Каллахэн упал, задохнувшись от боли, и полетел вниз. Он приземлился на бок. Воздух будто вышибло из легких взрывом.
Дева Мария, Матерь Божия... Матерь Божия... молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей...
Но в эту минуту смерть еще не пришла, как не пришла и в следующую. Бен лежал без движения, за гранью боли ощущая лишь твердую землю. Потом сзади почувствовалось какое-то движение, на самом краю видимого им пространства.
— Это было за Цинциннати, — сказал Винсент. — А это — за всех хитроумных придурков, которые думают, что могут меня провести.
Вот и настал момент истины. Бен разглядел стоящего в пятнадцати ярдах и улыбающегося призрака. Призрак поднял лук. Но вдруг голова его дернулась назад, и он хлопнул себя по щеке, будто его укусил москит.
— Какого че?..
Это были последние слова Винсента.
Откуда-то из леса вылетело длинное тонкое лезвие, сверкнуло и прошло насквозь через его шею. Кровь из перебитой артерии ударила фонтаном, пока Винсент еще даже не начал падать. Вытаращенные глаза, сдавленный крик, неуклюжий пируэт — и светловолосый бегемот рухнул на землю, умерев еще во время падения.
Бен, не в силах понять произошедшее, начал проваливаться в темноту. В последний момент перед кромешной тьмой он ощутил легкое прикосновение к своему плечу и услышал мягкий, успокаивающий женский голос.
— Все будет хорошо!
Стражи у нас должны быть благочестивыми и божественными, насколько это под силу человеку.
Платон, "Государство", кн. II
— Доктор Энсон, пожалуйста, поторопитесь! Ренни... По-моему он умирает. Он еще в сознании, но давление резко упало.
Энсон поспешил за молоденькой медсестрой в палату номер 10 — полуизолированную комнату в дальнем конце больницы. Ренни Оно, резчик по дереву, которому едва перевалило за сорок, умирал. Почти десять лет он боролся со СПИДом, но болезнь в итоге взяла верх. Ничего сделать было уж невозможно — по крайней мере, с точки зрения медицины.
Энсон пододвинул стул к кровати и сел, взяв исхудавшую руку умирающего в свои ладони.
— Ренни, ты меня слышишь?
Оно чуть заметно кивнул, поскольку говорить уже не мог.
— Ренни, ты добрый и хороший человек. В твоей новой, другой, жизни все будет хорошо. Ты мужественно боролся со своей болезнью. На это не каждый способен. Тебе сейчас страшно?
Больной покачал головой.
— Хочешь, я почитаю тебе, Ренни?
Энсон раскрыл свой потертый блокнот, из которого торчали какие-то разрозненные листки. Там были рисунки, эссе, повседневные записи, стихи... Почти каждый день Энсон добавлял в блокнот что-то новое. То, что он собирался читать, не имело заглавия, только слова, аккуратно отпечатанные на машинке. Сам листок казался чуть белее остальных:
Мир может быть полным обмана, лжи,
несправедливости,
боли.
Но есть еще, друг мой, пустота, что ждет тебя, — Огромная, сверкающая пустота,
Мягкая, напоенная ароматом мира,
Ароматом безмятежности.
Ты уже почти там, друг мой.
Величественная пустота — вечная гавань твоей души. Возьми мою руку, друг.
Возьми мою руку и сделай шаг, только один шаг.
И ты будешь там.
Энсон почувствовал, как рука Ренни Оно ослабла. Едва заметное колыхание простыни на его груди прекратилось... На несколько минут все застыли — и сестра, и врач и пациент. Энсон встал, нагнулся и тихо поцеловал Оно в лоб. После этого он молча вышел из палаты.
Было самое любимое время суток доктора Энсона — наступал рассвет. С того момента в Амритсаре, когда он узнал об обмане хирурга Хандури и женщины, называвшей себя Нарендрой Нарджот, в котором участвовала Элизабет Сен-Пьер, доктор пребывал в печали и растерянности. Он практически не спал, полностью посвящая себя работе, ухаживая за пациентами больницы и клиники. Все это время он думал над тем, чем ответить на этот обман. Сейчас, после нескольких разговоров с медсестрой Клодин, которую Элизабет вынудила уйти, Энсон был готов.
Когда он пришел в лабораторию, у дверей его поджидал верный Франсис Нгале.
—Доктор Джо, в лаборатории все готово, — сказал здоровяк. — Доктор Сен-Пьер недавно прибыла в больницу.
—Хорошо.
—Ренни скончался?
-Да.
—Мирно?
—Очень мирно, Франсис.
—Ну что же... Он был славным парнем.
—Нам пора заняться делом. Ты подготовил мне пульт дистанционного управления?
Нгале протянул доктору маленькую прямоугольную коробочку.
—Я все проверил, — сказал он. — Но, надеюсь, вам не придется ее использовать.
—Если понадобится, я это сделаю. Стул на месте?
-Да.
—Ты хороший друг, Франсис. И всегда был им.
Мужчины коротко обнялись, а затем доктор отправил
Нгале обратно в больницу. Через минуту он вернулся, сопровождая Элизабет. На ее лице застыло выражение недоумения и тревоги. Энсон кивнул Сен-Пьер, показывая на стул, а сам встал рядом.
—Я так понимаю, — начала Элизабет по-английски, — что у вас имеются веские причины, иначе вы не вызвали бы меня сюда в четыре часа утра.
—Да, — ответил Энсон, — имеются. Как вы помните, перед тем как вы организовали нашу поездку в Индию для встречи с вдовой моего благодетеля, я пообещал вам, что раскрою последние секреты моих исследований по «Саре-9» специалистам из «Уайтстоуна».
—Совершенно верно.
Недоумение на лице Элизабет стало еще заметнее. Зачем он говорит то, о чем она и так хорошо помнит?
—Единственное, чего вы не знаете, — как идентифицировать один из десяти штаммов[47] дрожжей в емкостях, которые мы используем, а также одного этапа в процессе стимуляции дрожжей для выработки лекарства.
—Да. И что?
—Я решил изменить нашу сделку.
—Но...
—Вы обманули меня, Элизабет. Вы построили нашу дружбу, и вы же злоупотребили ею.
Энсон был исключительно спокойным человеком, но если его сильно задеть, мог проявить характер. Сейчас он заставил себя сдержаться, помня о пульте дистанционного управления в кармане.
—Я не понимаю, о чем вы говорите, — пожала плечами Сен-Пьер.
Энсон быстро произнес несколько фраз на хинди.
—Полагаю, вы узнаете язык, хотя он один из тех, на которых вы не говорите. Я достаточно свободно владею им, по-крайней мере для того, чтобы разгадать амритсарскую шараду.
— Я не понимаю! — снова сказала Элизабет.
— Все вы понимаете! После нашего возвращения, все еще надеясь нато, что ошибся и неправильно понял ваши действия, я позвонил в Нью-Йорк своему другу-журналисту. Нет никаких подтверждений того, что некий Т. Дж. Нарджот вообще существовал, и того, что в больницах Амритсара была вспышка эпидемии пневмонии.
— Подождите! — возмутилась Сен-Пьер, явно начинавшая паниковать.
— Больше того, — продолжал Энсон, — ранее меня вводили в заблуждение относительно моих странных приступов. Я позвонил сестре Клодин, которая находилась на дежурстве в тот день, который чуть не стал для меня последним. Сначала она пыталась защитить вас, вернее свое будущее, которому вы угрожали. Но в конце концов ее честность взяла верх. И что вы думаете я узнал? Я узнал, что моя дорогая Элизабет чуть не убила меня ради своих собственных интересов.
— Все это было сделано для вашего блага, Джозеф. Вам была необходима пересадка!
— Вы хотите сказать, что вам было необходимо сделать мне пересадку? Моя работа продвигалась недостаточно быстро для вас? Или вы боялись, что я умру раньше, чем ваши специалисты выяснят все мои секреты?
— Нет, Джозеф, это нечестно! Ведь «Уайтстоун» построил эту больницу, мы создали эти лаборатории!
Энсон вынул из кармана пульт дистанционного управления.
— Вы знаете моего друга Франсиса, правда? — спросил он, показывая на Нгале.
— Конечно!
— Так вот, Франсис — эксперт в подрывном деле. По моей просьбе он установил во всем крыле, где располагается лаборатория, взрывчатку. Элизабет, у вас есть ровно пятнадцать минут, чтобы я поверил, что вы говорите правду. Иначе все взлетит на воздух.
—Подождите. Нет! Вы не можете это сделать!
—Пятнадцать минут, и все превратится в пепел, включая драгоценные чаны с дрожжами и мои дневники, которые лежат вон в том углу.
—Джозеф, вы не понимаете! Я не вправе рассказывать вам что-либо, я... я должна позвонить. Я должна получить разрешение поделиться с вами информацией. Если я этого не сделаю, моя жизнь будет в опасности. Я... мне нужно время.
Энсон демонстративно посмотрел на часы.
—Четырнадцать минут.
Сен-Пьер огляделась, словно ища защиты.
—Мне нужно позвонить!
—Если только это не займет больше четырнадцати минут.
