— Крючкотворы…
— Что?
— Ничего. Что там у вас еще?
— Пункт два. Перерасход боеприпасов к стрелковому оружию. В том числе патронов калибром 7,62 к автомату…
— Опять по нормам моторизованного взвода?
— Нет. По нормам разведроты.
— Но мы не разведрота. Мы спецы!
— В нормах отпуска материально-технических средств нет, как вы выражаетесь, спецов. Есть нормы, предусмотренные для разведвзводов, разведрот. Чем вызван перерасход боеприпасов?
— Боевой работой вызван.
— В каком смысле?
— В прямом. Когда приходится стрелять больше, чем предписано вашими приказами.
— Почему больше?
— Потому что жить охота.
— Но это не соответствует утвержденным нормам расхода боеприпасов, предусмотренных для…
Ну и ревизия… Всем ревизиям — ревизия! Уж сколько их было на веку генерала Федорова, но ни разу никто его не расспрашивал по поводу перерасхода боеприпасов. И уж тем более перлового концентрата и тушенки.
Странная ревизия. Очень странная…
— Теперь по третьей позиции. Гранаты «РГД».
И гранаты «Ф-1».
— Тоже перерасход?
— Перерасход. Который вам тоже предстоит объяснить.
— Взорвались они. Гранаты.
— Почему взорвались?
— Потому что гранаты.
— Это необходимо подтвердить.
— Осколки принести? По весу? Я пошлю личный состав. В Африку.
— Куда?!
— В Африку. Гранаты взорвались в Африке. Но если очень надо, мы можем сбегать…
— Вы меня неверно истолковываете. Я не говорю об осколках. Но должен быть акт на списание боевых гранат…
— Что «должен быть»?
— Акт списания материальных ценностей с указанием причины их утраты. Ну, допустим, износ, пожар или выход из строя в результате стихийных бедствий, небрежного обращения материально подотчетных лиц или иных обстоятельств.
— С гранатами небрежного обращения?
— В том числе с гранатами.
— Тогда, извините, виновных подотчетных лиц не будет.
— Я так понимаю, вы не хотите помочь проведению ревизии?
— Напротив. Я хочу уяснить, каким образом я должен списывать взорванные гранаты. До взрыва? Или после взрыва?
— После. Вы должны составить акт об утрате казенного имущества с указанием причины утраты. И завизировать акт подписями виновного лица и двух свидетелей, присутствовавших при факте утраты.
— И все?
— Да, все. Такого документа для принятия руководством решения о списании подотчетного имущества будет достаточно.
— Слава богу!
— Что — слава богу?
— Что акт печатью заверять не надо. Противника. Который может подтвердить факт использования гранат.
— Зря вы так.
— И вы тоже зря. Так…
Через два дня генерал Федоров был ознакомлен с приказом об отстранении генерала Федорова от должности в связи с «допущенными в вверенных ему подразделениях нарушениями норм отпуска и расхода боеприпасов и продуктов питания…».
Так вот почему ревизия…
Генерал вышел рапортом на непосредственное начальство.
— Ничего не могу сделать, — развело руками начальство, — перерасход боеприпасов и продуктов питания. А с этим теперь строго.
— С чем строго?
— С перерасходом боеприпасов. Сам знаешь, оборонку развалили, и теперь каждый патрон в стране на счету. И каждая банка тушенки.
— Почему же раньше их не считали?
— Раньше не считали. А теперь — считают. Согласно распоряжению командования. Под кампанию ты попал, генерал. Под кампанию экономии материально-технических ресурсов Вооруженных Сил.
— И что мне теперь делать?
— Официально? Ждать оргвыводов. А неофициально… Неофициально, то есть по-дружески, советую тебе сегодня же подать рапорт об увольнении из Вооруженных Сил. И уйти по-тихому. Пока они не сделали из тебя козла отпущения национального масштаба. Пока не устроили образцово-показательный процесс… Так вот зачем нужна была эта ревизия…
— Жаль, что так получилось. Но свои погоны, сам понимаешь, ближе к телу…
Через час генерал написал рапорт об увольнении из рядов Вооруженных Сил по собственному желанию, в связи с резким ухудшением состояния здоровья.
Через три часа рапорт был подписан и был согласован. Хотя обычно на это уходят недели.
Еще через сутки генерал сдал дела, пропуска и числившееся за ним казенное имущество. Дал подписки о неразглашении. Получил выходное пособие. И… И стал сугубо штатским человеком.
За неполные двое суток!
Видно, кому-то очень надо было… Кому-то…
Утром первого своего штатского дня генерал-отставник Федоров спал дольше, чем обычно. На пятнадцать минут. Потом, подчиняясь выработанной за много лет службы привычке, встал. И долго слонялся по квартире. Потому что идти ему было некуда.
Решительно некуда.
Он включил телевизор. И тут же выключил.
Сел в кресло. И сразу же встал.
Позвонил на службу своему заму.
— Слушай, Коля. У меня в столе, в нижнем ящике, папка. Убери ее в сейф…
Зам был немногословен. И был неразговорчив. С лишенным допусков к военным секретам гражданским генералом Федоровым.
Черт! Что же теперь делать?
Федоров снова набрал телефон. Рабочий телефон жены.
— Не знаешь, что делать? — спросила жена. — В магазин сходи. Купи подсолнечного масла, капусты, хлеба… Деньги на холодильнике в вазе.
— Зачем в вазе?
— Затем, что всегда там были…
Федоров нашел пакет, нашел деньги и пошел в магазин.
Дожил, генерал! С авоськой ходит! Вместо «кедра» или «узи». Как какая-нибудь домохозяйка…
Генерал вышел во двор. Секунду постоял, вспоминая, где находится магазин, и повернул направо. В булочную.
В булочной, стоя в очереди в кассу, он от нечего делать смотрел в витрину. Где за хлебом и булочками просматривалась улица.
Странно, вон того мужчину он уже видел. Сегодня или вчера… Точно. Вчера. Вечером. Возле дома.
Генерал расплатился и вышел из булочной. Мужчина пошел за ним. Не сразу. Выждав минуты полторы. Если бы сразу, было бы понятно. Но он пошел не сразу.
Что за ерунда?
Генерал остановился, вытащил кошелек, пересчитал деньги и, резко развернувшись, побежал назад в булочную.
— Вы мне сдачу неправильно сдали! — возмутился генерал, не отрывая глаз от витрины.
Мужчина, шедший за ним, остановился. Постоял в нерешительности несколько секунд и, изменив направление, пошел в сторону.
— Да как же неправильно, когда правильно! — возмутилась кассирша. — Булка серого. Плюс батон. Плюс.
Ушел. Совсем ушел. Значит, случайность. Помноженная на издержки профессии. Если бы это была слежка, на место ушедшего шпика пришел бы другой.
— Ну, значит, я ошибся, — извинился генерал. — Везде ошибся.
— Смотреть надо! — заорала вдогонку возмущенная до глубины души кассирша.
«Смотреть надо, — повторил про себя генерал. — Смотреть никогда не вредно. Даже на пенсии».
На улице было пусто.
Но генерал решил провериться. Просто так, на всякий случай. В качестве тренинга былых навыков. В качестве игры. И пошел не к дому. Пошел совсем в другую сторону.
Если кто-то следит за ним, то следить издалека они не смогут.
Генерал свернул к гаражам, где заметил узкий, на одного человека, проход, ведущий в соседний двор.
Если они ведут его, то им придется повторить его путь через эту щель. Или потерять его.
Сзади затопали быстрые шаги. Молодой человек стремглав бежал к проходу в гаражах. Он очень спешил. Он почему-то очень спешил.
Молодой человек, обогнав генерала, проскочил в соседний двор.
Похоже. Очень похоже… Пробежать вперед, заскочить в какой-нибудь подъезд и наблюдать за ним из окна, пока основные силы найдут способ легально проникнуть во двор.
Так?
Или это бред мании преследования на почве приближающегося постпенсионного маразма?
Во двор, со стороны улицы, въехала легковая машина. И остановилась у одного из дальних подъездов.
«Жигули»-«шестерка», красный цвет, номер… — на всякий случай запомнил Федоров.
И, развернувшись, пошел обратно к гаражам, краем глаза заметив тронувшуюся с места машину.
Нет, не бред. Похоже, не бред…
В течение двух последующих суток генерал Федоров гулял по улицам. Гулял долго и много. И чем больше гулял, тем более увлекался этим занятием.
Топтун сзади. Уже хорошо знакомый топтун. Поменявший пиджак, но не поменявший лицо…
Еще один. Кажется, уже тоже мелькавший. Позавчера…
А вот и красные «Жигули» шестой модели, номерной знак… Правда, номерной знак другой, но «Жигули» те же. Те же, что стояли во дворе…
Слабая слежка. Организованная абы как.
Но все-таки слежка!
Зачем?
Зачем за ним, пенсионером, следить? Причем следить так небрежно? Экономя на личном составе и машинах.
