— Мне так страшно. А что если Эрик помог еще одной Хелен?
— Нет никаких причин так думать, — солгал я, потому что теперь у меня было объяснение, почему Мейт не пытался приписать Джоанну себе. Я продолжал как можно ласковее: — Эрик очень взволнован, как и ты. Все уляжется, и Эрик успокоится.
Мои слова и мысли разошлись в разные стороны. Продолжая утешать Стейси, я тем временем думал: мать и сын, вина и покаяние. Джоанна и Эрик составляют план... Эрик делает фотографии, зная, что скоро матери не станет, пытаясь хоть что-то сохранить в памяти.
Жуткие мысли, но я не мог остановиться. Оставалось только надеяться, что отвращение не проникло в мой голос. Судя по всему, притворство удалось мне неплохо, потому что Стейси перестала плакать.
— Все будет хорошо? — спросила она голосом маленькой девочки.
— Держись!
Она улыбнулась. Но тотчас улыбка превратилась во что-то ужасное и отталкивающее.
— Нет, не будет. Хорошо больше никогда не будет.
— Знаю, что сейчас тебе так кажется...
— Эрик прав, — вдруг сказала Стейси, — Ничего сложного нет. Человек рождается, жизнь его засасывает, он умирает.
Расковыряв ранку, она слизнула кровь и принялась ковырять дальше.
— Стейси...
— Слова, но такие хорошие.
— Стейси, это правда.
— Хотелось бы верить... Все будет лучше?
Не столько вопрос, сколько высказанная вслух потребность.
— Да, — сказал я. Да храни меня Господи.
Новая улыбка.
— В Стэндфорд я определенно не пойду. Мне нужно найти себя. Спасибо, доктор Делавэр, вы были очень...
Ее слова прервали донесшиеся снизу звуки.
Достаточно громкие, чтобы пробиться с первого этажа, из противоположного конца дома. Крики, удары, яростный топот ног — опять крики, переходящие в безумный рев.
Мелодичный звон бьющейся посуды.
Выскочив из комнаты, я бросился вниз по лестнице навстречу шуму.
Гостиная. Фигуры в черном.
Две фигуры, застывшие в боевых позах.
— Ты что сделал, мать твою? — крикнул Ричард, надвигаясь на сына.
Эрик замахнулся бейсбольной битой.
У него за спиной валялось на полу то, что осталось от шкафчика. Погнутая бронза, разбитые стеклянные дверцы. На ковре необработанными алмазами сверкали осколки. Внутри шкафчика и на полу фарфоровые черепки. Фигурки лошадей, верблюдов и людей, превращенные в мусор.
Ричард шагнул ближе. Дыхание с хрипом вырывалось из его раскрытого рта.
Эрик, сжимая биту обеими руками, тоже дышал учащено.
— Даже не думай!
— Брось биту! — приказал Ричард.
Эрик не шелохнулся.
— Брось, мать твою!
Презрительно рассмеявшись, Эрик нанес новый удар по фарфору. Ричард, метнувшись вперед, успел перехватить биту. Эрик закряхтел, пытаясь вырвать ее у отца.
Две фигуры в черном, упав на пол, переплелись, покрываясь пылью и осколками. Я бросился к ним, не обращая внимания на биту, наоборот, стремясь оказаться рядом с ней. Мне удалось вцепиться в твердую древесину, мокрую от пота. В мои колени впились острые осколки. Я потянул за биту. Сначала она подалась, затем кто-то рванул ее из моих рук. Мне в челюсть воткнулся чей-то кулак, но я не выпускал биту.
Отец и сын, рыча и брызжа слюной, молотили друг друга, меня, все окружающее.
В сражение вступила еще одна пара рук.
— Прекратите!
Я поднялся с пола. Рядом стоял Джо Сейфер, прижимая руки к щекам. Его глаза пылали. Эрик и Ричард продолжали спор за обладание битой.
— Прекратите, идиоты, или я уйду и больше не вернусь, и вам придется самим выкарабкиваться из той ямы, куда вы попали!
Ричард опомнился первым. Эрик продолжал что-то бурчать, но его руки разжались. Мы с Сейфером бросились к нему и вырвали биту.
Ричард бессильно опустился на пол, рассеянно перебирая фарфоровые черепки. Он был словно оглушен — казалось, находился под действием наркоза. На его руках и лице алели мелкие порезы, один глаз заплыл. В нескольких футах от него стоял на коленях Эрик, устремив взгляд в пространство. За исключением разбитой губы, других следов драки у него не было видно. Челюсть у меня гудела. Я потрогал ее рукой: горячая, начала распухать. Но, похоже, все кости целы.
— Во имя всего святого, — воскликнул Сейфер, — только посмотрите, что вы сделали с доктором Делавэром. Что с вами случилось? Вы что, дикари?
Эрик усмехнулся.
— Мы — элита. Очень трогательно, не правда ли?
Сейфер ткнул в него пальцем.
— А ты, дружок, помолчи. Держи свой рот на замке в не смей меня перебивать...
— Это еще почему...
— Слушай, парень, не выводи меня из себя. Еще одно слово, и я вызываю полицию. Тебя упрячут за решетку, а я прослежу за тем, чтобы тебя не выпускали подольше. Не сомневайся, я это сделаю.
— Какое мне...
— Вот такое. Не пройдет и часа, как тебя изнасилуют в задницу, а то и произойдет что-нибудь похуже. Так что, придержи язык!
У Эрика задрожали руки. Взглянув на разруху, устроенную им, он улыбнулся. И вдруг заплакал.
Все молчали. Оглянувшись вокруг, Сейфер покачал головой.
— Я очень сожалею, — обратился он ко мне. — Как вы?
— Ничего страшного.
— Эрик, — с мольбой в голосе произнес Ричард. — Почему? Чем я тебя обидел?
Эрик посмотрел на Сейфера, прося слова.
— Действительно, Эрик, почему? — спросил тот.
Повернувшись к отцу, Эрик пробормотал что-то невнятное.
— Что? — переспросил Ричард.
— Извини.
— Извини, — повторил тот. — И это все?
Опять бормотание, чуть громче.
— Ради Бога, говори нормально, — не выдержал Ричард. — Какого черта ты...
Осекшись, он покачал головой.
— Извини, папа, — сказал Эрик. — Извини, извини, извини.
— Эрик, почему?
Эрик начал всхлипывать. Ричард шагнул к нему, чтобы утешить, но тут же передумал и отступил назад.
— Почему, сын?
— Прощение, — сказал Эрик. — Прощение — это все.
Ричард побледнел. Бледность нездоровая, с зеленоватым отливом. Он подобрал осколок фарфора. Зеленый, синий и желтый — часть лошадиной морды.
— О Господи! — раздался голос у нас за спиной.
В дверях гостиной стояла Стейси. Бессильно опустив руки, выпучив глаза так, что они, казалось, готовы были вот-вот вывалиться из орбит.
Всего несколько минут назад, услышав, как Стейси рассуждает о том, что нашла свой путь в жизни, я поздравил себя с первой маленькой победой. Сейчас этот успех превратился в шутку, оказался разбитым так же непоправимо, как тысячелетний фарфор, выкопанный из древних могил.
— Нет! — прошептала Стейси.
— В чем дело, дорогая? — спросил Сейфер.
Она не ответила, и адвокат повторил:
— Что ты имела в виду?
Казалось, девушка его не слышала. Она повернулась ко мне.
— Нет. Я больше этого не хочу.
— Больше ничего и не будет, дорогая, — заверил ее Сейфер. — Доктор Делавэр, с вами точно все в порядке?
— Жить буду.
— Ричард, — продолжал адвокат, — горничная здесь?
— Нет, — пробормотал тот. — У нее сегодня выходной.
— Стейси, пожалуйста, принеси доктору Делавэру ледяной компресс.
— Сейчас, — ответила Стейси и ушла.
Сейфер повернулся к Ричарду и Эрику.
— Сейчас вы оба наведете порядок после разгрома, а я тем временем подумаю, стоит ли мне продолжать заниматься вашим делом, Ричард.
— Пожалуйста! — взмолился тот.
— За работу! — приказал Сейфер. — Займитесь чем-нибудь полезным. Займитесь чем-нибудь вместе.
Выпроводив меня из гостиной, адвокат прошел через обеденный зал на кухню. Просторное помещение, сверкающее черным гранитом и белой полировкой — такое очень любят риэлторы. На самом деле, еще одно притворство: чем выше по социальной лестнице, тем меньше стремление общаться с другими людьми.
Стейси заворачивала кубики льда в полотенце.
— Секундочку.
— Спасибо, дорогая, — поблагодарил ее Сейфер.
Я приложил полотенце к подбородку.
— Извините, — сказала Стейси, — мне так стыдно!
— Ничего страшного, — успокоил ее я. — Честное слово.
Мы постояли, прислушиваясь. Ни звука из-за закрытой двери.
— Стейси, пожалуйста, поднимись к себе, — сказал Сейфер. — Мне нужно поговорить с доктором.
Она послушно вышла.
— По крайней мере, хоть один человек в семье производит впечатление нормального, — сказал адвокат.
Сдвинув ермолку на затылок, он снял пиджак, повесил его на спинку стула и сел за стол.
— Что там произошло?
— Не стану даже гадать, — ответил я.
— Не то чтобы это повлияет на стратегию моих действий в отношении Ричарда. Я отведу от него непосредственную угрозу... Но мальчишка... Он очень несдержан, вы не находите?
— Из него злость хлещет через край, — согласился я.
"Тут будешь и не таким злым, если ты помог умереть собственной матери и не можешь ни с кем поделиться этим ".
— Как вы считаете, он представляет опасность для себя и окружающих? В этом случае, я устрою так, чтобы его задержали на семьдесят два часа.
