В горячечном потоке воображения нарисованные на стенах фигуры, казалось, следили за ними горящими глазами широко раскрытые рты смеялись, сухая древняя пыль взметалась. Миранда протяжно застонала, достигнув пика наслаждения.
Через несколько секунд после того, как все закончилось, он закрыл глаза и заснул. А когда проснулся, она тихо напевала строчку забытой песни – одной из тех, что были записаны на старых виниловых пластинках, оставшихся от отца в деревенском доме на Аппиевой дороге. Ник узнал ее – эту песню много лет назад исполняла Грейс Слик из группы "Джефферсон эрплейн". Миранда Джулиус снова и снова повторяла один и тот же рефрен.
"Одна пилюля сделает тебя больше", – пела она низким, хрипловатым голосом, звучавшим словно наваждение.
* * *
– Он предлагает мне что?
Эмилио Нери не поверил своим ушам. Видно, он недооценивал мальчишку. Было уже почти восемь тридцать. Проведенной в одиночестве ночью он прекрасно выспался, а в подвале конспиративной квартиры, расположенной на Авентинском холме, только что хорошо позавтракал. Ее выбрал Бруно Буччи – сам Нери уже и забыл, что у него есть такой дом. По радио и телевидению вовсю полоскали его имя, называя главным виновником вчерашнего взрыва. Одна из газет даже назначила награду тому, кто поможет его выследить. Все это его не беспокоило. Буччи – хороший парень и неплохо справился со своим домашним заданием. Он заплатил кому надо, запечатав рты тем, кто о себе не забывает. Албанская группировка собиралась в конце дня вывезти Нери из страны. К полуночи он будет в Северной Африке. А еще через пару дней осядет в Кейптауне и проведет там небольшой отпуск, готовясь к путешествию через Атлантику в свой новый дом. Как только он окажется вдали от родных берегов, никто его уже не достанет. Деньги подмажут дорогу – от одного чуткого государства к другому.
Но тут неожиданно возникло небольшое искушение, и Эмилио Нери, едва о нем услышав, сразу понял, что не в силах отказаться от предложения, сделанного Мики.
– Повтори мне еще раз, – попросил он. – Чтобы я понял, что не сплю.
Буччи скривился – идея не нравилась ему с самого начала.
– Если вы его простите и оставите жизнь ему и Аделе, он на блюдечке преподнесет вам Уоллиса. Он просто хочет получить деньги, вот и все. И некоторые гарантии.
– Гарантии? – Покачивая головой, Нери вразвалочку расхаживал по комнате. – Позови его к телефону, вот что, я поговорю с мальчиком и дам ему гарантии. И почему он не позвонил прямо мне? Разве я ему не отец?
– Он не будет говорить с вами, босс. Он на вас злится. Считает, будто вы приказали Тони Мартелли его прикончить. Он расценил это как оскорбление или что-то в этом роде.
– Нуда, – засмеялся Нери. – Может, он и прав. Но ведь Мартелли мертвый, а он живой. Так где же теперь это оскорбление? И сколько он хочет?
– Хочет войти в долю, – мрачно сообщил Буччи. – Десять процентов от всего, что будет.
Нери весело похлопал его по щеке:
– Ну, не надо так грустить, Бруно! В будущем много чего может случиться. Будь реалистом. Мы же не на камне договор высекаем, верно?
– Как хотите, босс.
"Бруно Буччи сказал уже достаточно, – подумал Нери. – Это начинает раздражать".
– Тебе об этом что-нибудь известно? – спросил он. – Что, Мики трахает эту девчонку на стороне? Говори откровенно – я-то на тебя не злюсь.
Буччи повел широкими плечами, словно оскорбившись.
– Нет. Вы бы первым узнали об этом. Он же всегда готов. Вот дурак! Зачем с этим связываться? Какой в этом смысл?
– В хрене весь его смысл. Некоторые вещи никогда не меняются.
Буччи вздохнул и посмотрел на Нери понимающим взглядом:
– Идиот...
– Не будь таким неблагодарным, Бруно. Когда обо всей этой ерунде станет известно, ты будешь неплохо выглядеть. Никому не нужны дурацкие сюрпризы. Ты получаешь мой бизнес. Я ухожу на покой. А этот черный ублюдок Верджил Уоллис распрощается с жизнью, что станет хорошим уроком для всех, кто надеется в будущем шутить шутки с этим домом. Понятно?
– Конечно. – Но вид у Буччи оставался невеселый. – Послушайте, босс. У нас масса хороших планов. Я вывезу вас из страны – нет вопросов. Но если мы начнем заниматься такими проблемами, то я не знаю...
– Ты справишься, – улыбнулся Нери.
– Почему бы мне самому или одному из ребят не заняться Уоллисом? Мы сможем о нем позаботиться.
– Ну да, – усмехнулся Нери. – И об Ад еле с Мики тоже. Думаешь, я дурак?
Буччи молчал. Нери похлопал его по плечу:
– Послушай, я и сам бы так поступил. Черт побери, да ты все равно это сделаешь, когда меня здесь уже не будет – самих себя-то обманывать не стоит. Но у меня есть старые счеты с Верджилом Уоллисом. Есть и кое-какие личные вопросы, на которые я хочу получить ответ. Он замочил моего бухгалтера. Отдал ДИА все мои бумаги. Это благодаря ему я должен теперь уйти на покой. И теперь я хочу его немного отблагодарить. Понятно?
– Я понимаю. Но стоит ли так рисковать?
– Стоит! – отрезал Нери. – Очень даже стоит. Кроме того, когда ты все планируешь, риска никакого нет. Разве я не прав? – Буччи смотрел на него странным взглядом. И Нери не понимал, о чем он думает. – Разве я не прав, Бруно?
– Я никогда ни о чем не просил вас, босс. А сейчас хочу попросить. Только один раз. Давайте будем придерживаться первоначального плана. Никаких отвлечений. Наслаждайтесь отдыхом, а я обо всем позабочусь.
Нери мог бы ему уступить, отказавшись от задуманного. Но он зашел уже слишком далеко, и Буччи, как он догадывался, тоже это понимал.
– Я все еще здесь хозяин! – рявкнул Нери. – Ты будешь делать то, что я скажу. Человек должен оставить о себе память. Вчера вечером кое-что уже было сделано. Теперь настала очередь Уоллиса. Это мой долг, Бруно. Не шути с этим.
Буччи пробормотал что-то невнятное.
– Так когда же мы с этим покончим? – спросил Нери. – И где?
– Он должен нам перезвонить.
Эмилио Нери подумал о своем сыне. И Ад еле. Возможно, это все ее шутки. Возможно, она вот так пыталась убедить Мики, что он может устроить с ней свою жизнь. И станут прекрасной парой. А перед Рождеством она бы трахалась с шофером.
– Знаешь, тут есть кое-что, чего я не понимаю, – сказал Нери, обращаясь больше к себе, нежели к Бруно Буччи. – Как, черт возьми, Мики уговорил Уоллиса так подставиться? Через столько лет? Он что, поглупев под старость?
– Может, он тоже подумывает уйти на покой, – предположил Буччи. – И хочет все утрясти.
– Ну, на покой-то он уйдет, – усмехнулся Эмилио Нери. – Это уж точно.
* * *
Они обнимают друг друга на влажной, холодной кровати. Его блестящие, с расширенными зрачками глаза скользят по комнате, которую он не желает видеть. Она следит за ним, улыбаясь и о чем-то размышляя; он ощущает ее дыхание на своей коже.
Он смотрит ей в глаза, и только теперь, окончательно завладев его вниманием, она вдруг начинает говорить – новым, низким голосом, который словно принадлежит кому-то другому:
– Каждое доброе дело нуждается в свидетелях, Ник. Каждое преступление должно быть наказано. А без этого...
Он смеется, не в силах сдержаться, не в силах поверить в ее слова.
– Вызови полицию, – говорит он. – Для этого мы и существуем.
Она прижимается к его груди своим стройным, тугим телом. Ее сильные пальцы впиваются в него, заставляя взглянуть ей в глаза. Затем она поворачивает его голову, и он снова видит фигуры на стенах – сплетающиеся между собой, смеющиеся, болтающие на каком-то незнакомом языке. Он закрывает глаза.
Откуда-то из глубины, которую он не в силах пронизать взглядом, доносится голос, грубый и резкий, вырывающийся из уст безумной маски.
– Смотри, козел, – говорит он, – наконец-то до тебя дошло.
Он понимает, что не произносит этих слов вслух. Из-за деревянной двери доносятся какие-то звуки. Люди, события – возможно, они реальны, а возможно, это лишь воспоминания, тени прошлого, которые просочились в настоящее.
– По-моему, – говорит она, – здесь когда-то побывала одна девушка. Много лет назад, но не так давно, чтобы об этом забыть. Молодая девушка. Были и другие. Но эта девушка была особенной.
– Все они особенные, – бормочет он.
– Она была красива.
– Все красивые. До известной степени.
Грубый голос хохочет из-за маски, в нем слышится насмешка.
Горячее дыхание обжигает его, поток слов в голове превращается в образы. Он видит их в своем воображении. Обе стоят к нему спиной, в смиренной позе школьниц. Длинные светлые волосы спадают по стройным плечам на холщовые мантии. Юные шеи увивают гирлянды цветов, другие, поменьше, венчают светлые головки. Гвоздики символизируют любовь, лилии – смерть. Их запах наполняет комнату, резкий и насыщенный, но за ним ощущается что-то еще – наркотический дурман, проникающий в самые отдаленные уголки сознания.
Одна из них поворачивается, и он видит Барбару Мартелли, на шестнадцать лет моложе той женщины, которую он знал. Длинные локоны ниспадают до самой талии, на улыбающемся лице отражается радость встречи.
