— После всего того, что случилось, ей больше нечего нам сказать? — спросил Керноркян.
— Это на нее похоже, — обреченно сказал Жюстен. — Она ничего не добавила?
— Добавила. «Нам плевать. Скажи ему, что нам плевать».
— На ту женщину?
— Нет, — сказал Адамберг. — На ту женщину ей было совсем не наплевать.
— А кому «ему»?
Эсталер подбородком указал на Адамберга.
— Само собой, — сказал Вуазне.
— На что? — пробормотал Адамберг. — На что я должен наплевать?
— Она не в себе, — взволнованно повторил Ноэль.
LVI
Вот уже двадцать второй день подряд Франсина не накрывалась одеялом с головой. Раньше с ней такого не случалось. Она спокойно засыпала, уткнувшись лицом в подушку, что было гораздо приятнее, чем задыхаться под простынями, приникая носом к щелочке, пропускавшей воздух. Кроме того, она теперь только мельком проверяла дырочки точильщиков, даже не пересчитывая количество новых отверстий, идущих к южной оконечности балки, и не раздумывая, на что может быть похожа эта мерзость.
Полицейская охрана явилась для нее истинным даром божьим. Трое мужчин, сменяя друг друга, дежурили у нее каждую ночь и по утрам, пока она не уходила на работу, — ну не мечта ли? Она не стала спрашивать, почему именно ее вдруг решили охранять, опасаясь, что излишнее любопытство только отпугнет жандармов и они откажутся от столь счастливой идеи. Насколько она поняла, в последнее время в окрестностях участились грабежи, и ничего удивительного, что жандармы взяли под свое крыло одиноких женщин. Кто другой, может, и отказался бы, но только не Франсина — каждый вечер, преисполненная благодарности, она подавала дежурному жандарму ужин гораздо более изысканный, чем тот, что в свое время готовила отцу.
Слух о кулинарных экзерсисах и прелестях Франсины быстро разошелся по уголовному розыску Эвре, и к немалому изумлению Девалона, ему не стоило никакого труда найти добровольца для дежурства у нее дома. Девалону начхать было на сумбурное следствие Адамберга, которое в его глазах было не более чем нагромождением нелепостей. Но не мог же он допустить, чтобы этот тип, и без того уже разваливший его заключение по делу Элизабет Шатель и Паскалины Виймо из-за трех пятен лишайника на камне, завладел теперь его территорией. Охранять ферму будут его люди, и никто из помощников Адамберга и носа туда не сунет. Адамберг имел наглость потребовать, чтобы полицейские сменяли друг друга и бодрствовали на посту. Еще не хватало. Не будет он тратить личный состав на такую ерунду. Девалон посылал своих бригадиров к Франсине после обычного рабочего дня, наказывая им плотно поесть и выспаться со спокойной совестью.
Ночью 3 мая, в три часа тридцать пять минут, в комнатах Франсины и бригадира Грималя несли вахту только жуки-точильщики — не обращая ни малейшего внимания на вооруженного полицейского, они знай себе пожирали причитающуюся каждому тысячную долю миллиметра древесины. Точильщики никак не отреагировали, когда скрипнула дверь подсобки, — просто потому, что они глухи от рождения. Грималь, ночевавший в комнате покойного отца Франсины, привстал в темноте, закутавшись в пурпурного цвета перину, но был не в состоянии ни определить разбудивший его звук, ни вспомнить, куда он положил оружие — слева или справа от кровати, на пол или на комод. Он наугад пошарил по тумбочке в изголовье и, пройдясь по комнате в трусах и майке, распахнул дверь, ведущую в спальню Франсины. И стоя так, с пустыми руками, он увидел, как на него очень тихо и медленно наступает долговязая серая тень, не прервавшая своего движения, даже когда он открыл дверь. В походке тени было что-то необычное, она скользила и спотыкалась, и хотя в ее повадках ощущалась явная нерешительность, она неумолимо плыла вперед. Грималь успел только потрясти Франсину, сам толком не зная зачем — чтобы спасти ее или позвать на помощь.
— Тень, Франсина! Вставай! Беги!
Франсина завизжала, и объятый ужасом Грималь подошел к серой фигуре, чтобы прикрыть бегство молодой женщины. Девалон не предупредил его о возможном нападении, и последним усилием воли он послал ему проклятие. Провались он ко всем чертям вместе с этим призраком.
LVII
Адамбергу позвонили из уголовного розыска Эвре в восемь двадцать утра, застав его в грязной забегаловке, гордо бросавшей вызов спавшим еще «Философам». Он пил кофе в компании Фруасси, поглощавшей второй завтрак. Бригадир Морен, приехавший в Клан-си сменить Грималя, нашел его тело, прошитое двумя пулями, одна из которых задела сердце. Адамберг замер с чашкой в руке и шваркнул ее на блюдце.
— А девственница? — спросил он.
— Исчезла. Судя по всему, она успела выскочить в окно дальней комнаты. Ее ищут.
Голос полицейского дрожал от слез. Грималю было сорок два года, и он всегда предпочитал подстригать изгородь, а не портить жизнь окружающим.
— А оружие? — спросил Адамберг. — Он стрелял?
— Он был в постели, комиссар, он спал. Пистолет лежал на комоде, ему даже не удалось дотянуться до него.
— Не может быть, — прошептал Адамберг. — Я же просил, чтобы охранник бодрствовал, одетый, с оружием наготове.
— Девалон на ваши просьбы положил. Он посылал нас туда после рабочего дня — не могли же мы бодрствовать всю ночь.
— Скажите своему шефу, чтобы он проваливал ко всем чертям.
— Обязательно, комиссар.
Через два часа, стиснув зубы, Адамберг в сопровождении своих помощников вошел в дом Франсины. Молодую женщину нашли — зареванная, с ободранными ногами, она пряталась на сеновале у соседей, забившись между двумя вязанками соломы. Она помнила только серый силуэт, колеблющийся, словно свечное пламя, и руку жандарма, которая вытянула ее из постели и подтолкнула в сторону дальней комнаты. Франсина уже бежала к дороге, когда раздались выстрелы.
Опустившись на колени возле головы Грима-ля, чтобы не наступить в лужу крови, комиссар положил руку на его холодный лоб. Потом набрал номер и сказал, услышав заспанный голос в трубке:
— Ариана, я знаю, что еще нет одиннадцати, но ты мне очень нужна.
— Где ты?
— В Кланси, это в Нормандии. Шмен-де-Биж, дом 4. Поторапливайся. Мы до твоего приезда ничего не будем трогать.
— Что это еще за команда? — спросил Девалон, показав на группу людей, окружившую Адамберга. — И кого вы вызвали? — добавил он, кивнув на телефон.
— Я вызвал своего судмедэксперта, майор. И я вам не советую выступать.
— Пошли вы, Адамберг. Погиб мой человек.
— Ваш человек, посланный вами же на смерть.
Адамберг взглянул на двух жандармов, сопровождавших Девалона. Всем своим видом они выражали ему одобрение.
— Охраняйте тело вашего товарища, — сказал он. — И чтобы никто до него не дотрагивался до приезда судмедэксперта.
— Не вздумайте приказывать моим бригадирам. Парижские легавые нам не указ.
— Я не из Парижа, и у вас больше нет бригадиров.
Адамберг вышел, тут же забыв о Девалоне.
— Ну, что у вас?
— Кое-что вырисовывается, — ответил Данглар. — Убийца перелезла через северную стену, прошла пятьдесят метров по траве до обветшалой кухонной подсобки.
— Трава невысокая, следов там нет.
— Следы есть на ограде — с нее упал кусок глины.
— Что еще? — Адамберг сел, облокотившись на стол.
— Она сломала замок, прошла через подсобку, потом через кухню и вошла в спальню. Тут тоже нет следов, на плитках — ни единой пылинки. Грималь вышел из задней комнаты, нападение произошло возле кровати Франсины. Судя по всему, в него выстрелили в упор.
Девалон вынужден был покинуть ферму, но он не собирался отдавать подвластную ему территорию в руки Адамберга. Меча громы и молнии, он ждал на дороге приезда судебного медика из Парижа, приняв твердое решение поручить вскрытие своему специалисту. Он видел, как резко затормозила машина перед старыми деревянными воротами. Из машины вышла женщина и повернулась к нему. Это было последнее его потрясение за день — он узнал в ней Ариану Лагард. Девалон отступил, не сказав ни слова, только молча поприветствовал ее.
