— Да, я помню, что вы говорили об этом. Не возражаете, если я открою окно? Прошу прощения, но у вас немного душно.
Даниэль убрал с подоконника пару пачек бумаг и открыл окно.
Перед домами никого не было, лишь курил охранник, прислонившись к стене сторожки. На площадке для барбекю парочка воробьев клевала крошки.
Даниэль несколько раз глубоко вдохнул осенний воздух, затем вернулся в кресло и осторожно напомнил:
— Так вы говорили про чип.
Гизела Оберманн с готовностью кивнула.
— Поскольку на психопатов не действует хмурый вид родителей и к психотерапии они тоже не восприимчивы, приходится прибегать к более точным методам, — объяснила она, потянувшись за бокалом.
Сонная кошка соскользнула с ее колен, да так и повисла на бедре, словно коврик на заборе. Женщина положила животное обратно на колени и продолжила:
— А именно воздействовать непосредственно на источник. — Она постучала пальцем себе по голове. — Мы вживляем чип, улавливающий посылаемые сверчком слабые сигналы, которые приводят в действие собственную систему поощрения и наказания мозга. Наш расчет строится на том, что это окажет стимулирующее воздействие на зеркальные нейроны и тем самым активирует их. К сожалению, пока нам не удалось достичь значительного прогресса. Так что пока метод остается… хм, некой формой ненавязчивого обучения, скажем так.
Гизела помолчала и допила бокал.
— Само собой, знать об этом резиденты не должны. Доктор Фишер моментально вышвырнет меня из долины, если прознает, что я рассказала вам о проекте «Пиноккио». Вот только, боюсь, он поступит так в любом случае.
— Значит, Коринна работает на вас? Ее работа состоит в манипулировании другими резидентами?
— Ее работа состоит в манипулировании вами. — Гизела направила на Даниэля дрожащий указательный палец. — И никем больше. С другими резидентами работают другие сверчки.
— И кто же эти другие сверчки?
Она покачала головой и погрозила пальцем.
— Я и так рассказала вам слишком много. Но вы точно не хотите, чтобы я открыла еще одну бутылку вина? Оно такое освежающее. Без вина в Химмельстале я бы ни за что не выжила.
Даниэль отрицательно покачал головой.
— Не совсем понимаю, что за люди эти сверчки. Насколько мне известно, Коринна живет в долине уже несколько лет.
— Вам прекрасно известно, сколько она здесь пробыла, — раздраженно бросила Гизела, поерзав в кресле, отчего кошка снова немного сместилась. Но животному как будто все было нипочем.
— И не надо мне тут прикидываться, будто вы не Макс. Ваше раздвоение личности было всего лишь представлением, так ведь? Глупо было с моей стороны повестись на этот фокус.
— Это была целиком ваша идея, Гизела. Про раздвоение я даже не заикался, — спокойно напомнил ей Даниэль. — Так, значит, Коринна — тоже вроде психолога? Она — врач? Поэтому у нее есть доступ к истории болезни Макса?
Женщина рассмеялась.
— Коринна — актриса, уж это-то вы должны знать. Изначально сверчок может быть кем угодно. Их тщательно отбирают и проверяют, а затем они проходят углубленное обучение в клинике. Чтобы работать сверчком, требуются особые навыки и качества. Интуиция, умение слушать, социальная грамотность. И в то же время они должны быть жесткими и бескомпромиссными. Коринна появилась здесь с единственной целью — быть вашим сверчком. Ей известна о вас любая мелочь, и ее задача состоит в том, чтобы притворяться обычным резидентом, жить и работать в деревне и поддерживать дружбу с вами.
Даниэль сглотнул.
— Любовь? Секс? Это тоже входит в ее обязанности? — спросил он.
— Ни в коем случае. Сверчки, несомненно, должны быть близки со своими подопечными, но вступать с ними в интимные отношения им категорически запрещено. И за малейшее поползновение к сексуальному контакту они должны наказывать резидентов, инициируя у них чувство тревоги.
— А если это не сработает?
— Тогда они вызывают подкрепление. Все сверчки имеют прямую связь со штабом службы безопасности.
Даниэль обдумал информацию.
Снаружи послышалось пиканье открываемой калитки, затем донеслись голоса охранника и кого-то еще. По-видимому, один из врачей вернулся домой пораньше.
Гизела, однако, на чье-то прибытие внимания не обратила. Слегка сгорбившись, она откинулась на спинку кресла, разом обмякнув в точности как и ее кошка.
— Этот чип, — снова заговорил Даниэль. — Когда мне вживили его в мозг?
— Сразу после того, как вы вошли во Вторую зону, — невозмутимо ответила женщина.
Он попытался подавить захлестнувшую его волну паники. После удара током какое-то время он оставался без сознания. А потом, возможно, его накачали снотворным. После пробуждения, насколько ему помнилось, у него жутко болела голова.
Вот только никаких послеоперационных шрамов у себя на голове он не заметил. Впрочем, крошечный чип наверняка можно имплантировать и без малейших следов. Даниэль осторожно ощупал волосы. Чип представлялся ему чем-то вроде кусочка металлической стружки, острого как бритва, и воображение живо нарисовало ему, как устройство врезается в ткань его мозга. Он сглотнул и спросил:
— Следовательно, я вот уже два месяца как разгуливаю с чипом в голове?
— Нет-нет. Он у вас… — Гизела закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. — Наверно, около года. Да, вроде того. Заманить резидентов в медицинский центр — извечная проблема. Как они только ни сопротивляются, лишь бы не попасть туда, так что мы воспользовались первой же возможностью, как вы оказались в отделении интенсивной терапии. Жизнь ваша практически висела на волоске, когда вас обнаружили в подземном водоводе.
Даниэль расхохотался и от охватившего его облегчения все не мог остановиться. Женщина вторила ему пьяным смехом.
Наконец он отер слезы от смеха и поднялся.
— Благодарю за информацию, доктор. Что ж, больше не смею вас беспокоить. Приятно было посмотреть, как вы все здесь живете, в этом маленьком мирном оазисе.
— Маленький мирный оазис? Здесь? — Гизела уставилась на него мутным взором. — Ах, я вас умоляю! Да это змеиная яма! Мы здесь только тем и заняты, как бы сожрать друг друга. Если бы у меня было к кому уехать за пределами долины, я бы и минуты здесь не задержалась. Вот только я сожгла за собой мосты. Все поставила на эту сраную долину.
Она шмыгнула носом, подняла безвольную кошку за передние лапы и, словно огромным белым носовым платком, отерла головой животного увлажнившиеся глаза.
Проходя через садик, Даниэль старательно отворачивал лицо от двух врачей, сидевших на осеннем солнышке на одной из веранд. Если они увидят, что в их охраняемый поселок проник резидент, у него возникнут серьезные проблемы.
Впрочем, мужчины оказались столь поглощены разговором, что даже и не обратили на него внимания. До Даниэля долетели обрывки их жаркого спора, пока он торопливо шел мимо клумбы с увядшими розами.
— Всего хорошего, доктор Брант, — улыбнулся ему охранник и слегка поклонился, отворяя калитку.
Сколько же правды заключалось в рассказе Гизелы?
Тут Даниэлю вспомнились слова парикмахера о некоем гаджете Маттиаса Блока. Быть может, это и было то самое устройство, о котором говорила врач?
Он принялся мысленно перебирать все свои встречи с Коринной, но так и не вспомнил, чтобы она хоть раз держала в руке нечто смахивающее на гаджет.
Браслет! — вдруг осенило его. Ну конечно же, браслет из плоских разноцветных камней, что она никогда не снимает. Хоть во время физических упражнений, хоть боксирования — и даже во время занятий любовью. Браслет, который она прежде начинала вертеть, стоило ему слишком приблизиться к ней. «Он напоминает мне, кто я такая».
49
С учетом того, что Карл Фишер занимал пост директора клиники и являлся ее старшим научным консультантом, кабинет у него оказался на удивление скромным. Находился он в самом конце врачебного коридора и размерами значительно уступал кабинету Гизелы Оберманн. Поскольку выходило помещение не на долину, а на несколько гнетущий пейзаж с горой, прозванной Даниэлем Карьером, архитектор не счел нужным оснащать его панорамным окном. Письменный стол, полупустой книжный шкаф да несколько жестких стульев придавали комнате едва ли не аскетический вид. Больше в ней действительно ничего не было — ни занавесок, ни фотографий или картин на стенах.
