я задыхаюсь… – А-а-а!!!
Резко мотаю головой, стискиваю челюсти что есть силы и бью его подсвечником снова. И снова, и снова, и снова…
Звуки выключаются, обтекая меня, налипая друг на друга, струясь мимо пенопластовой крошкой.
Я хриплю, выплёвывая изо рта его ослабевшие пальцы, кашляю, дышу… Дышу. Сталкиваю с себя бесформенную тушу. Хватаю воздух большими горячими глотками, отползаю к дивану, цепляясь за покрывало. Где подсвечник? Где? Вот, на полу, и мои руки в липкой крови. Во рту солёный привкус.
Звуки включились, но вокруг – тишина. Он лежит, уткнувшись лицом в ковёр.
Мир вокруг становится контрастным и ярким – тёмно-красные пятна на его золотистых волосах и бежевом свитере, мои руки, юбка… так много красного, и едко пахнет мокрым железом.
Я прижимаю руку к горлу – Господи, помоги. Я… убила его.
Сижу на ковре, оперевшись спиной на край дивана, и смотрю, вглядываюсь… Его лопатки, чуть заметно подрагивая, плавно пошли вверх – вдох, потом вниз – выдох. Живой. Мгновенно беру подсвечник и встаю, но правая нога тут же подгибается, наверное, сломала что-то, когда падала. Или просто сильно ушибла. Держись!
Стою над ним – на его волосах кровь – я рассекла кожу на голове, ближе к уху, и рана между шеей и плечом, и ещё… Пятна крови медленно расползаются по одежде.
Сердце стучит сильно и часто, пот струится по вискам, спине. «Ну, же, давай! Бей по голове, сюда, в темя, разломай его сумасшедшую черепушку! Чего же ты ждёшь? Давай!»
Моргаю, замахиваюсь и… не могу. Шаг назад.
«Он мучил тебя три года, три долгих года он издевался над тобой, и он очнётся, ты ведь знаешь, он очнётся и тогда…» Снова замахиваюсь, рыча… И делаю шаг назад в бессилии.
Не могу. Я просто не могу. Я не убийца. Дрожу. Смотрю.
Его спина мерно движется вверх-вниз. Мои челюсти стискиваются непроизвольно – вижу цепь, тянущуюся к лодыжке, – мне так и не удалось её порвать. Я боюсь к нему прикасаться, но другого выхода нет.
Держа подсвечник наготове, я засовываю руку в задние карманы его джинсов – вытряхиваю какие-то бумажки, мелкие купюры и больше ничего. С усилием поворачиваю его на спину, будто скрученный ковёр, стараясь не смотреть на лицо. Карманы…
Достаю связку ключей, которую видела в его руках много раз – один, два, три, четыре… семь – от квартиры, от дома, от машины. И два небольших резных ключика – пробую один – нет, не он, это, наверное, Машин, второй ключ легко входит в пазы, замок щёлкает, и браслет размыкается.
Я делаю шаг в сторону и смотрю то на ногу, то на него. Это так странно. Это так невероятно странно – делать шаги, не чувствуя за собой шуршания металлической змеи.
Он чуть всхлипывает, вздыхая громче, и меня охватывает внезапная ярость – хочется ударить его ногой, наступить сверху всей ступнёй так, чтобы череп разлетелся на куски, но я останавливаю себя.
«Ты можешь сбежать! Ты можешь уйти отсюда прямо сейчас!» – Эта мысль обжигает! Перехватывает дыхание, я шагаю в сторону двери…
«Но, если он останется живым, он найдёт тебя! Обязательно найдёт и вернёт в этот подвал!»
Снова поворачиваюсь к нему – что же делать?
Решение приходит быстро. Слегка пинаю его носком, потом чуть сильнее – не реагирует. Ладно. Хватаю за ноги и тащу. Тяжёлый… Чёрт, подсвечник!
Мы передвигаемся рывками… опять «мы»! Мне кажется, я никогда не разорву путы, связывающие меня с ним. Я ставлю подсвечник, тащу его, снова ставлю и тащу дальше. За нами волочится кровавый след. Кажется, я сильно рассекла ему кожу на спине и шее.
Возле двери, ведущей в мой подвал, останавливаюсь, пытаясь отдышаться, собираю в хвост всклокоченные волосы. Боль невнятно, но назойливо даёт о себе знать, болит правое колено, я сильно хромаю, и очень хочется пить.
Смотрю на ручку двери как на что-то уникальное – я никогда не прикасалась к ней, никогда не открывала сама ни одной двери за последние три года.
Прислоняюсь к стене, наклоняясь над ним, он слабо стонет, приоткрывает глаза… быстрее!
Мне хочется спихнуть его тушу ногой в подвал и захлопнуть дверь, но я хватаю его под мышки и рывками затаскиваю.
– М-м-м… – Он мотает головой, от чего кровь снова начинает течь из ран.
Сердце холодеет: я оставила подсвечник наверху!
– Мм-м-ам. – Он поднимает руку с повязанной алой лентой, слабо машет ею, пытается упереться ногой.
Быстрее!!
Я шарю глазами, ища что-нибудь, что могло бы быть оружием, – и не нахожу, дотаскиваю его до своей кровати, но она слишком высокая.
– Мм-м-м… – Он моргает, разлепляя ресницы. – Мам… больно… больно.
– Тихо-тихо, маленький. – Я быстро глажу его по голове, готовая бросить и бежать в любой момент.
Он смежает веки, успокаивается.
Я поворачиваю на бок сначала его, а потом кладу на бок кровать так, чтобы она оказалась у него за спиной, беру его безвольную руку, зажимаю запястье в стальной обруч наручника, висящего на металлической перекладине, и защёлкиваю.
– М-м-м-м…
– Помоги мне, милый, ну же, давай! – Мне дико это произносить, я пытаюсь загрузить его в эту треклятую койку, но он тяжёлый.
Замечаю возле ножек какие-то скобы, дёргаю раз, другой, и больничная кровать схлопывается с одной стороны, я то же самое делаю с другой, и она оказывается почти лежащей на полу.
– М-м-м… – Он пытается ворочаться.
– Давай, чёрт тебя возьми! – в голос ору я, заталкивая его на койку.
Мне уже всё равно. Злость обжигает изнутри и придаёт сил, я пинаю его коленом и рывком поворачиваю кровать, ставя её на пол на все ножки.
– Ма-а-ама… – Его голос громче, он дёргается, пытаясь сесть.
– Лежать! – толкаю его в грудь, подтаскиваю наручник, висящий на перекладине, и защёлкиваю у него на щиколотке.
Он кашляет, пробуя повернуться:
– Ч-что ты? М-м-мам?
Я его не слушаю, не слышу – его вторая рука пристёгнута. Не могу найти четвёртый, вот… вот он.
Отхожу на два шага посмотреть, прочно ли. Прочно.
– Мамочка, – шепчет он, озираясь мутным, больным взглядом, – мамочка, мама. Я люблю тебя, родная, я так люблю тебя. Я до смерти люблю тебя, мама.
Он плачет.
Мне хочется заткнуть ему рот кляпом.
– Замолчи! – Меня трясёт от ярости. – Заткнись! Замолчи!!
– Мамочка моя, мама, мама, мамочка… Я так люблю тебя, так люблю. Не бросай, не уходи. Мамочка моя.
Я не могу это слышать, не могу и не хочу, сжимаю в пальцах связку ключей, разворачиваюсь и взбегаю по лестнице вверх. Одиннадцать ступеней, которые я никогда не проходила
