суровые лица пытались выразить тепло и радушие, что, по правде сказать, им совершенно выразить не удавалось. Вдалеке, на том же месте, маячил виденный накануне громадный джип знакомого цвета, сквозь затемненное лобовое стекло на Ивана смотрели две пары внимательных и хищных глаз. Взгляд плечистого телохранителя, занявший все мыслимые габариты водительского сиденья, как и днем ранее, смотрел на Гвоздина, как на пустое место, но глаза богатого старикана вцепились в Ваню оценивающе и жадно.
– «Ишь, как уставился!», – глянул Иван в ответ старикану, – «как будто корову на рынке выбирает!».
В доме было жарко и пахло ромашкой, в панорамные окна стучали огромные, жирные мухи.
– Приехал?! – опять, толи вопрос, толи утверждение от Акимовны, сидящей на прежнем месте.
– Явился! – пошутил приободренный Иван.
– Ну, раз явился – заходи! – молвила та и бородачи, повинуясь невысказанному вслух приказу, подпихнули Ивана к плохенькому табурету.
Ощутив на правой руке что-то теплое и липкое, Ваня охнул, но это была всего лишь тряпица, наброшенная наспех на его руку. Материя была грязной, как будто ей протирали пыль в доме, а из-под самой тряпки сочилось что-то бледно-розовое, омерзительно-теплое, напоминающее кровь.
– Это для того, чтоб она не озорничала! – пояснила Ивану участливая старушка.
– Ага, усыпили мы ее, эдак! Значится! – подтвердил Ване старший из бородачей.
Нынешний Иван уже ничему не удивлялся и ни от какой помощи глаза не отводил.
– На, пей, вот! – старуха пододвинула по столу в сторону Гвоздина граненый стакан с мутноватой жидкостью.
Внутри стакана угадывались лепестки тысячелистника, крапивы и цветки ромашки, а также что-то иное, мерзкое и липкое, похожее на репейник, дальше Иван вглядываться не стал. Ком тут же вскочил у горла, в животе замутило, – после вчерашнего похмелья, да такое?! Вдобавок, от жидкости дурно пахло.
– Не лезет? – участливо спросила целительница, – тогда на, вон, это выпей!
С этими словами один из бородачей поставил перед Иваном граненый стакан, а другой тут же наполнил стакан ровно до половины мутноватой, но привычной жидкостью.
– Первач! – одобрительно крякнул наливающий богатырь.
От самогона пахло ненамного лучше, но это запах Ивану был не в диковинку. Выпив содержимое предложенного стакана, Гвоздин вздрогнул и с удовольствием выдохнул, – полегчало! В голове перестал бить колокол, боль в глазах понемногу утихла и, даже жирные мухи, монотонно жужжащие и стучащие по большому окну, перестали раздражать не выспавшегося Ивана. Но стакан со целебными травами вновь вызвал тошноту и сомнение.
– Не лезет? – участливо спросил второй бородач, – тогда на, второй выпей.
Пристыженный Иван посмотрел в сторону Зинаиды Акимовны, – а можно ли? – но старушка благосклонно кивнула, – пей, раз дают. Иван-то и выпил. Жить стало легче. Жить стало проще. Жить стало веселей. Можно было снова дышать полной грудью, не опасаясь страхов и подвохов. Теперь Ваня чувствовал, что в его силах выпить и снадобье. С простотой и грацией, легко, по-гусарски, он ухватил края стакана забинтованной левой рукой и одним махом осушил содержимое. Содержимое застряло в горле, стало комом, не желая падать в желудок.
– Держи, братюня! – пододвинул к нему полный стакан самогона один из бородачей.
И снова Зинаида Акимовна снисходительно кивнула, – пей, коли надо!
– Водителя своего домой отпущай, тебя же мы на ночь тут оставим, в хате отоспишьси! – скомандовала Акимовна разомлевшему Ивану, – у ну как, не так что-то пойдет, как тебя в город-то отпущать?
Ивана это устраивало! Что-угодно, лишь бы закончился этот кошмар, лишь бы не просыпаться с кровью и не слышать во сне голос, хрипящий ему: «Джек-Риппер!».
Уложили приезжего наверху в тесной комнате – ни ванны, ни туалета не предоставили, лишь умывальник на стене, да ведро под ним, – под всякие ночные нужды. Но Иван не сетовал. Он устал, да и выпил порядком, в таком состоянии – до утра проспит, как пить дать!
Но ночью Гвоздина снова мучали кошмары. Нет, Джеком его в ту ночь никто не называл, да и по улицам Лондона с ножом во сне Ваня не бегал, но снился ему странный сон. Что он во сне метается по кровати, а в соседней комнате, на такой же тахте, спит старик, который во сне повторяет в точности все движения, сделанные Иваном.
– «Старик получит твое тело, но не нашу грешную душу!», – услышал Иван голос под утро. Голос этот не выходил за пределы его сознания, в таких вещах нынешний Иван уже поневоле начинал разбираться.
Утром Ваню мучало похмелье, но, если вдуматься, то не только оно. Все тело ломало, крутило, сдавливало, – «вот тебе и натур-продукт», – подивился Иван вчерашнему самогону. Но только ли в нем одном было дело? Иван чувствовал себя глубоким стариком лет на сто, никак не меньше и на непослушных, негнущихся ногах, с предательски подгибающимися коленями, Ваня Гвоздин пошел к умывальнику.
Зачерпнув полную пригоршню воды из-под закрепленного на стене древнего аппарата, он с удовольствием растер лицо, глаза и веки. Под чужими пальцами проступали рубцы морщин и шрамов. Удивленный Иван поднял глаза и подслеповато посмотрел на себя в зеркало. Из зеркала на него смотрело чужое, морщинистое лицо старика. Того самого старика, которого он видел у черного джипа, только теперь, без косметики и грима, оно выглядело гораздо старше, чем показалось Ивану на первый взгляд.
Не понимая, что происходит, больной и обманутый Иван зашаркал по полу в сторону двери. Деревянная дверь оказалась заперта, на стук старческих рук, с той стороны Ивану никто не ответил. Он двинул по двери ногами и тут же до боли зашиб большой палец правой ноги. Из старческих глаз брызнули слезы и в этот момент дверь со скрипом отворилась, показывая Ивану, что на пороге, закрыв собой весь дверной проем полностью, стоит ухмыляющийся верзила-телохранитель.
– Доброе утро, Исаак Альбертович, – поприветствовал накаченный удалец постаревшего Ивана, – как спалось вам на новом месте?
Что было делать в такой ситуации? Кричать милицию? Звать на помощь? Иван слабо кивнул нагловатому детине и попросил того проводить его к Зинаиде Акимовне, что-то из ее заговоров пошло явно не тем образом.
– А ее нет, Альберт Исаакович! Вы же ей вчера десять миллионов зеленью заплатили! Она к племяннику в Польшу уехала. Еще ночью с сыновьями выехала. Теперь уже там, должно-быть, панами будут, – ухмылка детины сделалась от уха – до уха.
– «Вот те раз!», подумал Иван, но вслух попросил телохранителя проводить его к своей машине.
Игнат, как звали гиганта, посматривал на Гвоздина, если конечно, теперь можно было так назвать изменившегося за ночь Ивана, по-новому и с интересом, но на просьбы хозяина откликался легко и словоохотно. Видя, что босс исследует
