— Элайна! — вопит Алан.
— Я здесь! — истерично кричит она. — Мы живы! Мы в порядке!
Мы с Аланом бросаемся к ванной комнате.
У меня едва колени не подгибаются от слабости, когда я вижу их целыми и невредимыми. Элайна рыдает, сжимая в обеих руках пистолет. Бонни сидит в углу, обхватив колени руками, положив на них голову, и раскачивается взад-вперед. Мы с Аланом сталкиваемся, когда бросаемся вперед: я — к Бонни, а он — к Элайне.
— Ты как, солнышко? — спрашиваю я вне себя от беспокойства, хватаю ее голову, ищу раны.
Алан проделывает то же самое с Элайной. Бонни с плачем обнимает меня, Элайна обнимает Алана.
— Слава Богу! Слава Богу! — эхом отдается от стен ванной комнаты.
Настоящий хаос облегчения.
— Келли! — кричу я в дверь. — Они обе в порядке. Никто не пострадал! — Келли не отвечает. — Келли?
Внезапно меня как громом поражает. Я вспоминаю выстрел из пистолета.
— Ох нет… — шепчу я, отпускаю Бонни, вытаскиваю пистолет и осторожно выхожу из ванной комнаты.
И вижу ее.
Келли лежит у лестницы на ковре, волосы раскинулись веером. Глаза закрыты.
На ее груди расплывается красное пятно.
— 911, Алан… — шепчу я. Затем начинаю кричать: — 911! 911! Гребаные 911!
Я сижу в машине Томми, мы мчимся к больнице. Я трясусь всем телом, потеряв контроль над собой.
Я не способна четко думать. Ужас заморозил мозговые извилины.
Алан остался с Элайной и Бонни. Он должен убедиться, что за нашим единственным оставшимся в живых подозреваемым присмотрят. Он мне ничего не сказал, но в этом не было необходимости. Все читалось в его глазах.
Тут я вдруг соображаю, что Томми что-то говорит.
— Я видел рану, Смоуки. Я в ранах разбираюсь. Я не могу тебе сказать, поправится она или нет. Я только знаю, что это не обязательно смертельная рана. — Он поворачивает ко мне голову: — Ты меня слышишь?
— Да, черт возьми! Я тебя слышу! — ору я. Не знаю, почему я так злюсь на Томми.
— Если хочешь, покричи, Смоуки. Делай все, что вздумается.
Тоже мне стоик. Почему-то его слова злят меня сильнее.
— Мистер Спокойствие и Собранность, да? — Я не могу удержаться. Накопленный яд требует выхода. — Ты думаешь, ты нечто особенное, поэтому изображаешь робота?
Он молчит.
— Не больно-то ты особенный! Тебя вышвырнули из секретной службы, верно? Гребаный неудачник!
Он в ответ даже не моргает.
Я начинаю орать, вернее, визжать:
— Я тебя ненавижу, чтоб ты сдох! Ты меня слышишь? Ты для меня ничего не значишь! Моя подруга умирает, а ты ведешь себя так, будто тебе все равно. Раз так, то и ты для меня ничего не значишь, я тебя ненавижу и…
Мой крик переходит в стон. Все, яда больше нет. Осталась только моя старая подруга, боль. Я быстро опускаю оконное стекло. Томми тормозит. Меня начинает рвать. Страшно болит голова.
Отплевываясь, я откидываюсь на спинку сиденья, ослабев от взрыва эмоций. Томми открывает бардачок:
— Возьми салфетки.
Я хватаю несколько штук, вытираю рот.
Мы едем дальше.
— Извини, — слабым голосом говорю я примерно милю спустя.
Он смотрит на меня и мягко улыбается:
— Даже не думай об этом беспокоиться.
Я начинаю рыдать, он кладет руку мне на колено и держит меня так всю дорогу до больницы.
В больничной часовне тихо. Кроме меня, там никого нет. Келли в операционной, мы до сих пор ничего не знаем о ее состоянии. Все здесь. Лео, Джеймс, Алан, Элайна, Бонни. Заместитель директора Джонс тоже едет сюда.
Я стою на коленях и молюсь.
Я никогда не верила в Бога так, как веруют многие люди. В кого-то там, наверху, всемогущего, управляющего Вселенной.
Но я верю: что-то есть. Что-то, не слишком в нас заинтересованное, но время от времени устраивающее проверку. Чтобы посмотреть, что там еще придумали муравьи.
Я стою на коленях, молитвенно сложив руки. Я не могу иначе. Такой момент.
На мне чужая кровь и ошметки чужого мозга. Я кругом в насилии.
Но я склоняю голову и молюсь, упорно, отчаянно что-то бормочу:
— Ладно, Мэтта у меня отняли, и мою дочь, и лучшую подругу. Я вся в шрамах, мне снятся кошмары, я просыпаюсь от собственного крика. Я провела полгода, терзаемая болью, я хотела умереть. Бонни онемела из-за нечеловеческого ужаса, который ей довелось испытать и виной которого был психопат. Да, и еще Элайна, замечательный человек, я люблю ее, и у нее рак. — Я замолкаю, чтобы трясущейся рукой вытереть слезу, ползущую по щеке. — Со всем этим я справилась. Понадобилось время, но я справилась. — Еще одна слеза сбегает по щеке. Я с такой силой сжимаю ладони, что мне становится больно. — Но это. Нет. Ни за что. Это перебор. Только не Келли. Послушай, давай заключим сделку. Готов? — Я сама слышу горечь и умоляющие нотки в своем голосе. — Пусть она выживет, и можешь делать со мной что вздумается. Все, что захочешь. Ослепи меня. Сделай калекой. Пошли мне рак. Сожги мой дом. С позором выгони меня из ФБР. Нашли на меня безумие. Убей меня. Но пусть она выживет. Пожалуйста.
Мой голос ломается, ломается и что-то внутри меня. Нахлынувшая боль заставляет меня упасть ничком, я едва успеваю выставить руки и оказываюсь на четвереньках. Я вижу, как на кафель падают мои слезы.
— Ты хочешь заставить меня ползать? — шепчу я. — Хочешь, чтобы кто-то снова резал и насиловал меня? Ладно. Только пусть она выживет.
Ответа я не получаю, даже намека на ответ. Но меня это не беспокоит. Я и не жду ответа. Мне просто необходимо высказаться. Назовите это молитвой, адресованной Иисусу или Аллаху. Как хотите. Мне просто необходимо умолить Вселенную спасти Келли. Мне нужно показать, что я готова отдать все, чтобы спасти подругу.
На всякий случай. А вдруг поможет.
Я выхожу из часовни в комнату для ожидания. Я постаралась взять себя в руки, но я все-таки чувствую себя сломленной. Я знаю, что я должна сейчас быть вместе с подчиненными. Это моя обязанность. Мое место. Так должен поступать руководитель.
— Что-нибудь слышно? — спрашиваю я и испытываю гордость: голос не дрожит.
— Пока нет, — мрачно отвечает Алан.
Джеймс выглядит печальным. Лео ходит взад-вперед. Алан кажется беспомощным, как ребенок. Спокойными остаются только Элайна и Бонни, что поражает меня. Ведь они совсем недавно выдержали нападение убийц. Никогда не знаешь загодя, откуда берется сила.
Я чувствую запах дезинфекции, слышу шипение и пиканье приборов. Обстановка, характерная для любой больницы.
Я сажусь рядом с Бонни:
— Как ты, солнышко?
Она кивает, затем отрицательно качает головой. Мне требуется время, чтобы понять, что она хочет сказать. «Да, я в порядке, нет, ты не должна обо мне беспокоиться», — наконец догадываюсь я.
— Хорошо, — бормочу я.
Дверь распахивается, и в комнату стремительно входит Джонс:
— Где она? Как она? Что случилось?
Я встаю, подхожу к нему. Мельком отмечаю, до чего звонко каблуки постукивают по кафельному полу.
— Она в операционной, сэр.
Он некоторое время рассматривает меня.
— В каком она состоянии?
— Пуля прошла через верхнюю часть грудной клетки. Выходного отверстия нет. Она потеряла много крови, и ее сразу положили на операционный стол. Это все, что мы знаем.
«Коротко, — думаю я. — Сухо и эффективно». Я подавляю слабый приступ истерии.
Он смотрит на меня, лицо постепенно краснеет. Меня пугает та степень ярости, которую я вижу в его глазах, потому что раньше я ничего подобного не видела.
— Давно началась операция? — отрывисто спрашивает Джонс.
— Два часа назад.
Он резко отворачивается от меня. Начинает ходить по комнате. Разворачивается и тычет пальцем в моем направлении:
— Слушай меня как следует, Смоуки. У меня два убитых агента, еще один на операционном столе. Никто из вас, подчеркиваю, никто из вас не должен с этого момента оставаться один. Если это означает, что кому-то придется съехаться на время, так тому и быть. Вы не смеете ходить в ванную комнату или подтирать нос в одиночку. Понятно?
— Да, сэр.
— Чтоб никаких больше потерь. Ты слышишь меня, Смоуки? Никаких!
Я принимаю его ярость, гнусь под ней, как от ветра. Это вариант моего недавнего поведения. Он так высказывает свое волнение и заботу. Я ему сочувствую.
Шторм утихает, Джонс успокаивается. Рука тянется ко лбу. Я узнаю эту короткую борьбу. Я пережила ее некоторое время назад. Он босс. Пришло время быть боссом.
— В ожидании результата операции займемся делом. Введите меня в курс.
Я рассказываю ему об аресте напарника Джека-младшего. Сообщаю о телефонном звонке от Элайны, о парне, которого убила на парковочной площадке. О том, что случилось в доме Алана.
— Где тот тип, которому ты руку прострелила?
