Маккрекен был бледен и мрачен. Он вполголоса переговаривался с отцом, стараясь оградить меня от постепенно поступавшей информации. Доктор Тулли Кантуэлл раздавлен товарным поездом. Антония Шепард-Кантуэлл лежала мертвая у себя дома. Валери Скиннер и ее мать погибли от ножевых ранений в своей спальне на Джиммиз-ранч-роуд.
— А эти Скиннеры, — сказал отец, — неужели никто не заметил их исчезновения?
— Миссис Скиннер работала в мотеле сменами — две недели работа, две недели выходных. Эта последняя неделя оказалась у нее как раз выходная, поэтому никто ничего не заподозрил. Как я понял, она была довольно нелюдимым человеком. А Валери… — Маккрекен посмотрел в мою сторону, — сказала своим сослуживцам в Канога-парке, что берет выходные на неделю, поскольку собирается съездить на встречу школьных выпускников. Так что там тоже никто не заподозрил ничего плохого.
Отец сокрушенно покачал головой:
— И что же, ни мужа, ни друзей?..
— Судя по всему, нет. Жила одна. Даже домашних животных не держала.
У моста на краю оврага началось волнение. Спасательная команда вытаскивала корзину с первым трупом.
Когда я вышла из машины, отец обнял меня за плечи, и мы устало побрели туда. Теперь я хотя бы больше не держала на него зла. Все толпившиеся на краю притихли. Будто по команде, мы, не сговариваясь, выстроились в ряд, словно почетный караул.
От яркого солнца резало глаза. Я вынуждена была на секунду отвернуться — как раз в тот момент, когда спасательную корзину вытащили на песчаную землю. Лежавший в ней черный мешок, застегнутый на молнию, производил жуткое впечатление. Я уткнулась лицом отцу в грудь. Спасатели передали мешок бригаде «скорой помощи», и те повезли его на каталке к своей машине.
— А они… — голос мой дрогнул, — они знают, кто это?
Стоявший рядом Маккрекен скорбно произнес:
— Томми.
Я смотрела, как его грузили в машину «скорой помощи», и мне хотелось произнести какие-то слова утешения или прощания. Но вид этого черного савана, это ощущение конца, небытия и пустоты, словно жесткий барьер, сделали этот порыв бессмысленным.
У меня за спиной кто-то из спасателей сказал:
— Следующая на подходе.
Невыносимо смотреть, как твоего старинного друга тащат мертвого в черном казенном мешке на вершину обрыва. Не выдержав, я закрыла глаза. Мимо к «скорой помощи» проехала каталка. Отец осторожно развернул меня к патрульной машине.
— Нет! — Я потащила его за руку к «скорой».
— Котенок, деточка моя, не надо тебе видеть это!
— Мы не должны оставлять Томми и Эбби одних. — Я посмотрела на врачей из бригады. — А это точно…
К нам подошел Маккрекен.
— Да, они уверены, что это миссис Хэнкинс.
Я стояла, надеясь оказать какую-то помощь, что-нибудь, кроме безмолвной, беспомощной скорби.
К Маккрекену подошел офицер Бринкли и один из пожарных.
— Так и есть. Подняли машину, и там больше никого.
Это было просто подтверждение, а не новость. Ведь последние два часа полицейские только и говорили, что о двух телах. О двух мертвых телах, а не о трех. Они обнаружили кровавый след, тянувшийся от машины вверх по руслу ручья. По отпечаткам ног определили, что какой-то человек выбрался из оврага в полумиле выше по течению, откуда уже не виден мост. Теперь, когда стало окончательно ясно, что Койот не умер вместе с Эбби и Томми, мы с новой силой ощутили тяжесть и горечь поражения. Это был наихудший исход из возможных.
Бринкли нервно топтался на месте, поскрипывая портупеей.
— Капитан пожарной бригады в свое время служил в морской пехоте. Он утверждает, что видел подобные случаи раньше. Говорит, это похоже на намеренное самопожертвование. Та женщина… могла сама взорвать гранату.
— Что-о? — удивился озадаченный Маккрекен.
— Возможно, она хотела убить Койота, когда та подошла слишком близко.
Я возвратилась к машине «скорой помощи» и благоговейно коснулась пластикового черного мешка.
В глазах моих больше не было слез, и голос вернулся.
— Это еще не конец. Я клянусь тебе, Эбби! — Произнеся эти слова, я побрела обратно и на ходу крикнула отцу: — Пошли!
Маккрекен подвез нас до отеля. В вестибюле ждала мать. Она бросилась мне навстречу, раскрыв объятия. Мы обнимались, и дежурный за стойкой пялился на нас, пока мать не зыркнула на него уничтожающим взглядом. А я пребывала в каком-то оцепенении, с горечью осознавая, что тяжесть и мрак скоро вернутся. Но сейчас я просто положила голову ей на плечо, понимая, что лучшей поддержки мне не найти.
Она что-то тихо сказала отцу, коснувшись его руки. Он ответил, что скоро вернется, достал из кармана мелочь и вышел на улицу купить в автомате чего-нибудь холодненького.
Мать повела меня по вестибюлю, утешая:
— Теперь остается только молиться.
— Я не могу.
— Нет, Эв, не за них. Твои друзья… То, что они совершили, какое мужество проявили… — Она сжала мое плечо. — Теперь они вознаграждены, теперь они дома. И в этом доме нет боли, только тихая, светлая радость. А ты молись за Уолли и за всех ребятишек.
Я кивнула.
— Мисс! — Дежурный свесился из-за стойки, протягивая мне листочки с телефонограммами. — Это все для вас.
Я посмотрела на листочки. Они были от Джесси.
С улицы послышался резкий визг шин. Мы с матерью обернулись и увидели бежевый автомобиль, подкативший к автомату с напитками. Дверца распахнулась, и оттуда выпрыгнул федеральный агент Перец. Соль сидел за рулем.
— Ничего себе! — воскликнула мать.
Я застыла как вкопанная.
— Это федералы.
И вдруг остро осознала, что нужно бежать. Схватив мать за руку, я потащила ее по вестибюлю в другой конец, надеясь, что мы успеем выскочить в дальнюю дверь.
Оглянувшись, я увидела, как Перец подошел к моему отцу и взял его за локоть. Он оглушил его своим бесцветным взглядом и какими-то словами, которых я, конечно же, не слышала. Лицо у отца сделалось напряженным. А между тем Соль тоже выпрыгнул из машины, подошел и взял отца под другую руку. Они повели его к автомобилю и затолкали на заднее сиденье.
Мы с матерью выбежали на улицу.
Агенты попрыгали в машину и укатили. Отец, повернувшись, смотрел в заднее стекло. Такого смирения в его глазах я никогда еще не видела. Но смотрел он не на меня, а на мать. Они обменялись взглядами, словно говоря друг другу: «Давно мы этого ждали, и вот наконец свершилось!»
Мать положила трубку на рычаг.
— Он на базе.
— С какой стати эти варвары отвезли его туда? Он больше не служит во флоте. — Я нервно ходила по гостиничному номеру. — И почему ты не хочешь сказать мне, с кем только что говорила?
— Те двое, что сгребли его… Как думаешь, кто они?
— ЦРУ? Контроль за наркотой? Мормоны?
— Военно-морские разведслужбы.
По идее, такая новость должна была разжечь мое любопытство и гнев, но я ощутила лишь тихий щелчок в мозгу.
— И зачем они его забрали?
— Тоже, наверное, ведут свое следствие.
— А при чем тут он? Какое имеет отношение к Койоту?
— Эван, до Койота им дела нет, а вот за твоим отцом они следят всю жизнь.
— Почему?
— Потому что наблюдают за всеми, кто был засекречен. И особенно за теми, кто размахивал красной тряпкой. Как это сделал Фил, когда обтирался тут недавно по всяким местам и расспрашивал про «Южную звезду».
— И теперь они арестуют его?
Мать посмотрела на телефон.
— Нет, не арестуют. Но засекреченные проекты должны оставаться засекреченными, а он, видишь ли, вздумал пролить свет на один из них.
— Но если он не арестован, тогда что? Что они там с ним делают?
— Просто разговаривают, допрашивают. Продержат на базе двенадцать часов.
— Ч-черт!
Я терла лоб, разглядывая телефонограммы, которые мне вручил портье. Один только их вид уже внушал мне тревогу.
— Этот народец любит пускать пыль в глаза, но свою работу знает туго. — Было видно, что мать неплохо осведомлена. — А еще они, возможно, думают, что делают ему одолжение, избавив от неприятностей с полицией Чайна-Лейк в связи с угоном полицейской машины.
— Откуда тебе столько всего известно? — расстроилась я. — Если ты мне скажешь, что работаешь на ЦРУ…
— Ты думаешь, стюардесса может быть цэрэушницей? — скрестила она на груди руки.
— Нет, мам, я не это имела в виду.
— Просто, чтобы твой отец считался чистым, я тоже должна была быть чиста. Скажем так: если бы я захотела работать на военно-морские спецслужбы, меня бы приняли.
— А с кем ты только что говорила?
— Это не важно. — Она коснулась моей руки, чтобы смягчить резкость ответа, и нахмурилась: — Да ты замерзла.
Я вытянула руки — они дрожали.
— Боюсь за отца.
А еще меня напугали эти послания Джесси. Я смотрела на них, словно это какие-то таинственные руны. «Перезвони. Важно. Срочно». Но дозвониться до него я не могла. На работе, в «Санчес Маркс», сказали, что он взял отгул, но ни по домашнему телефону, ни по сотовому Джесси не отвечал.
