Комиссар вытащил из заднего кармана смятую бумажку и знаком подозвал Данглара, который слишком хорошо знал эту позу и эту улыбку. Он с опаской подошел.
— Вейренк сказал бы, что судьба выкидывает странные коленца. Знаете ли вы, что судьба — специалист по иронии и что именно по иронии ее и узнают?
— Говорят, Вейренк от нас уходит?
— Да, возвращается к себе в горы. Опустив ноги в реку, он будет размышлять о том, вернется ли он к нам или нет, и волосы его будут развеваться на ветру. Он еще не решил.
Комиссар протянул Данглару смятую бумажку.
— Я получил это сегодня утром.
— Ничего не понимаю, — сказал Данглар, пробежав глазами по строчкам.
— Еще бы, это по-польски. Нам сообщают, капитан, что медсестра умерла. По чистой случайности. Попала под машину в Варшаве. Какой-то водила, проехав на красный свет, не сумел отличить проезжую часть от тротуара и расплющил старуху в лепешку. Мы даже знаем, кто ее задавил.
— Какой-нибудь поляк.
— Да, но не простой поляк.
— Пьяный поляк.
— Само собой. И все-таки?
— Не знаю.
— Старый поляк. Девяностодвухлетний поляк. Старик раздавил убийцу стариков.
Данглар задумался на мгновение.
— И вам правда смешно?
— Обхохочешься, Данглар.
Вейренк смотрел, как комиссар трясет за плечо майора, доктор Лавуазье кудахчет вокруг Ретанкур, Ромен пытается наверстать упущенное, Эсталер носится с бокалами, а Ноэль хвастается своим донорством. Все это никак его не касалось. Он приехал сюда не для того, чтобы интересоваться людьми. Он приехал, чтобы покончить со своими волосами. И он с ними покончил.
«Ну вот и все, солдат, иди своей дорогой,
Ты волен выбирать, но прошлого не трогай.
Какой же тайною исполнен этой край,
Что не хватает сил сказать ему «прощай»?»
И правда. Вейренк затянулся сигаретой и посмотрел вслед уходящему Адамбергу — тот был неприметен и воздушен, но в каждой руке нес по рогу оленя.
«О боги,
Здесь всюду благодать — но этот славный вид
Меня бесплодною гуманностью блазнит».
Адамберг шел пешком по темным улицам. Он ничего не расскажет Тому о зверствах Арианы, ужас не должен слишком рано прокрасться в голову малыша. В любом случае не бывает козликов с расщеплением личности. Только люди страдают от таких напастей. А вот козлики с длинными рогами могут сделать так, что череп у них прорастет наружу не хуже, чем у оленей. А люди этого-то как раз и не умеют. Так что лучше держаться козликов.
И тогда мудрая серна, которая прочла много книг, поняла свою ошибку. Но рыжий козлик так и не узнал, что она приняла его за негодяя. И тогда рыжий козлик понял свою ошибку и признал, что черный козлик не был негодяем. «Ну и ладно, — сказал черный козлик, — дай мне десять сантимов».
В палисаднике Адамберг положил рога на землю и принялся искать ключи. Лусио тут же вышел в ночь и встал рядом с ним под орешником.
— Как дела, hombre?
Не дожидаясь ответа, старый испанец скользнул к изгороди, вернулся с двумя бутылками пива и открыл их. В кармане у него потрескивал приемник.
— А что та женщина? — спросил он, протягивая бутылку Адамбергу. — Которая не закончила свою работу. Ты отдал ей зелье?
— Да.
— Она выпила?
— Да.
— Хорошо.
Лусио сделал несколько глотков, прежде чем ткнуть кончиком трости в землю.
— Что это ты принес?
— Рога с десятью отростками из Нормандии.
— Живые или сброшенные?
— Живые.
— Это хорошо, — снова одобрил Лусио. — Только не разлучай их.
— Я знаю.
— Ты знаешь еще кое-что.
— Да, Лусио. Тень ушла. Умерла, скончалась, испарилась.
Несколько мгновений старик стоял молча, постукивая по зубам горлышком бутылки. Он взглянул на дом Адамберга, потом обернулся к комиссару:
— Как это?
— Угадай.
— Говорят, что с ней может покончить только старик.
— Так и случилось.
— Расскажи.
— Это произошло в Варшаве.
— Позавчера в сумерках?
— Откуда ты знаешь?
— Расскажи.
— Старый поляк девяноста двух лет наехал на нее двумя передними колесами.
Лусио подумал, покатав горлышко бутылки по губам.
— Вот так, — он махнул своим единственным кулаком.
— Вот так, — подтвердил Адамберг.
— Как дубильщик кулаками.
Адамберг улыбнулся и поднял с земли рога.
— Во-во, — отметил он.
