— Я, может, и нет, а вот Рауди — да.
— Рауди… — Темпл запнулся. — Это, кажется… кто-то из ваших пациентов.
— Это человек, который вычислил Квинтона Гулда. И помог агенту Рейнзу связать в этом деле концы с концами, в то время как ваши сотрудники блуждали в темноте. И он сейчас со мной.
Темпл помолчал.
— Что ж, мэм, если вы настаиваете… хотя я по-прежнему не вижу…
— Ладно, договорились. — Элисон повернулась к Рауди, смотревшему на нее во все глаза. — Он способен оказать бесценную помощь. — Она отключилась и потянулась за сумкой, улыбнувшись Рауди. — Поехали. Нас ждут в ФБР.
— Они просят меня приехать в управление? — Рауди даже поперхнулся.
— Умоляют, — бросила Элисон через плечо и шагнула к двери. Рауди последовал за ней.
Брэд утратил представление о времени. Помещение освещали две керосиновые лампы, но снаружи было темно. Об этом можно было судить по тому, как потемнели на стене отблески солнечных лучей. Дважды он терял сознание, падая на пол после очередной серии рывков в попытках освободиться от веревок.
Глубокий вдох. Резкий наклон вперед. Еще один глубокий вдох… и еще одна попытка, вторая, третья…
Пять наклонов вперед, невзирая на боль.
Прошло несколько часов, не меньше. Брэд перестал вести счет попыткам или взвешивать шансы на спасение. Надежды не осталось, но он продолжал безнадежные попытки.
«И пока есть силы, буду продолжать. Получится, не получится — не важно».
Цели у него уже не было, осталась только воля двигать ногами. И только одна мысль в голове. Птичка.
При каждом рывке он словно наяву видел ее лицо. Иллюзия, будто удастся спасти ее, исчезла, поскольку раньше, когда он еще был способен взвешивать те или иные возможности, стало ясно, что время давно ушло.
Физические усилия стали теперь одновременно и попыткой освободиться, и актом покаяния. Даже если удастся развязать руки-ноги, все равно непонятно, как он может оказать ей хоть какую-то помощь. Да и в любом случае поздно уже.
Конечно, всегда остается возможность, что Квинтон схватит Птичку и приволочет сюда, но эта мысль страшила Брэда больше, чем что-либо еще. Убийца застанет его живым, в сознании и получит извращенное удовольствие, обрекая Птичку немыслимым пыткам, да еще в присутствии зрительской аудитории.
В бессильной ярости Брэд изо всех сил ударился затылком о стойку. Его бесило то, что он не способен прийти на помощь женщине. Всем женщинам, которым твердят, что они ненормальны или уродливы. Всем девушкам, которые становятся жертвами отцовского насилия. Всем слепцам, не видящим, насколько красивы все Райские Птички.
Он бы все отдал, чтобы подхватить Птичку на руки, вознести на высокую гору, в надежное убежище, подальше от жестокого мира, растаптывающего тех, кто отличается от других. Потому что в одном Квинтон Гулд прав — даже Элисон с этим бы согласилась: все люди — избранники Бога. Прекрасные, необычные в своем роде существа. И женщины, и мужчины. Но каждая женщина — редчайшее сокровище. Вместе с пронизывающей болью от очередного удара о стойку эта истина, которая в иных, не столь крайних обстоятельствах показалась бы мелодрамой, все глубже проникала в сознание Брэда.
«О, если бы я мог защитить ее… Всего неделю назад я относился к ней как к диковине, обезьянке в зоопарке… Прости меня, Птичка… Пожалуйста, умоляю… Я оказался глупцом. Этого больше не повторится. Обещаю: больше ни один мужчина не сделает тебе больно».
В помраченном сознании Брэда, освободившемся от ложных представлений о красоте, одна мысль пульсировала четко: «Птичка — истинная избранница. Невеста, за которую любой мужчина кого угодно убьет. Квинтон Гулд, этот демон во плоти, готов лишить меня даже самых призрачных надежд на спасение Птички».
Слезы давно уже высохли на его грязных щеках, но в глазах снова защипало. Брэд рывком поднялся на ноги — стойка сердито заскрипела под его весом. Дрожа всем телом, он наклонился вперед. Смысла во всем этом не было никакого, но рассуждать об этом не было сил.
Он в очередной раз откинулся назад, навалившись на столб спиной. От удара перехватило дыхание, пришлось выждать, пока оно восстановится.
«Если столб надломится и размозжит мне череп, моя смерть будет не бессмысленна».
Он еще сильнее привалился к стойке. На сей раз дыхание не сбилось — наверное, потому что он падал. Однако от соприкосновения с землей весь воздух из легких улетучился. Брэд попытался вздохнуть и в то же мгновение заметил: сверху, над головой, по-прежнему свисая со стропил, столб расщепился. Понадобилось еще несколько секунд, чтобы он до конца осознал: столб надломился и нижняя его часть валяется на грязном полу рядом с ним.
Дыхание и сознание вернулись одновременно, сердце глухо заколотилось в груди.
Отчаянно пытаясь подняться на ноги, Брэд перекатился на правый бок, но руки оставались связанными за спиной, и на какой-то миг он с ужасом подумал: вдруг Квинтон привязал его к колу, вбитому в землю, на случай если сломается столб?
Брэд яростно дернулся и откатился в сторону. Руки освободились — наверное, пока он раскачивался, узел ослаб. Пересиливая боль, Брэд с трудом поднялся на ноги. Он стоял, напрягшись, стиснув ладони. Его охватила вдруг растерянность: свобода пришла так внезапно, что он даже забыл, о чем думал все это время.
«Бежать. Телефон. Необходимо добраться до телефона. Или до машины. Надо связаться с Темплом. Нет, сначала аптечка…»
Брэд перешагнул через одеяло и рывком открыл черный ящичек. На лотке были аккуратно разложены ножницы, марля и скальпель. В одной упаковке — плотная пачка антисептических бинтов и желтый тюбик мази-антибиотика. Рядом — большой набор различных медикаментов, немного шпаклевки, небольшая стамеска и молоток.
Брэд разорвал на боку рубашку и осмотрел рану. Взял бутылочку с перекисью водорода, отвинтил дрожащими пальцами крышку и плеснул немного жидкости на бок. При соприкосновении с раной, которая оказалась не такой глубокой, как выглядела, она сразу вспенилась. Брэд подумал, что слабость объясняется скорее не травмой, а обезвоживанием организма и потерей крови.
«Не надо, — забеспокоился он, — чтобы Квинтон видел, что я копался в его вещах. И вообще никаких следов оставлять не нужно».
Брэд остановился.
«А разве поломанный столб не след?»
Голова отказывалась работать.
«Думай!» — приказал он себе мысленно.
Не тратя больше времени на обработку раны, Брэд наложил плотный слой мази прямо на нее, залепил лейкопластырем и плотно перебинтовался. После чего поспешно опорожнил стоящую на столе бутылку воды.
Брэд закрыл чемоданчик, но тут же вновь открыл. Извлек скальпель, захлопнул крышку. Взял со стола молоток-гвоздодер и быстрым шагом направился к двери.
На улице было темно. Покрытая гравием дорожка убегала в ночь. Брэд не имел представления, где находится, оставалось идти по ней, куда бы она ни вела.
Впервые за последние несколько часов к нему вернулась надежда. На что именно, не очень понятно, но все-таки сейчас можно было надеяться. И Брэд надеялся.
«О Боже, умоляю. Пусть она останется жива».
Птичка помнила свет над головой, когда ее катили по коридору, помнила голоса людей, рассуждающих о том, как она выглядит, но благодаря тому — что бы это ни было, — чем ее накачали, свет померк и Птичку окутала туманная пелена, защищая от демонов, пытающихся ухватить ее за пятки.
Последняя осознанная мысль: «Наконец-то я сошла с ума. По-настоящему. Стала психопаткой. В этом, впрочем, ничего страшного нет, ведь и Рауди, и Андреа, и Энрико тоже время от времени становятся психопатами, и я все равно их люблю такими, какие они есть. Видно, меня уложили на больничную койку и закрыли с головой одеялом. Или я умерла и меня отвезли в морг».
Птичка открыла глаза и ощутила на лице одеяло. Темно, ничего не видно. Руки отказывались двигаться. Ни звука. Она лежала на спине — под спину и голову было подложено несколько подушек, создающих своего рода возвышение. Так уже случалось и раньше, семь лет назад. Единственный способ избежать дальнейшего приема лекарств — вести себя абсолютно нормально, что для человека ненормального совсем не легко.
«Но ведь я-то нормальная, не так ли?»
Первое побуждение — сбросить с себя одеяло — было подавлено слишком вяло работающими мышцами, а также голосом разума.
В зависимости от того, какими таблетками ее накачали, туман рассеется раньше или позже. Большинство психотропных средств начинают оказывать воздействие лишь через несколько дней. Но может, надеялась Птичка, ей дали только успокоительное. Или все-таки сильнодействующий препарат, и сознание прояснится именно благодаря ему. Она не психопатка, но как тогда объяснить ее появление здесь?
