, где мы сейчас. Где же нам еще быть? Его кара – дело времени.
Подойдя максимально близко, он внимательно оглядывает старуху, коснувшись своей лапой её прохудившегося лба, а затем резко оборачивается в нашу сторону.
Я отлыниваю от щели.
– Нам конец, Руслан… – едва слышно сокрушается Аня и всхлипывает. – Он убьет нас…
Я гляжу на нее и качаю головой словно в трансе. Нашаривая рукой справа от себя, заныриваю ей в случайно попавшуюся коробку. Лихорадочно нащупываю там мотки ниток, клубки шерсти, спички и…
Нет, не может быть.
Ножницы!
Большие портновские ножницы. Железные, увесистые.
Возможно, те самые, которыми мы резали свои вещи, когда Аасма заставляла нас переодеваться. Помню, бабушка моя для шитья использовала такие же – ужасно неудобные, тяжелые…
…но для убийства сгодятся.
Хватаю их и говорю себе мысленно, что терять нечего, так что придется рискнуть.
– Господи, он идет сюда… – шепчет Аня, одной рукой закрыв лицо, а второй схватившись за живот.
– У меня ножницы! – тихо говорю я. – Аня, я отвлеку его, а ты беги.
Август уже рядом – в паре шагов.
Беру Анину руку – холодную, дрожащую, сжимаю её напоследок и ударяю в дверь левой ногой.
Она с грохотом отворяется и я как атлет, прыгающий с шестом в высоту, вылетаю из шкафа прямо на Августа.
Он успел подойти к нему слишком близко и внезапно распахнувшаяся дверца чуть ли не вписывается ему в рожу. Еще немного и заехала бы прямо по носу. От растерянности Август замирает на месте, не успев даже замахнуться, а я, вкладывая в свои движения последние остатки сил и всю накопленную злость, вонзаю ножницы в его живот.
Инструмент входит не так глубоко, как я рассчитывал – перед тем, как лезвие коснулось его плоти, рукоять соскользнула в моих взмокших руках, но удар цели всё же достиг.
Август застывает на месте и клянусь, ни один мускул на его лице не дрожит.
Он человек или кто вообще?
В недоумении оглядывает свой раненый живот, но недолго.
Резко схватив до хруста моё запястье, он впивается в меня разъяренными глазами и обнажает больные зубы в кривой усмешке.
Рука у меня разжимается, ножницы падают на пол.
– Оставь его, урод! – вопит за спиной Аня. – Оставь его! Слышишь, козёл ты ненормальный!
– Беги! – кричу я в ответ. – Аня, слышишь меня? Беги!
Дрожащий свет от лампы на полу заливает стены рыжим и теперь они играют бликами наших фигур, превращая комнату в жуткий театр теней. В следующей сцене этой безумной мрачной постановки из темноты навстречу холодному лунному свету молниеносно вырывается Аня.
Надеюсь, она бежит к двери.
Я пытаюсь отвлечь Августа, нанести ему еще хоть какой-нибудь урон, но вариантов у меня не так много. Ножницы свалились на пол, одна рука обездвижена, так что мне ничего не остается, как молотить его по башке.
Но этому верзиле хоть бы что.
Сжав еще сильнее руку на моем запястье, он бьет меня лбом в переносицу и отбрасывает на пол.
В глазах потемнело, голова закружилась. Не помню как падал. Раскрывая через силу глаза шире и фокусируя взгляд, различаю мутные фигуры Августа и Ани в конце комнаты. У двери он догоняет её и хватает за горло. Аня сдавленно хрипит, размахивая конечностями словно надувная кукла у супермаркета.
Протащив за волосы по комнате, этот урод швыряет её рядом со мной и встает у нас в ногах. Бросок получается такой сильный, что падая, Аня ударяется животом о своё же колено и звонко вскрикивает, заходясь в истерике.
Кровь из раны на животе Августа сочится не переставая, хоть удар у меня и получился не таким сильным как я рассчитывал. Но этого всё же мало, чтобы заставить его хоть немного сбить темп или ослабнуть. Одним ударом, да еще и таким слабым, смазанным его точно не возьмешь.
Зрение у меня проясняется и, напрягая воспалённый мозг в поисках ответа на вопрос о том, как защититься, я пытаюсь собраться в кучу и показать Ане, что настроен биться до конца. Я не дам убить нас просто так – без боя, легко, быстро. Даже если нам и суждено сгинуть в этой чертовой дыре, нужно сделать это как можно более мужественно и красиво.
Сжав одной рукой живот, а второй горло, Аня сквозь слезы обескураженно глядит то на меня, то на Августа, то на эту жуткую старуху у окна, а я ищу глазами ножницы. Наверное, я делаю это слишком явно, потому что Август мою затею моментально просекает. Прикладывает ладонь к своему животу, подносит её к носу и, стряхнув от крови, искажает рот в злой усмешке. Подходит к ножницам и бьёт по ним ногой, отбрасывая в конец комнаты.
– Хренов ты урод! Ублюдок поганый! – я сплевываю на пол и порываюсь подняться. – Я просто так не сдамся, я буду драться!
Яростно беззвучно смеется, только вместо гогота из его рта почему-то вырывается лишь тяжелый хрип. Этот чертов больной придурок ничего не замечает – ни боли, ни кровотечения. Теперь я реально сомневаюсь в том, что он человек.
Подходит ближе. Оглядев пристально мое лицо напоследок, заносит над головой топор и тут же обрушивает его на меня. Я инстинктивно сжимаюсь и уворачиваюсь. Лезвие топора вонзается в пол в паре сантиметров от моего колена.
Удар выходит настолько сильный, что половицы подо мной начинают вибрировать, гудеть и чуть ли не рушится весь дом – такое ощущение у меня возникло в тот момент. Тут же от осознания того, что я сейчас мог лишиться ноги, пробирает дрожь. Какие-то несколько сантиметров спасли меня если не
