Приглашенные исследователи, взбудораженные и слегка навеселе, сидели за двумя сдвинутыми перед сценой столами. Они подхватывали незатейливый припев «фалери, фалера» и топали в такт ногами, так что пол сотрясался. Неделя у них выдалась напряженной — с утра до вечера им приходилось противостоять опасности, терпеть лишения в высококонцентрированной научной среде. Но сейчас, сопровождаемые профессионалом Карлом Фишером и несколькими охранниками, скрытно рассредоточенными по залу, они ощущали себя спокойно и позволили себе расслабиться.
Наконец музыка смолкла, и дуэт покинул сцену. Исследователи вызывали их на бис, но Коринна сделала им ручкой. «Тиролец» скрылся в направлении кухни, а девушка подсела к Даниэлю. Покрывшаяся испариной, она с благодарностью приняла кружку пива, что поставил перед ней муж-подкаблучник Ханнелоры.
— Прямо тошнит от них, — тихонько проговорила она, кивнув в сторону гостей, и затем продолжила: — Я проверила тот стикер из регистратуры. Сравнила с другими записками.
— С какими еще записками?
— Всякими. Написанными персоналом клиники. Ничего подобного твоей я так и не нашла. Но, как я уже говорила, на чей-то естественный почерк это совсем не похоже. Хотя кое-что любопытное мне все-таки попалось.
Коринна сунула руку в кармашек передника и тайком передала Даниэлю сложенный листок бумаги. Он развернул его на коленях. На нем оказались написанные от руки стихи.
— «Пастушка», — прочел он. — «Когда восходит солнце…»
— На другой стороне, — перебила девушка.
Даниэль перевернул листок.
— Что это?
— Медицинская карта Макса, — все так же тихо ответила она. — Копия первой страницы.
Разобрать текст в тусклом свете было довольно трудно, но по виду бумага действительно походила на отрывок истории болезни.
— Откуда у тебя это? — поразился Даниэль.
— Сейчас нет времени объяснять. Это распечатка еще с того времени, когда Макс здесь только появился. Личные данные и биографические сведения. И кое-что в них весьма интересно. Взгляни на дату рождения пациента, в самом верху. И ниже, под заголовком «Семейное окружение». У Макса и его брата Даниэля одна и та же дата рождения. Одинаковое число, одинаковый месяц, одинаковый год. Близнецы, иными словами.
Даниэль поднял на нее взгляд.
— Ну да, все так и есть. Почему же тогда Гизела Оберманн и Карл Фишер утверждают, будто у Макса нет близнеца? Они этого не читали, что ли?
— Вот и я подумала об этом, — кивнула Коринна. Она подалась вперед и зашептала: — Я вошла в медицинскую карту Макса и посмотрела, что в ней значится сейчас.
Даниэль с раскрытым ртом уставился на девушку. На лбу у нее поблескивали бусинки пота, однако запотелая кружка холодного пива так и стояла на столе нетронутой.
— Откуда у тебя доступ к истории болезни постороннего резидента?
Коринна нервным жестом велела говорить ему потише и оглянулась через плечо. Один из приглашенных исследователей стоял и, судя по всему, обращался к Карлу Фишеру с импровизированной речью.
— Неважно, — прошептала девушка. — В общем, я посмотрела, какие сведения содержатся в карте Макса сейчас, и сравнила их с этой вот распечаткой. Естественно, объем истории болезни увеличился, но личные данные остались теми же. За одним исключением — даты рождения Макса. Она исправлена с 28 октября 1975 на 2 февраля 1977. Так что теперь он на два года тебя младше.
— Зачем же кому-то понадобилось ее исправлять?
— В этом-то и вопрос.
— А кто обладает доступом к медицинским картам резидентов?
— Только персонал. Врачи, психиатры и другие исследователи. Некоторые медсестры.
— И ты, — многозначительно добавил Даниэль.
Девушка пропустила его замечание мимо ушей. Она снова подалась вперед и, сжав ему руку под столом, зашептала:
— Тебе нужно выбираться отсюда, Даниэль. Химмельсталь — опасное место, и я уверена, что здесь происходит что-то незаконное. Персонал не многим лучше пациентов.
— Но теперь-то им придется меня отпустить. Каким бы образом ты ни раздобыла старую распечатку карты Макса, она подтверждает, что я все это время говорил правду. Мы с Максом — близнецы, а значит, и моя история заслуживает доверия.
Коринна снова обернулась на исследователей, которым только что подали новую порцию пива. Потом повернулась к Даниэлю и тихо продолжила, по-прежнему держа его за руку.
— У нас имеется даже более веское доказательство. Сегодня в церкви я поставила две свечки. Одну за Маттиаса Блока, моего друга, встретившего в долине свою смерть. А другую за жизнь. Представляешь, впервые в Химмельстале сотворена жизнь!
— Что ты имеешь в виду? — озадаченно проговорил он.
— Я беременна, — прошептала девушка.
У Даниэля голова пошла кругом.
— Этого не может быть. Ты же…
Он не мог заставить себя произнести слово «стерилизована». Оно звучало как безжалостный приговор.
Но Коринна покачала головой и еще крепче сжала его руку.
— Я так же фертильна, как и ты. У нас будет ребенок, Даниэль.
В этот момент зал огласили протяжные ноты аккордеона. Мужчина в тирольской шляпе снова появился на сцене. Девушка достала помаду и торопливо подкрасила губы, затем поправила шнуровку дирндля. Под аккомпанемент восторженных аплодисментов приглашенных исследователей она прошла на сцену и, легонько раскачивая в такт руками, затянула старую немецкую песню «Там в зеленом лесу, где поет дрозд».
Гости зашлись в восторге. Мужчина в бейсболке поднял кружку с пивом, а Карл Фишер принялся отбивать по столу ритм.
Даниэль расплатился и покинул пивную. Витражные окна заведения были широко распахнуты, и пение под аккордеон преследовало его по всему переулку.
Он вспомнил рассказ Саманты о преступлении Коринны. Действительно ли она беременна, или же это всего лишь самообольщение, безумие?
Но если это правда, тогда она не обычный резидент Химмельсталя. Кто же она на самом деле?
Часть IV
48
Из-за плотно высаженных вдоль ограды елей разглядеть снаружи ничего было нельзя, лишь за ветвями различались массивные металлические прутья. В ограждении имелось два прохода: ворота для транспорта и калитка, на обращенной к зданиям клиники стороне. Как-то ранним утром Даниэль увидел, как из этой калитки вышла группа врачей и дружно двинулась по направлению к медицинскому центру. Тогда-то он и понял, что за еловой оградой располагаются жилища персонала.
Он нажал на кнопку звонка возле калитки, и в динамике отозвался молодой мужской голос. Даниэль нагнулся к селектору и произнес:
— Меня зовут Даниэль Брант. Мне нужно поговорить с доктором Оберманн. Это очень важно.
— Прошу прощения, — послышалось в ответ, — но сюда посетителям нельзя. Попробуйте связаться с ней в медицинском корпусе.
— Уже пытался. Но, похоже, она у себя дома. Пожалуйста, передайте ей, что я здесь и что это важно. — Даниэль постарался, чтобы его слова прозвучали как можно серьезнее и авторитетнее.
— Одну минуту.
В динамике воцарилась тишина. Издали доносился рокот экскаваторов, копавших выше по склону фундаменты для новых зданий.
Через несколько минут запикал зуммер, и калитка автоматически и невероятно медленно отворилась.
За оградой Даниэль словно оказался в другом мире.
Лужайку с фонтаном по центру окружало с десяток одноэтажных домиков. Еще тут были клумбы с поздними розами, на которых даже оставалось несколько цветков, деревья с желтеющими листьями и площадка для барбекю.
Тихое уединенное местечко, напоминающее обнесенные стеной дворцовые сады из арабских сказок — скрытое от любопытных взоров сокровище посреди суетливых городов.
— Сейчас она подойдет, — сообщил молодой охранник, высунувшись из небольшой сторожки возле калитки.
Даниэль стал ждать. Умиротворенно шумел фонтан, еловая ограда смягчала рев экскаваторов до едва различимого рокота.
Наконец дверь одного из домиков отворилась, и по мощеной тропинке к нему направилась Гизела Оберманн. Нанести косметику она не потрудилась, была одета в футболку да треники, а ее волосам не помешало бы мытье.
