Помимо патрулей, следящих за порядком, стали появляться команды медиков, занимающихся поиском заражённых. Над ними, по слухам, ставили жуткие опыты, но всё ради того, чтобы найти противодействие мору. И судя по отсутствию положительных вестей, поиски были безрезультативными.
– Не пора ли нам завести ребёнка, Эдгар? – спросила в один день Рута.
– Сама видишь, какие времена сейчас, – ответил я, лёжа в постели после ночного обхода.
– Мне скоро исполнится двадцать семь. Ещё чуть-чуть, и я буду слишком стара для материнства, – грустно произнесла она.
– Моя мать родила меня в тридцать лет, а Ольгерда в тридцать восемь. Но даже в те времена было не так плохо, как сейчас, – сказал я. – Посмотри на условия, в которых мы живём. Я боюсь, что ты можешь не пережить родов на дому, а в больнице ты что-нибудь подцепишь, это гарантировано.
– Я не думаю, что всё наладится… – вздохнула Рута. – Но я всегда мечтала о мальчике и девочке…
– Я тоже, – обняв её сзади, я сцепил пальцы в замок под грудью любимой и поцеловал в шею. – Разве ты бы хотела, чтобы они жили в таком мире? Это было бы эгоистично с нашей стороны. Я не смог уберечь брата. Боюсь, отец из меня будет ещё более никудышный.
– Ты был бы отличным отцом, – возразила Рута, поцеловав меня в губы. – По крайней мере, ты бы научил их тому, что действительно важно в этой жизни.
– Я убивал людей, Рута. Порой, совершенно не причастных.
– Тебе съедает совесть за это, и потому тебе лучше знать, что есть истинное зло.
– Возможно, ты права.
Но этот вопрос мы так и оставили не закрытым. Всё-таки, жили почти впроголодь. Я очень не хотел, чтобы Рута шла работать в госпиталь, ибо то был верный путь в могилу.
В итоге, мы так и остались в сырой съёмной квартире. Любимая занималась готовкой и стиркой. Утром я отсыпался, а в обед мы проводили время с пользой: ходили на рынок, гуляли в парке и на причале, занимались любовью.
Намного легче было смотреть вдвоём на то, как мир загибается. Чувствовать тепло родного человека. Я готов был жить в таких условиях до конца дней своих, лишь бы только с ней рядом.
Людей на улицах становилось меньше. Серая гниль передавалась от приезжих. Карантинные меры и фильтрация при въезде не помогали. Прокажённые подавали первые симптомы, когда лечить было уже поздно.
Хотя, я до сих пор не слышал, чтобы хоть один больной серой гнилью выздоровел и не тронулся умом.
Хуже всего, когда заболевали бездомные, ведь они не обращались в госпитали и, в какой-то момент, начинали бросаться на здоровых. А потому, новая власть пошла на крайние меры и попросту убрала их с улиц.
Гражданам, конечно, рассказали, что их отправили в рабочие дома, помогать на рудниках и в уборке урожая, но, по слухам, бездомных просто перестреляли, как собак.
Кстати, о последних: на рынке всё чаще стали появляться тушки пойманных четвероногих и грызунов. Те, кто не смогли найти хорошо оплачиваемую работу при власти военных, в основном, только их мясо и ели.
Даже мы с Рутой были вынуждены отведать собачатину пару раз, когда зарплату задерживали.
И вот, в один прекрасный день, оставшиеся в городе учёные выступили с заявлением: был найден способ борьбы с серой гнилью!
Правда, вместо вакцины или какого-нибудь средства защиты от попадания заразы внутрь, нам представили какого-то мужика.
Он был одет в кожаный плащ и широкополую шляпу. Его глаза были неестественно серыми, а взгляд и вовсе звериный, хищный.
– Перед вами стоит первый из мракоборцев! Отважный капитан Генрих Руффор согласился на экспериментальную операцию и теперь обладает абсолютным иммунитетом к серой гнили несмотря на то, что является её носителем! Ему не страшны укусы, кровь, слюна и прочие жидкости заражённых! А это значит, что он может войти в толпу разносчиков мора, сразить их и выйти без вреда для себя! Любой желающий помочь в борьбе с распространением серой гнили может присоединиться к отряду капитана Генриха! За это, власти и лично институт вирусологии будут выплачивать сотню клети ежемесячно!
«Сотня клети!» – разошлось по толпе. Действительно, таких жалований удостаивались лишь офицеры армии и флота. Для простого гражданина это была отличная возможность уже с первой получки поставить на ноги целую семью.
– Риск слишком велик, – произнесла Рута. – Даже не думай, Эдгар.
– Я и не собирался. Сомневаюсь, что мракоборец может иметь детей после такой операции. Да и риск тебя заразить остаётся.
Покинув площадь. Мы вновь отправились по делам.
Прошло ещё несколько месяцев. Мракоборцев набрался целый орден из пары сотен мужчин, любовь и уважение к которым начала прививать людям церковь Великого Светила. Прокажённые резко переименовались в еретиков, что, учитывая их поведение на финальной стадии, казалось уместно.
«Главное, чтобы это не вылилось в очередную охоту на ведьм!» – думал я, глядя на происходящее.
В мракоборцы активно вступали кадровые офицеры и рядовые. В конце концов, их орден вытеснил армию конквестов и, в союзе с церковью, начал править тем кусочком Бритонии, что ещё удавалось спасать от набегов еретиков.
Мракоборцы регулярно совершали атаки на хаотично расположенные логова прокажённых, сокращая их поголовье, а также убивая всех, кого спасти было уже невозможно. Как бы то ни было жестоко, но они призывали каждого, кто встретит человека с симптомами болезни – убить его. Даже, если то была его собственная мать или ребёнок.
Общество получило заряд воодушевления. Казалось, если мракоборцы уничтожат всех прокажённых, то болезнь перестанет буйствовать и жизнь вернётся в прежнее русло. Люди заново начнут убивать людей из других стран, а не соседей.
Но, как оказалось, даже мракоборцы бывали уязвимы. Конечно, вылазки не обходились без потерь. Обычно, это была парочка новобранцев, в худшем случае – десяток.
Никто даже не подозревал, что каждый из них – бомба с очень длинным фитилём. В конце концов, болезнь в телах мракоборцев спала, но, в некоторых случаях, могла и проснуться. И тогда ничего уже нельзя было поделать.
К сожалению, люди узнали об этом слишком поздно.
В один из дней, мы, как обычно, прогуливались по рынку. Возле одного из прилавков с домашним мёдом стояла парочка мракоборцев. Мне изначально показалось странным, что один из них как-то странно подёргивается и насвистывает что-то себе на уме. Иногда он резко смеялся, обращая на себя внимание сослуживца.
Пока Рута набирала в корзину овощи, я стоял и присматривал за ним. Вдруг, мракоборец отошёл от прилавка, застыл на мгновение, а потом резко задрал голову вверх и начал ржать, что есть силы.
Прошла всего секунда прежде, чем он выхватил револьвер и выстрелил в голову проходящему мимо мужчине.
– Хэрри, что ты творишь?! – воскликнул второй.
Я тут же взял Руту за плечи и отбежал с ней в сторону, спрятавшись за корзиной со свежей рыбой.
Поехавший мракоборец разрядил весь барабан по убегающим людям, после чего схватил с прилавка мясника нож и вонзил его в голову несчастной старушке, споткнувшейся прямо перед ним.
– О, нет! – выкрикнула Рута, увидев одинокого плачущего ребёнка, к которому медленно направлялся Хэрри.
Ни сказав мне ни слова, она выбежала из-за укрытия и, толкнув спятившего мужчину, обняла дитя.
«Милая моя Рута, ты так любила детей и так хотела иметь своих, что просто не могла оставить всё, как есть. Ты поступила, как должна была. Жаль, что я не среагировал вовремя…»
Мракоборец замахнулся тесаком, но тут раздался выстрел. Мужчина застыл с безумной ухмылкой на лице, а затем рухнул, убитый товарищем в спину.
Я тут же подбежал к Руте, переживая, что пуля, прошедшая тело мракоборца, задела и её. Но всё обошлось, как я думал в тот момент.
На лице любимой была лишь кровь убитого. Вытерев её рукавом, она спросила у ребёнка, где его родители. Оказалось, что застреленный мужчина приходился мальчику отцом.
Отдав его в руки второго мракоборца, мы поспешили домой, чтобы поскорее забыть о произошедшем.
