После того, как он кому-то позвонил.
Сопливый Нос. Человек без друзей, чьи привычки начисто исключают любую близость – кроме тех случаев, когда он носил маску и имел дело с обкуренными подростками.
Она посмотрела на Монашка:
– А ты не находил в карманах Кирка ничего полезного? Ну, там, записной книжки? Записки с какими-нибудь цифрами?
– Нет, – мрачно сказал тот. – Хотя смотрел.
Она сложила на груди свои большие руки и принялась расхаживать по комнате.
– Время от времени всем нужно что-то записывать.
Она быстро направилась к ячейкам. Монашек недовольно последовал за ней.
Найдя ячейку с именем Рандольфа Кирка, Тереза Лупо потянула на себя ручку, прислушиваясь к привычному звуку скользящего металла.
– Что ты делаешь? – простонал Монашек. – Мы с ним уже закончили. Тут и так уже образовалась целая очередь.
– Ну, тогда скажи им, что придется подождать.
Рандольф Кирк выглядел, как и любой другой мертвец после вскрытия: бледный, окостеневший и неопрятный – Монашек так и не научился как следует владеть иголкой и ниткой.
Окинув лежавший перед ней труп долгим профессиональным взглядом, Тереза по очереди осмотрела каждую его руку:
– Его мыли?
– Ну конечно! – огрызнулся Монашек. – А еще я сделал ему маникюр и почистил зубы. А ты как думаешь?
– Просто поинтересовалась.
– Поинтересовалась чем?
Он начинал ее раздражать, и она этого не скрывала.
– Просто поинтересовалась, не записал ли он что-нибудь у себя на руках или ладонях. Например, номер телефона. Неорганизованные люди часто так делают. Или я не должна этого знать? Может, это не соответствует характеру нашей работы?
– Что ты, что ты! – пробормотал Сильвио. – Извини.
Вернувшись к доске, она нашла свои записи и позвонила Реджине Моррисон, которую этот звонок явно удивил.
– У вас нашлось время мне позвонить? – сдержанно прозвучал ее голос с явным эдинбургским акцентом. – Я потрясена. Наверное, дела идут совсем плохо, как об этом и пишут в газетах.
– Именно так! – усмехнулась Тереза. – И даже еще хуже. А теперь скажите мне, Реджина: Рандольф Кирк держал где-нибудь в колледже свою личную записную книжку с адресами? Вы ничего похожего не находили?
Повисла пауза. Тереза правильно запомнила ее имя, но, очевидно, этого было недостаточно. Требовалось проявить почтение, но сейчас на это не хватало времени.
– Нет. Значит, это не частный звонок?
– А карманный ежедневник? Вы не замечали – он пользовался чем-то подобным? Может, электронным органайзером?
На другом конце линии послышался длинный вздох.
– Вы явно провели в обществе Рандольфа слишком мало времени, чтобы составить подлинное представление об этом человеке. Он вообще не умел обращаться с техникой. Я бы не оставила его наедине даже с тостером.
– Черт! Значит, вы хотите сказать, что он держал все у себя в голове?
– Какое там "все"! Он никого здесь не знал.
И все-таки знал. Должен был знать. Он кому-то позвонил, и карусель закрутилась. Впрочем, все уже и так назрело. Единственное, что она сделала, – это ускорила ход событий, немного подтолкнула машину. И все-таки он позвонил.
Она бросила трубку, хотя Реджина Моррисон, к ее изумлению, вроде как приглашала ее на ужин.
– Ну что за народ! – воскликнула Тереза.
Она вернулась и уставилась на труп Рандольфа Кирка, мечтая хотя бы на минуту его оживить и задать несколько простых вопросов.
Мысленно она вновь находилась в кабинете Кирка, наблюдая, как он чистит нос отвратительным обрывком ткани.
– Сопливый Нос, Сопливый Нос, – прошептала она, не сомневаясь, что Монашек уже готов вызвать бригаду из психбольницы. – Никогда в жизни у меня не было такого носового платка – даже в самый разгар эпидемии гриппа. Даже...
Монашек не сводил с нее глаз.
– Ты не уйдешь из этой комнаты, – предупредил он. – Клянусь, я запру дверь, я запеленаю тебя бинтами, я...
– Боже мой! – ахнула Тереза, вновь его озадачив. И одарила блаженной улыбкой.
– Ну пожалуйста... – заныл он.
– Его одежда, Сильвио. Мне нужна его одежда. И сейчас же!
* * *
Они уже одеты и выходят из этого помещения на холод, в пещеры. Его ноги словно налились свинцом и совершенно не слушаются. Ей приходится помогать Нику, чтобы, спотыкаясь, он мог брести по загадочным лабиринтам, по кругам света, отбрасываемым свисающими с потолка редкими лампочками.
– Оставайся в тени, – говорит Миранда. – Пока я тебе не скажу.
Они входят в еще одну комнату, и тут она обнимает его и увлекает в темноту, к стене. Ник помнит этот большой, хорошо освещенный зал. Теперь он замечает, что в центре стоит стол, весь покрытый пылью, окруженный шаткими стульями числом не менее двенадцати. На одном конце, перед самым большим стулом с высокой спинкой, лежит древний жезл. Как же называла его Тереза Лупо? Ах да, тирс. Рядом с ним находится знакомая маскарадная маска с разверстым ртом и свисающими косичками – мертвый тотем, ожидающий, когда его реанимируют.
Росписи на стенах вызывают в памяти вчерашние воспоминания. Картина за картиной, блондинка за блондинкой с волосами того же сияющего оттенка, как сейчас у Миранды. Сюзи Джулиус и Элеанор Джеймисон, молодые и невинные, имеются в объектив, думая, что будут жить вечно. Они бродят по комнате, словно близнецы-призраки, их сияющие глаза кажутся всевидящими.
Миранда Джулиус выходит на свет, поднимает жезл и машет им в воздухе. В желтом свете танцуют частички пыли. Ноздри Ника щекочет тошнотворно-сладкий запах древнего фенхеля.
Вернув на место жезл, она поворачивается и смотрит на Ника. Слышатся отдаленные голоса. В этом переплетении пещер могут скрываться десятки таких залов. Он пытается думать за двоих.
Она берет его за руку и смотрит ему в лицо сияющими глазами.
За столом находится темная ниша. Коста увлекает Миранду подальше в тень, и от этого движения голова начинает болеть, дыхание становится прерывистым.
Он сжимает ладонями ее лицо. В голове начинает проясняться. Он слышит собственный голос:
– Миранда. Лучшее, что мы можем сейчас сделать, – это выбраться отсюда. Позовем кого-нибудь на помощь и вернемся за Сюзи.
Ее лицо искажает страх. Она обнимает его, нашаривая за спиной что-то невидимое, ее губы касаются его шеи, впиваются в кожу. Потом прижимаются к его губам. На этот раз Ник уверен – кончик ее длинного, сильного языка проталкивает ему в рот крошечный предмет, все глубже и глубже, в самую глотку. Ник давится и начинает падать, слыша чей-то поющий голос: "Одна пилюля сделает тебя больше".
Он открывает глаза и видит, как губы Миранды шевелятся в такт этим словам, в то время как пальцы зажимают ему рот до тех пор, пока он не проглотил.
* * *
При виде лежащего на столе предмета Сильвио ди Капуа вздрогнул и испустил протяжный стон. Это был носовой платок Рандольфа Кирка, некогда белый кусок древней материи, а ныне скомканный и покрытый засохшей зеленовато-серой слизью.
– Смотри не вырви на меня, Сильвио! – предупредила она. – Скальпель!
– Может, еще и хирургическую маску? – съязвил он. Тереза Лупо окинула его холодным взглядом, приберегаемым для особых случаев.
– Неплохая идея!
Фыркнув, он передал ей инструмент.
– Это безумие. Самая безумная идея, какую я только слышал в эти сумасшедшие дни.
– Сопливый Нос должен был где-то записывать эти номера, – настаивала она. – На тыльной стороне ладони пусто. На манжетах рубашки Тоже. А на этом чертовом платке могут быть не только сопли. Просто брезгливость помешала мне вспомнить об этом раньше.
Она готова была поклясться, что он топнул ногой.
– Тереза! Ты переходишь всякие границы. Даже если ты и права, мы не должны этим заниматься. Мы обязаны передать это экспертам.
– Это человеческие сопли, Сильвио. А значит, это наша территория.
– Извини за напоминание, но мы ищем не сопли. Соплей у нас выше крыши. Мы ищем номер телефона, который этот странный ублюдок машинально записал, надеюсь, несмываемыми чернилами, в промежутке между соплями. Что, если хорошенько подумать, с одной стороны, очень странно, а с другой – является делом экспертов.
Тереза принялась осторожно разворачивать материю, придерживая один конец затянутой в перчатку левой рукой.
– Если бы ты видел живьем профессора Рандольфа Кирка, ты бы так не говорил. Ты бы решил, что это абсолютно нормально, так же нормально, как...
Под давлением тупой стороны лезвия развернулся угол платка.
– Однажды я уже делала операцию, Сильвио, – с гордостью сказала Тереза.
– На носовом платке?
– Это называется способностью к адаптации, мой друг. В наше время это особенно важно. Вот смотри...
Там действительно были какие-то номера. Шесть номеров, написанных мелким, узким почерком, причем так давно, что чернила сильно расплылись на ткани. Один из них Тереза узнала сразу – номер Реджины Моррисон. Это и впрямь была его записная книжка. Ей не хотелось думать о том, кому принадлежат остальные номера. Телефоны химчистки? Хотя Рандольф Кирк вряд ли посещал подобные заведения.
