себе выберешь.
Голоса из радиоприёмника сегодня шептались особенно зловеще. Одни яростно шипели, другие вторили им с не меньшим гневом. Из общего гвалта негодования иногда пробивались отчётливые фразы. Мертвецы взывали о помощи, умоляли избавить их от мучений, просили дать им свободу. Ревели навзрыд запертые в тёмной реальности, куда живым вход заказан. Он слушал их без эмоций, кивал, если обречённое шипение оказывалось созвучно с его настроением. Когда-то он станет частью потустороннего хора. Его собственный голос сольётся с эфирным шумом и будет заклинать из модного транзистора в чьей-нибудь гостиной. Обязательно найдётся тот, кто услышит. Как слышит он сейчас и как в прошлом слышал его отец.
«Не знаю, что пели тебе твои мертвецы, пап», – думал он, наблюдая за тем, как игрушечный поезд замедляет ход перед шлагбаумом. Мои только и делают, что жалуются. Будто это его вина, что их держали под замком в темнице со всякой нечистью.
Загорелся зелёный огонёк, и состав продолжил движение. Начиналась городская зона. Въезд в залитое «асфальтом» пространство предварял сонный городок с низенькими домишками, окружёнными травянистыми лугами. При желании в крошечных окнах можно было увидеть мебель и человечков – добропорядочных фермеров, молочников, мясников. Пластиковым фигуркам он доверял больше, чем людям, с которыми приходилось иметь дело за стенами дома.
Шорох за спиной вынудил Уборщика резко обернуться. Надя стояла у лестницы с подносом в руках. Полы растянутого платья колыхались, на белом, как мел, лице отражались противоречивые чувства. Одним из таких чувств был страх. Природа не одарила жену большим обаянием, компенсировав отсутствие красоты полным безволием, за которое он полюбил её больше десяти лет назад.
Её появление стало для него неожиданностью. Она смогла спуститься незаметно для встроенного в голову оповещателя. Это настораживало. Он бросил взгляд на её ноги и нашёл причину – отсутствие тапочек. Что-то подсказало ей прийти к нему с босыми ногами. Это при том, что даже в жаркую погоду Надя ходила в толстых носках, страдая от синдрома «холодных ног», вызванного нарушением кровообращения.
– Я принесла тебе чай и сэндвичи с арахисовой пастой.
Она поставила поднос на столик в углу, не осмеливаясь приближаться к двадцатиметровому макету. Умная девочка, усвоила урок, который он преподнёс ей три дня назад. На подносе лежала груда сдвоенных бутербродов, при их виде у него заурчало в желудке.
– Ты скоро уходишь?
От её вопроса у него по спине пробежал холодок. Погрузившись в мечты, он совсем забыл о работе.
– Который час?
– Уже полночь.
Он провёл в подвале три часа. Переставлял человечков, запускал поезд, представлял себя сидящим на крыше волшебного экспресса. Через пять часов он должен сидеть в украденной машине в центре города.
– Выхожу через полчаса. Подкреплюсь и соберу вещи. Ложись спать, Надя.
– Хорошо. Положить тебе с собой термос с куриным бульоном?
Он утвердительно хмыкнул. Утро будет прохладным. Горячий напиток не даст простудиться.
– Не забудь добавить в бульон сельдерей.
Она посмотрела на радиоприёмник, издававший противное бульканье. Доисторический монстр на ножках никогда ей не нравился. Она не могла объяснить почему. Просто чувствовала, что прямоугольному ящику с огромной ручкой не место в их доме.
– По-моему, радио сломалось, Данил.
– Нет, я настроил его между станциями. Этот шум меня успокаивает. Спокойной ночи, Надя. Я приду не позднее одиннадцати. Надеюсь, не нужно напоминать, что к моему приходу стол должен быть накрыт, а кровать расправлена.
– Я приготовлю мясное рагу с картофелем и манник.
– Замечательно.
– Мне встретить тебя без одежды или ты сам разденешь меня, когда пообедаешь?
– Сделай мне сюрприз, Надя.
Паровоз заехал в крытое депо, мягко уткнувшись буфером в тупик. Путешествие подошло к концу. Уборщик обесточил железную дорогу.
Надя продолжала стоять у лестницы, не зная, куда деть влажные ладони.
– Почему ты ещё здесь?
– Мне страшно спать одной.
– Прими снотворное.
– Мне кажется, в доме есть кто-то помимо нас. Когда ты уходишь, оно начинает издавать странные звуки.
– Оно?
– Не думаю, что это что-то живое.
Она говорила правду. Ту правду, которую могла принять. Когда муж уходил на работу, дом заполнялся привидениями. Они скребли в стенах, двигали вещи на чердаке, доводя её до белого каления.
– Не смотри фильмы ужасов в моё отсутствие.
Она бы ни за что не спустилась сюда без него. Даже сейчас у неё свербило между лопаток от страха. Подвал залегал под землёй. Тридцать две ступени – это ровно на тридцать две больше, чем должно быть. Почему нельзя было сделать пристройку или поместить макет под крышей дома?
Аляповатые бетонные стены не пропускали сырость, но с лихвой отдавали внутрь нечеловеческий холод. Если бы она увидела здесь крысу, то сошла бы с ума. Тяга её мужа к слабо освещённому помещению казалась ей непонятной. Он проводил за перестройкой миниатюрных моделей множество часов, забывая о еде и сне. Возводил города, прокладывал дороги через непроходимые топи, расставлял жителей в такие места, куда настоящий человек бы ни сунулся.
Её глаза скользили по подвалу в поисках источника страха. Старая плетёная мебель сразу отпадала. Макет тоже. Муж вложил в него душу. Всё. Больше внизу ничего не было. Ей овладевала растерянность, и она принималась по новой обшаривать подвал пытливым взглядом. Разумеется, безуспешно.
– …в прихожей.
Окрик Данилы вывел её из ступора. Когда он кричал, внутри неё сжималась пружина, а сама она превращалась в маленькую девочку с острыми коленками и глуповатым выражением лица.
– Прости, я задумалась. Что ты сказал?
– Оставь термос в прихожей.
– Ладно.
– И положи в пакет пару ватрушек.
Она начала подниматься наверх. На восьмой ступени снова повернулась к мужу, счищавшему кисточкой пыль с кукольных деревьев.
– Тяжёлый случай?
Пришла очередь Данилы переспрашивать.
– На работе. Почему руководство компании не наймёт специалистов на ночные дежурства? Почему ты спешишь на выручку по первому звонку в любое время суток?
– Потому что мне платят за это большие деньги. Ты уже спрашивала. Нового ответа у меня нет. Моя работа позволяет нам неплохо жить, между прочим.
– Я беспокоюсь за тебя.
– Это лишнее. Мои знания и время против их денег. По-другому не бывает, Надя.
«Опять она завела старую пластинку», – подумал он.
– Это опасно?
– То, чем я занимаюсь?
– Да. Допуск к секретам, интересы государства. В кино это всегда опасно.
– Сколько раз тебе повторять – мы не обсуждаем мою работу! Ты начинаешь меня злить. Поднимайся наверх, пока я не вышел из себя.
Она выскочила из подвала и прошла в кухню, где на плите остывал куриный бульон. Оставленный Данилой кровоподтёк на щеке ещё заживал. Он ударил её, когда она повредила какую-то штучку на макете. Не специально, конечно. Хотела потрогать
