Иногда туман подобен масляной пленке на воде. Сейчас море казалось мертвенно-спокойным. Несколько чаек кружилось над траулером, который Слава видел только благодаря яркой окраске, присущей всем американским судам. Этот траулер был бело-красный, экипаж был одет в желтые непромокаемые робы. Он покачивался за кормой «Полярной звезды», ржавый корпус которой возвышался над ним футов на сорок. Американцы вышли в море всего на несколько недель, а «Полярная звезда» была в плавании уже полгода. Траулер напоминал щеголя, вышедшего на прогулку. «Полярная звезда» была в океане старожилом.
— Обычно на вскрытиях редко когда такое случается, — проговорил Аркадий. Слава вытер рот платком.
— Зачем ей всадили нож, если она уже была мертва?
— Чтобы выпустить газы из живота, иначе бы она всплыла. Я могу и один поработать, а ты присоединяйся, когда почувствуешь себя лучше.
Слава неуклюже оторвался от борта и скомкал платок.
— На мне лежит ответственность. Мы сделаем все, как при обычном расследовании.
— При обычном расследовании убийства, — пожал плечами Аркадий, — когда обнаружат тело, то ползают по земле с лупой и металлическим детектором. Оглянись вокруг — с какой волны начнем поиск?
— Не говори про убийство. Потом слухов и сплетен не оберешься.
— Однако раны на теле говорят сами за себя.
— Это она в винт попала, — настаивал Слава.
— Разве что кто-то стукнул ее винтом по голове.
— Но ты сам сказал — следов борьбы нет. Все дело в твоем отношении к делу. И я не позволю тебе компрометировать меня своей антиобщественной позицией.
— Товарищ Буковский, я простой рабочий с конвейера. Вы — олицетворение светлого советского будущего. Естественно, вы не можете разделять моих позиций.
— Не надо мне свистеть про рабочего. Воловой рассказывал о тебе. Это ты устроил в Москве всю ту заваруху. Капитан Марчук, наверное, с ума сошел, распорядившись допустить тебя к этому делу.
— Почему же он пошел на это?
— Не знаю. — Слава был озадачен не меньше Аркадия.
По планировке и площади каюта Зины Патиашвили походила на каюту Аркадия как две капли воды: четыре койки, стол, скамья, шкаф и раковина. Однако в комнате царила совсем иная атмосфера. Вместо запаха мужского пота в воздухе витали ароматы крепких духов. Дверца шкафа вместо девиц Гурия и обидинской иконы была украшена кубинскими открытками, аляповатыми поздравлениями к женскому дню, фотографиями детей в пионерских галстуках, вырванными из журналов портретами кинозвезд и музыкантов. На одной фотографии пухлый Стас Намин, звезда советского рока, с другой хмурился Мик Джаггер.
— Это Зинина, — Наташа Чайковская показала на Джаггера.
Остальными соседями оказались: «мамаша» Мальцева, старейшая работница из цеха Аркадия, и маленькая узбечка по имени Динама, названная так в честь электрификации Узбекистана. Тем самым родители подложили большую свинью невинному ребенку, потому что в более утонченных местах Советского Союза «динамами» звали кокетливых девиц, которые пьют и едят с мужчинами за их счет, потом отправляются якобы в туалет и исчезают. Подруги, зная об этом, звали ее Динка. Ее черные глаза беспокойно бегали на плоском лице. Волосы были собраны в два хвоста, смахивающие на черные крылья.
По таком важному случаю Наташа даже не стала мазать губы помадой. За глаза ее называли «чайкой» в честь одноименного лимузина с широким капотом. Она могла раздавить Стаса Намина одной рукой, а Джаггера — одним пальцем. Наташа занималась толканием ядра, но имела душу Кармен.
«Мамаша» Мальцева сказала:
— Зина была хорошей девочкой, душевной, ласковой. — В честь гостей она надела шаль с бахромой, а сейчас сидела и штопала сатиновую подушку с вышитыми волнами и приглашением: «Добро пожаловать в Одессу». — И еще смешливая такая, — добавила она.
— Зина была добрая, — вставила Динка. — Часто спускалась в прачечную и приносила мне бутерброды. — Как большинство узбеков, Динка говорила по-русски с акцентом, проглатывая окончания.
— Она была честной советской труженицей, которой будет очень не хватать в коллективе. — Наташа, как и всякий член партии, обладала привычкой вещать, словно радиоприемник.
— Это ценные показания, — заметил Слава.
Верхняя койка была убрана. В картонный ящик из-под мороженой рыбы уложили вещи Зины: одежду, обувь, магнитофон, кассеты, бигуди, щетки для волос, серую записную книжку, ее фотографии — в купальном костюме и вместе с Динкой, индийскую коробочку для бижутерии, обтянутую цветной тканью с нашитыми стекляшками. Над койкой в переборку был вделан динамик, оповещавший команду об авралах и пожарных тревогах. Зина состояла в пожарной команде камбуза.
Аркадий безошибочно мог сказать, кто на какой койке спит. Пожилые женщины всегда занимают нижнюю, а на одной из них лежали подушки из разных портов — Сочи, Триполи, Танжера, — «мамаша» Мальцева любила отдохнуть на мягком. На тумбочке Наташи лежали брошюры типа «Последствия социал-демократического уклона» и «Как сделать кожу чистой». Вероятно, одно вытекало из другого — немалое пропагандистское достижение. На верхней койке Динки стоял игрушечный верблюд. Они превратили свою каюту в настоящий дом, что никак не удавалось мужчинам, и Аркадий чувствовал себя здесь непрошеным гостем.
— Нас интересует, — сказал он, — почему исчезновение Зины осталось незамеченным. Вы были ее соседками. Как же вы не заметили, что ее нет целые сутки?
— Она была такая непоседа, — ответила Мальцева. — Да и работаем мы в разные смены. Сам знаешь, Аркаша, что мы вкалываем ночью, а она — днем. Временами мы не встречались сутками. Трудно поверить, что мы никогда больше ее не увидим.
— Я понимаю, вы расстроены. — Аркадий не раз видел, как «мамаша» Мальцева плакала, если в фильмах про войну убивали немцев. Остальные орали: «Получи, фашист, гранату!», одна Мальцева тихо рыдала в платочек.
— Она взяла мою резиновую шапочку для душа и не вернула ее. — Оказалось, что глаза Мальцевой на этот раз сухи.
Слава предложил:
— Неплохо взять свидетельские показания у других ее приятельниц.
— У Зины были враги? — спросил Аркадий. — Кто-нибудь желал ей зла?
— Нет! — хором ответили женщины.
— Задавать подобные вопросы нет необходимости, — предупредил Слава.
— Тогда не буду. Что еще принадлежало Зине? — Аркадий оглядел фотографии на дверце шкафа.
— Вот ее племянник. — Динка уверенно показала на снимок темноволосого мальчика, который держал огромную виноградную гроздь.
— А вот — любимая актриса. — Наташа махнула на фото Мелины Меркури. В облаке сигаретного дыма та выглядела недовольной. Значит, Зина хотела подражать темпераментной знойной гречанке?
— А мужчина у нее был? — поинтересовался Аркадий.
Женщины переглянулись, словно их оскорбили. Потом Наташа промолвила:
— Нет, иначе мы бы знали.
— Нет, мужчины не было, — хихикнула Динка.
— Не было, — подтвердила Мальцева.
— Самое верное — это ровные товарищеские отношения со всеми, — отчеканил Слава.
— Вы видели ее на танцевальном вечере? Вы сами там были?
— Нет, Аркаша. В моем-то возрасте! — застенчиво сказала Мальцева. — Ты разве забыл, что мы тогда разделывали рыбу? Наташе, кажется, нездоровилось, верно?
— Да. Когда Слава начал играть, я только чуть-чуть посмотрела.
Наверное, все-таки надела платье, подумал Аркадий.
— А ты, — спросил он Динку, — там была?
— Да. Американцы плясали, как обезьяны. Только Зина умела танцевать, как они.
— Она танцевала с ними?
— По-моему, в американских танцах есть какая-то нездоровая сексуальность, — заметила Мальцева.
— Значение танцев в том, чтобы укреплять дружбу между народами. Какая разница, с кем она танцевала, раз позднее произошел несчастный случай? — сказал Слава.
Аркадий вывалил содержимое коробки на койку Зины. Одежда была заграничной, но изношенной до дыр. В карманах пусто. На кассетах были записи «Роллинг Стоунз» и «Дайер Стрейтс», магнитофон — марки «Саньо». Никаких документов, но так и должно быть. Трудовые книжки и паспорта с визой находились в корабельном сейфе. Губная помада и духи лежали в глубине ящика. Сколько времени запах духов Зины Патиашвили продержится в каюте? В шкатулке лежала нитка искусственного жемчуга и игральные карты: сплошь дамы червей. Еще пачка «красненьких» — десятирублевых банкнот, — обвязанная резинкой. Чтобы все внимательно рассмотреть, потребуется время, которым Аркадий сейчас не располагал. Он сложил вещи обратно в коробку.
— Здесь все собрано? Все ее кассеты?
Наташа фыркнула.
— Да уж, драгоценные кассетки. Она всегда надевала наушники. Никому слушать не давала.
— Что ты там все ищешь? — возмутился Слава. — Совсем про меня забыл…
— Вовсе нет, — ответил Аркадий. — Просто ты для себя уже все решил. А я думаю медленнее и потому плетусь черепашьим шагом. Спасибо, — поблагодарил он женщин.
