Адрес рождения был одинаковым на всех трех свидетельствах: 47105, Шоссе 1. Присутствующее лицо тоже было: загадочная Мария Диас.
Ее сестры родились с разницей в год, в 1968 и 1969 годах. Ханна пришла немного позже, в 1972 году. Три года было достаточно для повторного брака или изменения статуса отношений, но этого не произошло. Ее родители были женаты с 1966 года. Они все еще были женаты, когда ее отец умер сорок пять лет спустя.
Так в чем же отличие?
Она проверила подписи и имя клерка, а затем посмотрела на даты подачи и нахмурилась.
Свидетельства ее сестер были зарегистрированы в течение недели после их рождения. Только свидетельство Ханны задержали более чем на месяц.
Это должно что-то значить.
Она была не готова, но ей пришлось позвонить Рейчел. Они были не особо близки, как сестры, но Рэйчел могла быть единственной, кто мог бы помочь ей разобраться.
Прекрасно осознавая, что она собирается разрушить многие воспоминания своей сестры, Ханна вытащила телефон из кармана и набрала номер.
― Ханна! ― радостно ответила Рэйчел. ― Как ты держишься?
Ханна солгала автоматически.
― У меня все в порядке.
― Мама в порядке?
― Конечно, ― сказала она, решив не говорить «Конечно нет, она сошла с ума!».
― Что-то случилось?
Ханна прочистила горло.
― Ты занята?
― Я готовлюсь к свадебному торжеству в подвале церкви, но это не страшно.
― О, ты не дома?
― Еще нет. А что?
Что, черт возьми, она должна была сказать? Как она должна была представить это? Но, возможно, Рэйчел уже обо всем знала. Она была старше всех. Она может быть частью секрета.
Ее голова закипела, а кожа на голове покалывала. Ханна потерла лоб.
― Что ты помнишь обо мне, когда я была маленьким ребенком?
― Маленьким ребенком? Мне было всего четыре года, когда ты родилась. Я ничего не помню, кроме того времени, когда мама отшлепала меня за то, что я подстригла тебя, а к тому времени тебе был почти год. Должно быть, она чуть не умерла, когда представила, как я держу ножницы на дюйм выше твоих глаз. Ты можешь себе это представить?
Рэйчел рассмеялась, но все, что могла сделать Ханна, это нахмуриться в замешательстве из-за того, что она собиралась сказать.
― Значит, ты ничего не помнишь о моем рождении?
― Нет.
― Или, как мама была мной беременна?
― Совсем нет. Что происходит? ― Рэйчел сделала паузу, а затем быстро вздохнула. ― О Боже, Ханна, ты беременна? ― она чуть не провизжала слово «беременна».
Неважно, что Ханна была в процессе развода. Ребенок был ребенком, и дети приносили радость Рэйчел. Вот почему у нее было их целых пять.
Пять. Даже в своем нынешнем озабоченном состоянии Ханна съежилась от этой цифры.
― Нет, я не беременна.
― Ты уверена?
― Если бы я была беременна, я бы была ей уже как восемь месяцев к ряду, так что да, я уверена.
Она услышала приглушенные звуки, как другие люди разговаривали в комнате с Рэйчел, и поняла, что это плохая идея.
― Слушай. Ты занята. Я перезвоню позже.
― Я не занята. Мы заканчиваем. Скажи мне, что происходит.
― Рейчел… ― её живот скрутило в узел.
Как, черт возьми, она должна была сказать это?
― Рэйчел, я и мама не родные друг другу.
― Ты не родная маме?
― Я не связана с ней. Биологически. Она не моя мать.
― Ханна, ― раздраженно воскликнула Рэйчел, ее голос звучал озлобленно. ― О чем ты говоришь?
― Наши группы крови несовместимы.
Минута молчания показала, что она, наконец, поняла, о чем говорит ей
Ханна.
― Это очевидно не так. Это был тест? Пусть они проведут его заново.
― Было проведено три теста. Это не ошибка.
― Ханна…
― Она не моя мать. Я знаю, что я просто обрушиваю это на тебя, и в это трудно поверить, но это так. Доктор продолжал говорить, что я, должно быть, была удочерена, но…
― Ты похожа на отца!
Рэйчел не заканчивала мысль Ханны. Слова вырвались из нее. Обвинением. Криком.
― Я знаю.
― Если ты дочь отца, то она должна быть твоей матерью. Конец.
― Нет. Нет, это не обязательно.
― Ханна, ― снова сказала она, на этот раз тяжелее. Ужас и отвращение обострили грани Рэйчел, и она задала этот извечный вопрос: Ханна, почему ты всегда вызываешь столько проблем?
Потому что она родилась проблемной, очевидно.
― Что ты хочешь, чтобы я сказала, Рейчел? Она не моя мама. Это невозможно с точки зрения науки. И папа, очевидно, мой папа! Так что, черт возьми, случилось?
― Как я могу знать?
― Ты была там!
― Я даже не могу поверить в то, что ты говоришь! ― воскликнула Рэйчел. ― Как могла мама…?
Это не имеет никакого смысла. Она и папа были женаты сорок пять лет!
― Ты должна что-то вспомнить. Доказательства, семейная драма, переворот?
― Нет.
― Ты помнишь переезд в Айову?
― Нет.
― Ты что-то помнишь о Калифорнии?
― Я не… ― Рэйчел вздохнула. ― Я не знаю. Я помню цыплят, вроде как. Как держала яйца. И играла в реке, может быть? Это все. Мне было четыре года.
― Рэйчел, что я должна…?
― Всему этому должно быть какое-то объяснение, ― вмешалась Рэйчел. ― Какое-то редкое исключение. Это нелепо.
― Нелепо? Это чертовски ужасно! ― ее крик отозвался эхом. Когда она почувствовала боль в голове, она разжала кулак и стряхнула с себя волосы, которые она случайно вырвала у корней. ― Это моя жизнь, ― прошептала она.
― Послушай, ― сказала Рэйчел успокаивающим голосом старшей сестры. ― Это должно быть ошибкой. Больше никому не говори. Не волнуйся. Бекки и я будем там послезавтра. Мы разберемся, хорошо?
― Должна ли я позвонить ей?
― Нет. Пока нет. Бекки младше меня. Она не сможет помочь, если я не могу.
Ханна покачала головой.
― Что я должна делать?
― Мы разберемся с этим. Мы все уладим. Я обещаю.
Если бы она сказала так о чем-то другом, Ханна бы ей поверила. Рейчел сдерживала свои обещания. И она так хорошо заботилась о людях. Это был ее талант.
Но здесь не может быть четкого ответа. Не может быть невинных объяснений. Ее отец произвел на свет ребенка с кем-то еще. Ее мать помогла это прикрыть. И памяти мамы в этом мире может не хватить, чтобы докопаться до правды.
Глава 3
Ханна терпеливо ждала, когда помощник закончит утренние процедуры. Она спокойно сидела в кресле и читала, чувствуя на себе осторожные взгляды, которые кидал на нее Мигель. Он, вероятно, всегда наблюдал за ней с осторожностью в глазах. Трудно выполнять свои обязанности, когда за тобой наблюдают. Она надеялась, что эти взгляды не имеют ничего общего со вчерашним происшествием.
Но все, должно быть, слышали, что она устроила истерику. Возможно, ее даже обвиняли в том, что она напала на свою мать, потому что доктор не мог рассказать личную информацию о пациенте, чтобы объяснить его поведение. Вероятно, ее считают нестабильной, жестокой и ужасной женщиной.
Или, может быть, они все знают правду. Медицинские работники сплетничают, не думая о правах на личную жизнь — будь они прокляты. Она надеялась, что они сплетничают, зная причину, по которой она потеряла самообладание и накричала на свою мать-инвалида.
Она не должна была так себя вести и пугать свою маму. Но любой мог поступить неразумно после получения таких новостей.
Она встретилась взглядом с помощником и успокаивающе улыбнулась, когда он помог Дороти перебраться с кровати в кресло.
— Большое спасибо, Мигель, — сказала Ханна спокойным теплым тоном, стараясь показаться вежливой. — Я помогу ей выбрать что-нибудь из одежды, чтобы переодеться через некоторое время.
Он будто почувствовал облегчение от нормального разговора и улыбнулся в ответ.
— Доброго Вам утра, мадам, — сказал он Дороти, уходя.
Дороти не ответила. Сегодня ее взгляд был неясным. Она отвернулась от Ханны.
Ханну переполняло от нетерпения узнать правду, но она должна действовать осторожно, чтобы не напугать мать. Даже в хороший день ее легко можно было ввести в состояние смятенного ужаса. А сегодня не самый удачный день.
