Через несколько минут на мое плечо легла легкая рука.
— Привет.
— Привет.
Она привстала на цыпочки и приникла к моим губам долгим поцелуем.
— Ты даже не представляешь, как это прекрасно. Снова видеть все это. Море. Песок. Людей. Тебя.
Я едва не задохнулся от нахлынувшей на меня волны счастья. Я так долго мечтал услышать эти слова. Я притянул ее к себе, и мир вокруг перестал существовать.
Через некоторое время Изабель неохотно высвободилась из моих рук.
— И что ты теперь будешь делать?
— Не знаю. Пока не думал.
Честно говоря, так оно и было.
— Ты все же думаешь, Papai действительно купит Dekker?
— Скоро узнаем. Аукцион завтра после полудня.
— Значит, Рикарду все-таки проиграл? До сих пор не могу поверить, что это он. Похитить. Торговаться…
Конечно, между нами давно ничего нет, но… я думала, что все-таки хоть что-то для него значу.
— Ты ведь знаешь его. Когда на кону стоит Dekker, он способен на все. А ты выжила.
Изабель, задумавшись, нахмурилась.
— Да. Ты, пожалуй, прав.
Снаружи быстро темнело. На улицах зажглись фонари, выхватывая из темноты белые клочки пены на песке. Сколько раз я наблюдал ту же картину, думая об Изабель… А сейчас она стоит рядом.
Мои мысли обратились к Луису и завтрашнему аукциону. Я молился, чтобы победа досталась ему. Мне до смерти хотелось, чтобы жизнь ткнула Рикарду носом в простой факт: он не так уж неуязвим. Нельзя играть чужими жизнями и оставаться безнаказанным.
Похоже, Изабель задумалась о том же.
— Давай полетим в Лондон. Сегодня же. И поможем ему с аукционом.
— Но уже поздно. Тебе все-таки лучше сейчас отдыхать.
— Я уже наотдыхалась. Для него это очень важный момент. Кажется, есть десятичасовой рейс в Лондон. У нас еще куча времени.
— Уговорила. Летим.
Самолет прилетал в Хитроу около полудня. Луис пообещал встретить нас в аэропорту. Мы летели первым классом, и на этот раз я даже не стал возражать. Хотя она и утверждала, что отдохнула с лихвой, напряжение двух месяцев давало о себе знать. Она проспала весь полет, а я перебирал в памяти события последних недель и мечтал о будущем.
Луис на голову возвышался над толпой встречающих. Они кинулись друг к другу, обнялись и долго стояли, словно боялись, что их разнимут. Он гладил ее волосы, в его глазах стояли непролитые слезы. Наконец он отпустил ее и пожал мне руку. Точнее сказать, сжал, и очень крепко. Человек, с которым я провел столько времени в последние недели, который согнулся, но не сломался под грузом обрушившегося на него несчастья, снова выпрямился и обрел силу.
Пока мы шли к машине отец и дочь оживленно болтали по-португальски. Но когда мы помчались по трассе, ведущей в Лондон, Луис перешел на английский.
— Я забронировал для вас номера в Savoy, так что жить будем в одном отеле. Я высажу вас там, а сам поеду в Сити.
— Как все идет?
— Пока успешно. Мы пригласили в качестве наших представителей Gurney Kroheim. Слышал о них?
Это была фирма, где раньше работал Джейми. Один из самых влиятельных коммерческих банков в Великобритании и надежный консультант в международных сделках.
— Приходилось. У них солидная репутация.
— Они ее заслуживают. KBN тоже в игре. Мы разработали довольно сложную схему оффшорных компаний и конвертируемых привилегированных акций. KBN получит экономический контроль над портфелем облигаций, не беря на себя впрямую убытки Dekker, которые съели бы их капиталы. KBN получает двадцать процентов Dekker, мы забираем остальные восемьдесят.
— А что говорят ваши нынешние партнеры?
— Слава Богу, они настроены очень оптимистично. В последние дни рынок серьезно поднялся. И, похоже, Конгресс намерен вообще забыть о билле Пиннока.
— Хорошая новость.
— Хорошая, но не очень. Хорошо здесь то, что вся наша задумка становится менее рискованной. Плохо, однако, то, что это повышает цену Dekker Ward. A Bloomfield Weiss способен заплатить больше, чем мы.
Шталь был безусловно более мощной фигурой, чем Луис. Но он не тот человек, который будет переплачивать за что бы то ни было. Так что наши шансы были совсем неплохи.
— Что Рикарду?
— Ничего. Кертон тешит себя иллюзией, что Рикарду до сих пор ни о чем не знает, но у меня на этот счет другое мнение. Я думаю, что он все еще пытается барахтаться. И надеется, что, пока существует угроза жизни Изабель, ради ее спасения мы найдем способ как-то поломать всю сделку.
— Да, но Изабель на свободе. И, естественно, он вот-вот об этом узнает.
— Да, — сказал Луис задумчиво. — Думаю, узнает.
— Ты спрашивал Франсиску о нем? — поинтересовался Луис.
— Честно говоря, нет. Франсиску, надо отдать ему должное, умен. Он ни разу не обмолвился, что причастен к похищению, не говоря уж о том, чтобы упоминать в этой связи кого-то еще.
— И ты просто его отпустил?
— Да, — сказал я. — Я пообещал ему это. И Нельсун меня поддержал.
— Жаль. Но все равно, в один прекрасный день он заплатит мне за все.
— Рикарду заплатит за все уже сегодня.
Луис рассмеялся.
— Это уж точно.
— Ты уже решил, какой будет твоя цена, Рараi?
— Еще нет. Это зависит от того, насколько окреп рынок. Мы решим этот вопрос перед самым аукционом.
— Во сколько начало?
— В пять. В Сити.
— А можно нам поехать с тобой? — попросила Изабель. — Мы не помешаем.
— Конечно, детка. Я тоже хотел бы, чтобы вы это видели, чем бы все ни обернулось. Подъезжайте к Gurney Kroheim, как только будете готовы.
Луис высадил нас у отеля. Он, конечно же, зарезервировал нам два номера.
— Во сколько встречаемся? — спросил я. — Ты, наверное, хочешь отдохнуть?
Изабель хитро улыбнулась и покачала головой.
— Как насчет через две минуты?
— Договорились, — сказал я.
Через полтора часа мы вышли на улицу. Честно говоря, если бы не Луис, мы бы еще неделю не выходили из номера. Как минимум неделю.
Главный офис Gurney Kroheim находился рядом с Dekker Ward. Конференц-залы были похожи как две капли воды. В холле баронеты в цилиндрах чопорно надзирали из своих золоченых рам за порядком. Внутри же на стенах висели только пейзажи викторианской эпохи. Кажется, здесь побывали чуть ли не все заправилы британского бизнеса. Здесь они сражались друг с другом, а ставка в этой драке была известной — съесть другого или быть съеденным самому.
В помещении было полно народу. Луис сел рядом с одним из своих партнеров, Сержиу Пренсманом, на плечи которого легла основная работа по выстраиванию бида, когда Луис занимался поисками дочери. Следом за Пренсманом устроились два ведущих сотрудника Banco Horizonte. Они уже несколько суток подряд вводили в компьютеры все новые и новые данные. За этим же столом сидели два банкира из Голландии, несколько юристов и три человека от Gurney Kroheim во главе с самим директором. Его звали Чарльз Скотт-Лиддел.
Луис представил нас собравшимся. Свою дочь — с гордостью, меня — с благодарностью, как человека, который спас ей жизнь. Чувствовалось, что эти люди не просто работают на Луиса, а искренне любят его.
— Вы вовремя, — сказал Луис. — Мы как раз собрались обсуждать цену.
Мы заняли два свободных стула у дальнего конца длинного стола. Взоры всех собравшихся обратились к Луису.
— Итак, Чарльз, что мы имеем?
Скотт-Лиддел, классический образец банкира, еще раз взглянул на бумаги, испещренные цифрами.
— Мы ввели данные сегодняшних рыночных цен портфеля облигаций в нашу модель. Как и предполагалось, расхождение с предварительными оценками оказалось весьма, весьма существенным. Используя первую методику, мы получили оценку в шестьдесят три миллиона фунтов. Вторая же дала нам… — Он сделал паузу, листая бумаги. — Семьдесят два.
Да, по сравнению с прошлой неделей, когда мы были на двадцатимиллионной отметке, рынок явно укрепился.
Слово взял Пренсман.
— Меня гораздо больше устраивает первая методика. Я не доверяю оценкам на основе дисконтированного денежного потока. Я не вижу в них смысла.
— С одной стороны, ты прав. С другой, такой шанс предоставляется только один раз. Если нам удастся заполучить Dekker Ward, мы станем первым международным инвестиционным банком в Латинской Америке. А это дорогого стоит. Что мы можем себе позволить по максимуму?
— Семьдесят пять это предел, — сказал Сержиу. — Уйти выше означало бы, что активы по риску затрещат по швам. Ты же знаешь, мы всегда старались, чтобы наши балансовые отчеты были умеренными и взвешенными. Но в любом случае семьдесят пять миллионов за Dekker — это перебор.
Луис немигающим взглядом смотрел на цифры. Потом встал и подошел к окну.
Через минуту, не оборачиваясь, он жестко произнес:
— Предлагайте восемьдесят.
Первым, кого я увидел, войдя в конференц-зал, был Сидней Шталь, с сигарой в зубах, вальяжно развалившийся на стуле.
