Было решено, что убийство Бискара произойдет ровно в полночь, после обхода, который обыкновенно проводился за несколько минут до полуночи. Убийцы должны были без шума схватить Бискара и бросить за борт. Чтобы заглушить его крики, Дьюлуфе должен был держать его за горло.
Было поставлено за правило, чтобы ночью каждый каторжник занимал раз и навсегда указанное ему место, но на этот раз Дьюлуфе и его товарищам удалось пробраться к Бискару, который, ничего не подозревая, спал крепким сном.
Обход прошел.
Каторжники были неподвижны. Ничто особенно не привлекло внимания надсмотрщиков, которые спокойно удалились.
Тогда три человека вскочили с нар. Крадучись, они добрались до Бискара, не разбудив его.
Вдруг сильная рука Дьюлуфе схватила его за горло, тогда как два других каторжника овладели руками и ногами.
Бискар мгновенно проснулся и глухо захрипел, но это хрипение тут же смолкло под ужасным давлением руки Дьюлуфе.
При слабом свете луны Бискар увидел наклонившихся над ним убийц.
Как мы уже сказали, один из каторжников завернул ему назад руки, другой крепко держал ноги, тогда как Дьюлуфе душил за горло.
— Поднимайте! — бросил Дьюлуфе.
Но в эту минуту руки Бискара вдруг поднялись, как железные рычаги.
Человек, державший их, упал. Тогда Бискар, быстро поджав ноги, ударил другого в грудь так, что тот свалился, глухо застонав.
Оставался Дьюлуфе.
Бискар схватил его за руки, и тому показалось, будто его руки сжаты в железных тисках, причинявших ему страшные мучения. Пальцы Бискара давили его запястья так, что кровь капала на пол.
В эту минуту на шум прибежали надсмотрщики.
Бискар оттолкнул Дьюлуфе, который упал, точно куль с мукой.
Трое убийц пытались спрятаться.
Надсмотрщики подумали, что была ссора.
На все вопросы Бискар отвечал молчанием. Тогда всех четверых заперли в карцер.
Странная вещь — подозрения пали на Бискара и на него возвели всю вину за происшедшую сцену.
Его хотели принудить сознаться под палкой. Каторжник, которому поручено было привести этот приговор в исполнение, был главой заговора, жертвой которого чуть было не сделался Бискар, и дал себе слово выместить на нем неудачу. Количество ударов было определено — сорок.
При первом же ударе кровь выступила на спине Бискара. Он презрительно улыбнулся.
После двадцатого удара вся спина его представляла одну сплошную кровавую массу. А Бискар все улыбался.
— Довольно, — сказал тогда комиссар галер.
Ясно было, что Бискар не будет говорить. Его отправили в госпиталь, а неделю спустя он возвратился на свое прежнее место.
С этого времени отношение к нему изменилось.
Дьюлуфе испытывал все растущее уважение к необычайной силе, скрывавшейся под сравнительно слабой наружностью новичка.
Не прошло и месяца, как Бискар сделался настоящим королем галер. Ему все рассказали — и о внушенных им подозрениях, и о покушении на убийство, от которого ему удалось спастись.
Бискар не сделал ни одного упрека.
— Дети! — вот все, что он сказал.
Далее мы увидим, каким образом из этих смертельных врагов он сумел сделать преданных друзей, даже более — рабов.
Теперь возвратимся в Оллиульское ущелье.
Бискар молча шел впереди, на лице его играла злая улыбка.
Вдруг он остановился.
Вдали послышались быстрые шаги.
Бискар обернулся к Дьюлуфе.
Кто может идти в это время? — спросил он шепотом.
— Я не знаю. Ни один крестьянин не решится в такую ночь идти через это ущелье.
— Я хочу узнать, — продолжал Бискар. — Дай фонарь!
— Вот он.
— Зажжен?
— Да.
Дьюлуфе подал Бискару закрытый, гЛухой фонарь, не пропускавший ни одного луча света.
Шаги приближались.
Бискар прижался к скале, жестом приказав Дьюлуфе сделать то же самое, затем вынул из-за пояса заряженный пистолет.
Между тем Жак, так как это был он, спешил изо всех сил. В запасе у него было еще около двух часов, и он был уверен, что придет вовремя и сдержит данное им слово.
Но он чувствовал в душе такое страшное отчаяние, что торопился поскорее возвратиться: он боялся, что не устоит против искушения, несмотря на голос чести, который звал его вперед… Ведь в этой хижине, которую он только что оставил, было все его счастье, вся жизнь, все надежды…
Ему казалось, что рука его малютки удерживает его и тянет назад.
Тогда он бросился бежать.
Вдруг (в эту минуту он проходил в нескольких метрах от Бискара) прямо на лицо ему упал луч света…
Он вскрикнул от изумления.
— Он! Жак де Котбель! — воскликнул Бискар. — А! Значит, мое мщение будет полным!
— Кто это говорит? — спросил Жак.
— Я!
И, бросившись вперед, Бискар приставил ему к груди пистолет.
Раздался выстрел…
Жак упал, даже не вскрикнув.
— Теперь.— сказал Бискар, — ваша очередь, прелестная Мария де Мовилье!… После отца — сын!…
Дьюлуфе молча бросился за ним.
Эхо этого выстрела поразило в самое сердце бедную молодую женщину.
Мария инстинктивно поняла, что новая опасность угрожает Жаку.
— Бертрада! — вскрикнула она. — Поди сюда! Я хочу встать и идти…
— Боже мой! Да разве это возможно, дитя мое? — отвечала старая кормилица. — При такой слабости вам запрещено делать даже резкие движения…
— Не все ли равно? Я умру, но, по крайней мере, я попытаюсь спасти его… Давай скорее платье и плащ… Скорее же, Бертрада…
— Но куда же вы хотите идти?
— Разве я знаю? Этот выстрел в Оллиульском ущелье… Я пойду туда…
— Это может быть какой-нибудь контрабандист…
— Нет, не пытайся успокоить меня… не надо… все напрасно… я пойду… пойду…
Собрав всю свою волю, Марии удалось встать на ноги, но она шаталась, холодный пот выступил у нее на лбу…
Бертрада поддерживала ее.
Наконец Мария, завернувшись в длинный плащ, шагнула к выходу.
— А ребенок? — спросила Бертрада.
— Но разве ты не останешься с ним?… Ты будешь защищать его… ты скорее дашь себя убить, чем позволишь добраться до него.
— Я стара и слаба… Что.я могу сделать?
Мария ломала руки.
Если любовь звала ее к Жаку, то долг удерживал около ребенка.
Вдруг старая Бертрада вздрогнула.
— Слушайте! — сказала она.
Мария взглянула на нее, ничего не понимая.
— Разве вы не слышали?
— Что?
— Нет! Я не ошибаюсь!… Я слышу шаги…
Мария вскрикнула.
— Ах! Если бы это был он… Да, он возвращается… он спасся от преследователей, но он ранен, может быть, умирает…
— Успокойтесь! Я выйду к нему навстречу. Но его шаги тверды. Нет, он не ранен!
— Иди! Иди! Бертрада… потому что иначе я умру!
Старуха побежала к двери и, открыв ее, вышла в маленький садик. Она шла в темноте, протянув вперед руки.
Вдруг она почувствовала, что кто-то схватил ее за горло, глухое хрипение вырвалось у нее из груди, она зашаталась… но Дьюлуфе поддержал ее.
— Молчи, старая колдунья, — прошептал он ей на ухо, — а не то, клянусь дьяволом, я сожму покрепче руку… и отправлю тебя на тот свет!…
Мария ничего не слышала.
Она стояла неподвижно, вытянув шею, ожидая, надеясь…
Вдруг дверь резко распахнулась.
— Жак! — вскрикнула она.
Вошедший обнажил голову.
— Нет, это не Жак, — насмешливо сказал он. — Узнаете ли вы меня, Мария Мовилье?
Бледная, задыхающаяся Мария готова была упасть в обморок, но она собрала все силы и выпрямилась, преодолев овладевавшую ею слабость.
— Бискар! — сказала она. — Убийца Бискар!
Он гневно топнул ногой.
— Да, убийца Бискар! А вы не чаяли снова увидеться с ним, не так ли? Вы считали его навсегда прикованным к галерной цепи… Нет, моя красавица, Бискар жив… И стоит здесь, перед вами… как демон, вышедший из ада… и вам придется рассчитаться с ним. Да, придется, моя красавица!
Мария не дрожала больше.
Она с непередаваемым презрением указала рукой на дверь.
— Подите прочь! — сказала она.
Бискар в ответ рассмеялся.
— Вы меня гоните! В самом деле!… Это было бы смешно, если бы не было ужасно!… Вы указываете мне на дверь, как лакею… а действительно, кто я такой? Ниже чем лакей, я — каторжник!… Ну, что же! Каторжник явился к дочери графа Мовилье, и она выслушает его!
Лицо Бискара пылало яростью и злобой.
Мария сделала шаг назад и поднесла руку ко лбу, как бы боясь сойти с ума.
— Бертрада! Жак! Ко мне!… — закричала она.
Сложив руки на груди, каторжник глядел на нее горящими глазами.
Никогда, наверное, человек не представлял собой такого совершенного образа дикого зверя!
Вне себя от ужаса, Мария еще раз закричала:
