— Следуйте за мной.
Квинтону понадобился час, чтобы, поменяв «М-300» на пикап, добраться до парка. С каждой минутой он все больше закипал, в результате чего в голове возникло постоянное гудение и, хуже того, какие-то глухие удары.
Еще часов двенадцать назад он бы сыграл в эту игру с полным самообладанием. Ни на какие уловки не поддался бы. Но то, что теперь все знают, кто он такой, выбило из колеи, и ему оставалось только примириться с действительностью, которая состояла в том, что все это время он ненавидел Птичку. Ненавидел каждой клеточкой своего полыхающего мозга. Последний глоток воздуха отдал бы за то, чтобы изрезать ее на куски. Не красавицей в глазах Бога ее надо сделать, а собственной блевотиной облить. Иное дело, что заставить превратить себя в красавицу — это и значит залить блевотиной.
«Я ведь сам мог сделать ее красивой. Овладел искусством макияжа, маникюра, научился всем этим штучкам, за которые женщины готовы так дорого платить. Почему же заставил ее идти в салон красоты?»
В глубине души Квинтон знал ответ на этот вопрос — потому что это для нее унизительно. На самом деле хотел поиздеваться над ней. Потому что ненавидел.
Отыскивая место в парке, где могла притаиться Птичка, он извлекал из памяти изображение на экране мобильника, который сам же раздавил колесами машины. Алая блузка, зазывные шорты, грива шикарных темных волос, длинные ресницы…
Дважды объехав парк по периметру, Квинтон убедился, что Птичка ослушалась. Это привело его в ярость.
Он вернулся на главную дорогу и, подъехав к салону красоты, остановился прямо у входа. Сунул за пояс сзади пистолет с глушителем. Вышел из машины и распахнул дверь, не старясь больше скрывать обуревающих его чувств.
Негромко звякнул дверной колокольчик. Квинтон прошел мимо девушки-администратора, оглядел большое помещение, где густо пахло всякими жидкостями и красками. Трое мастериц колдовали над женщинами, заплатившими за то, чтобы выглядеть красивыми. Еще одна наклонилась над стойкой со стаканом диетической колы в руках. Чокнутые, все до единой чокнутые. Избранницы, не знающие, что их любят, и не заслуживающие быть любимыми.
— Где она? — требовательно спросил он.
Одна из мастериц, та, что, постарше и, судя по виду, главная, отложила ножницы и со спокойным любопытством посмотрела на него.
— Прошу прощения, но кого вы ищете, миленький?
«Миленький? — возмутился мысленно Квинтон. — Похоже, дама с характером, с ней могут возникнуть проблемы». Он выхватил полуавтоматический пистолет, крутанул барабан и выстрелил ей в лоб.
— Райская Птичка, — четко произнес он. — Где Птичка?
Все запрыгали и заверещали, как стая испуганных обезьян. Администраторша потянулась к телефонной трубке. Но взять ее не успела — Квинтон спустил курок раньше.
— Тихо! — прикрикнул он. — Всех перестреляю. Можете не сомневаться. Но сначала мне нужно, чтобы вы сказали, где девушка, которая заплатила за ваши услуги пятьсот долларов. Терпение у меня на исходе. Кто-то может назвать меня помешанным.
Блондинка, самая юная из мастериц, с ужасом смотрела на распростертое у ее ног тело, как на окровавленную тушу оленя, врезавшегося в ветровое стекло машины. Она подняла на него заплаканные глаза.
— Саманта?
«Саманта. Птичка придумала себе новое имя. Неглупо».
— Где она?
— Мы позвонили в полицию, ее забрали в участок. Пожалуйста, мистер, не надо…
— Заткнись. Что вы сказали полицейским?
— Мы… — Вздрогнув, девушка посмотрела на застывшее тело.
— Вы что?
— Она странно себя вела. У Кассандры есть брат, он…
— Вы позвонили в полицию и сказали, что Саманта не в себе. Так?
— Это она позвонила. — Девушка вновь посмотрела на павшую предводительницу.
— И никому из вас не пришло в голову, что помешанные — это вы, а не Саманта? Что в своем прежнем виде она была прекраснее, чем после того, как вы с головы до ног выкрасили ее и нарядили как куклу? Она избранница, понимаешь, ты, тупоголовая шлюха, избранница!
Квинтон кричал. А это неправильно. Потому он выстрелил девушке в лицо.
Остальные снова завизжали. В свидетелях Квинтон не нуждался. Он двинулся вдоль стены, посылая пулю за пулей в съежившиеся от ужаса фигурки.
Получилась кровавая баня, а Квинтон ненавидел произвольное жестокое насилие, но тут же сообразил, что теперь все иначе. Теперь он другой, и единственное, о чем остается сожалеть, так это о том, что всем этим истекающим сейчас кровью не избранницам, возможно, суждено вечное блаженство. Ну не жестокая ли штука судьба?
Квинтон злобно хрюкнул, сунул пистолет за пояс и вышел на улицу. Дул сильный ветер, остужая разгоряченную голову. Он начал рассуждать: «Визит в салон все-таки можно считать плодотворным. Теперь известно, что добрая самаритянка по имени Кассандра звонила в полицию. Полицейские забрали Птичку. Ее фотографию показали по телевидению, значит, пока никто не догадался, что она и Саманта — одно и то же лицо. Полицейские скорее всего сочли ее душевнобольной и доставили в ближайшую больницу, где есть психиатрическое отделение. А это территория мне знакомая».
Квинтон знал, что ближайшая дурка — Вест-Пайнс в Лютеранском медицинском центре на Тридцать восьмой улице в Уит-Ридж. Скорее всего Птичка сейчас там под именем Саманты. Если нет, то в другой больнице, чуть дальше, — в Денверском медицинском центре с его психиатрическим отделением на тридцать восемь коек.
Квинтон отъехал от салона и миновал стоянку, отметив, что позади все тихо.
Впрочем, удовлетворения не было. Лицо все еще дергалось, в голове по-прежнему гудело, к тому же он еще и потел. Перед глазами мелькали картинки — устрашающие изображения Птички, из которой делают уродину.
«Перед тем как просверлить ей подошвы и заставить изойти кровью, я должен убедиться, что она поняла, какую уродину из нее сделали. И как несправедливо, что Бог вообще дал ей появиться на свет. На самом деле она настолько ужасна, что Бог послал меня, ангела смерти, избавить от нее землю. Так сказать, убрать мусор. Я сломлю ее дух, как она своим отказом семь лет назад сломила мой».
— Осторожнее! Пожалуйста, осторожнее, а то ведь и не доедем так, восклицал через каждую минуту Рауди.
У Рауди были тяжелые отношения с дорожным движением. В своем мире величественных иллюзий он чувствовал себя прекрасно, но за его пределами, среди людей, терялся. Рауди раскинул руки и почти к самому ветровому стеклу поднял ногу. Тапочки на туфли он так и не сменил.
— Внимание! Внимание! — продолжал паниковать он.
— Рауди, умоляю… Я понимаю, что вам трудно, но, пожалуйста, доверьтесь мне.
— Хорошо. — Он побелел как мел. — Но только, ради Бога, чуть помедленнее.
— Мы и так едем наполовину медленнее, чем разрешается.
Элисон сделала все от нее зависящее, чтобы отвлечь Рауди разговорами о деле, но ей мешала его убежденность, что Квинтон опережает их на шаг. Эта уверенность очень беспокоила Элисон. С уличным движением у Рауди могут быть свои счеты, но дело он раскручивает неплохо. Оставалось только молиться, что на сей раз ее подопечный Шерлок ошибается.
— Осторожно! — снова не выдержал он. — Нам надо добраться до больницы целыми. Пожалуйста!
— Может, вы и правы.
— В том смысле, что едем слишком быстро?
— В том смысле, что уже слишком поздно. Джеймс Темпл из ФБР сказал, его люди уже обзвонили все больницы. Пациента по имени Райская Птичка нет ни в одной.
— Если, конечно, она назвалась этим именем.
— И никого, кто подходил бы под описание женщины в желтой фуфайке и джинсах, тоже нет.
— Тише, тише, пожалуйста. Может, вернемся домой и попросим, чтобы все документы показали мне?
— Вы сами говорили, что на девяносто процентов работа детектива сводится к просеиванию следов. След у нас есть — ближайшая психиатрическая лечебница. Квинтон в ней когда-то работал. И если вы ошибаетесь и он ее не захватил, только преследует, если вообще преследует…
— Ну это-то точно, — повернулся к ней Рауди. — Ни малейших сомнений.
— Потому что между ними что-то было раньше, — протянула Элисон.
— Нет, не поэтому, а потому что она седьмая и самая красивая из тех, кого он должен отдать Богу.
— И вы уверены, что это Птичка? На том единственном основании, что она исчезла….
— Мне кажется, она ему нравилась и он пытался ее изнасиловать, — сказал Рауди. — А теперь задумал завершить несделанное, убив ее. Все сходится, все детали. Осторожнее, осторожнее!
Его прямота ошеломила Элисон.
— Помоги ей Господь. Надеюсь, вы ошибаетесь, Рауди. От души надеюсь, что вы ошибаетесь.
Синие медицинские перчатки оказались тесноваты, но у Квинтона не было времени откладывать выполнение миссии. Он и в любой больнице не вызвал бы подозрений, по крайней мере несколько часов, но в этой сошел бы за доктора в течение целого дня и до разоблачения успел бы убить, пожалуй, с десяток человек. Больницу он знал изнутри и снаружи до последнего уголка — работал здесь десять лет назад. По первому впечатлению за это время она совершенно не изменилась, разве что компьютеры новые поставили.
