Эрик Ластбадер - Возвращение Борна

В этот момент наемники разбрелись по дому. Один из них находился на кухне и варил крепкий турецкий кофе, другой умывался в ванной комнате, третий включил спутниковое телевидение. Посмотрев без всякого интереса на телеэкран, он отошел к окну, отдернул штору и выглянул на улицу. Все казалось спокойным. Он по-кошачьи потянулся, нагнулся вправо, затем влево, а потом, надев наплечную кобуру, отправился совершать традиционный утренний обход.

Мужчина отпер входную дверь, распахнул ее и тут же получил в сердце стрелу из арбалета Спалко. Раскинув руки в стороны, он изогнулся назад, закатив глаза под лоб и умер раньше, чем его тело упало на пол.

Спалко и Зина оказались в холле дома одновременно тем, как двое других его людей выбили дверь заднего входа. Наемник, находившийся на кухне, бросил кофейную чашку, выхватил оружие и успел ранить одного из нападавших, но тут же был убит.

Кивнув Зине, Спалко, перепрыгивая сразу через три ступеньки, побежал на второй этаж.

Услышав выстрелы из ванной комнаты, Зина знаком велела одному из людей Спалко, вошедших с черного входа, выйти на улицу и отправиться к окну ванной, а второму приказала выбить дверь в ванную, что тот и проделал — быстро и эффективно. Ванная была пуста, а окно, через которое бежал наемник, распахнуто настежь. Она предвидела такую вероятность, потому и послала бойца на улицу. В следующий момент до ее слуха донесся звон тетивы, шлепок стрелы, вонзившейся в человеческую плоть, и мучительный стон. Все было кончено.

Спалко тем временем обшаривал верхний этаж — комнату за комнатой. Первая спальня оказалась пустой, и он направился во вторую. Проходя мимо кровати, Спалко заметил краем глаза какое-то движение, отразившееся в зеркале стенного шкафа. Под кроватью кто-то шевельнулся! Спалко упал на колени и выпустил туда стрелу, которая, пробив пыльное покрывало, исчезла в темноте. Кровать подпрыгнула, и из-под нее послышался стон боли. Не поднимаясь с колен, Спалко снова зарядил арбалет и попытался прицелиться, чтобы добить раненого, но в этот момент на него напали сзади. Что-то твердое ударило его по голове, пуля просвистела возле виска, и на него кто-то навалился. Разжав ладонь, в которой он держал арбалет, Спалко выхватил большой охотничий нож, извернулся и сделал выпад. Когда лезвие погрузилось в тело противника по самую рукоятку, Спалко, сжав зубы от усилия, провернул тесак и был вознагражден обильным фонтаном крови, хлынувшей из распоротого живота врага. С рычанием он столкнул с себя труп наемника, вытащил окровавленное лезвие ножа и вытер его о покрывало.

После этого Спалко снова разрядил арбалет — прямо в кровать, под прямым углом к полу. В воздух взлетела набивка матраца, и стоны под кроватью прекратились.

Проверив остальные комнаты второго этажа, Спалко спустился вниз, в гостиную, где стояла нестерпимая пороховая вонь. Один из его людей втаскивал в дверь черного хода последнего из наемников, который был серьезно ранен. Все сражение продолжалось не более трех минут, и Спалко это вполне устраивало. Чем меньше они наделают шума, тем больше у них будет шансов на успех. Доктора Шиффера в доме не было и следа, и все же Спалко знал, что Ласло Молнар не солгал ему. Все эти люди являлись частью бригады наемников, которых Молнар и Конклин завербовали, когда организовывали побег Шиффера.

— Докладывайте! — приказал он своим подчиненным.

— Марко ранен, — сказал один из них. — Ничего серьезного — сквозное ранение в левую руку. Два противника уничтожены, один — серьезно ранен.

Спалко кивнул.

— Наверху еще два трупа, — сообщил он.

Передернув затвор своего автоматического пистолета и направив его на раненого наемника, мужчина добавил:

— Этот тоже не протянет долго, если не оказать ему квалифицированную медицинскую помощь.

Спалко посмотрел на Зину и кивнул. Она приблизилась к раненому и перевернула его на спину. Он застонал, и из его раны вновь потекла кровь.

— Как ваше имя? — спросила женщина по-венгерски.

Он посмотрел на нее взглядом, потемневшим от боли и осознания близкой смерти.

Зина вытащила коробок спичек.

— Как ваше имя? — повторила она свой вопрос, теперь уже по-гречески.

Когда ответа не последовало и на сей раз, она велела людям Спалко:

— Держите его крепче.

Двое из них наклонились, чтобы выполнить приказ. Наемник предпринял короткую попытку сопротивляться, но тут же затих и хладнокровно смотрел на Зину. В конце концов, он был профессиональным солдатом.

Женщина зажгла спичку, и вместе с огнем появилось сизое облачко остро пахнущего серного дыма. Указательным и большим пальцами руки она растянула веко несчастного и поднесла горящую спичку к обнажившемуся глазному яблоку. Отражаясь в радужной оболочке, пламя неумолимо приближалось. Зина чувствовала, что пленник испытывает страх, но в глубине души все же не верит в то, что эта страшная угроза будет и впрямь приведена в исполнение. Увы, ей на все это было наплевать.

Горящая спичка прижалась к глазному яблоку и с шипением погасла. Наемник дико закричал, и, несмотря на усилия двоих державших его мужчин, его тело выгнулось дугой. Точно так же он завывал и корчился от боли, когда вторая горящая спичка упала на его грудь, с которой сорвали рубашку. Волосы на груди трещали и дымились. Единственный уцелевший глаз мужчины дико метался в глазнице, словно в поисках спасительного выхода.

Зина хладнокровно зажгла новую спичку, и в этот момент пленника вырвало. Женщина не испытала ни капельки отвращения. Сейчас главным было одно: он должен сообразить, что может прекратить свои мучения только одним способом — ответить на их вопросы. Он не дурак и прекрасно понимает, что тут происходит. Понимает также и то, что, сколько бы ему ни заплатили прежние хозяева, такие мучения не могут окупиться никакими деньгами.

Из здорового глаза мужчины текли слезы, но и они не помешали Зине увидеть в нем знак того, что он сдается. Однако она не была намерена прекращать свое жестокое занятие — по крайней мере, до тех пор, пока наемник не сообщит ей, куда они переправили Шиффера.

Стоя чуть поодаль, за всей этой сценой — от начала и до конца — наблюдал Степан Спалко. Он был впечатлен до глубины души, поскольку, отдавая Зине приказ провести допрос с пристрастием, еще не знал, как женщина на это отреагирует. В какой-то степени это было своеобразным экзаменом, но еще важнее для Спалко было понять эту женщину, открыть самые потаенные уголки ее натуры.

Поскольку он сам на протяжении всей жизни ежедневно использовал слова, чтобы манипулировать людьми и управлять событиями, Спалко никому и ничему не верил. Люди лгали на каждом шагу, и в этом заключалась простая истина бытия. Одни лгали, стремясь насладиться произведенным эффектом, другие сами не знали, что лгут, третьи лгали, чтобы защитить себя, а все остальные лгали сами себе. Истинная природа любого человека проявлялась только в его поступках, особенно в экстремальных ситуациях. Тут не соврешь, поскольку за тебя говорят твои действия!

Теперь Спалко открыл для себя правду относительно Зины. Правду, которой не знал раньше и которую вряд ли знает Хасан Арсенов, а если ему сказать — все равно не поверит. Наблюдая, как Зина вытягивает из беззащитного наемника нужную информацию, Спалко понял: она сможет обойтись без Арсенова, а вот он без нее — никак.

Борн проснулся от звуков музыкальных гамм и аромата свежесваренного кофе. Некоторое время он находился между сном и бодрствованием. Он знал, что лежит на диване в квартире Аннаки Вадас, укрытый стеганым одеялом из гагачьего пуха, а голова его покоится на пуховой подушке. В следующий момент он окончательно стряхнул с себя остатки сна и вскочил с дивана. Комната была залита солнечным светом. Обернувшись, он увидел хозяйку квартиры. Она сидела за большим, сияющим лаком роялем, а рядом с ней стояла большая чашка кофе.

— Который час?

— Около полудня, — ответила женщина, не прекращая играть переливчатые гаммы.

— Боже святый!

— Да, как раз в это время я начинаю репетировать, так что вы проснулись вовремя. — Аннака заиграла мелодию, которая казалась Борну знакомой, но он никак не мог вспомнить, что это за произведение. — Откровенно говоря, проснувшись, я решила, что вы отправились к себе в гостиницу, но вот заглянула сюда и застала вас здесь, спящим сладко, как младенец. Поэтому я пошла на кухню и сварила себе кофе. А вы хотите?

— Еще как!

— Тогда вы знаете, куда идти и что делать.

Ее голова была повернута в сторону Борна, и женщина не отвернулась, когда, вылезая из-под гагачьего одеяла, он натягивал штаны, а затем рубашку. Сначала он отправился в ванную комнату, а закончив умываться — на кухню. Когда Борн наливал себе кофе, из гостиной раздался ее голос:

— У вас красивое тело, хотя на нем, пожалуй, многовато шрамов.