— Я вас слушаю, — произнесла Мила, разглядывая незнакомцев сквозь полупрозрачную дверь.
— Мила Джонс? — произнес тот, который был ниже ростом.
— Да, — произнесла Мила, услышав своё имя.
— Мы представители Спектрата. Меня зовут Луций Мнемоник, нам нужно с вами переговорить.
— Со мной? — Мила немного удивилась.
— Да, именно с вами, — подытожил Луций.
Ещё отец учил её не связываться с людьми из Спектрата. От них можно было ожидать чего угодно, но Мила, как и остальные граждане Акритской метрополии, была обязана содействовать представителям Спектрата — предоставлять жилое помещение для обыска, либо иных действий, связанных со служебной необходимостью сотрудников тайной полиции.
Открыв дверь, Мила впустила Спектраторов в свою квартиру. Тот, что представился Луцием Мнемоником, имел жидкую бороденку на подбородке. Его голову украшала модная прическа, а орлиный нос придавал его лицу какой-то зловещий вид.
— Это оперативник Багзстейл, — представил Луций своего коллегу, который был на две головы выше Мнемоника. — Нам необходимо поговорить с вами о вашем муже.
— О моём муже? — Мила немного оторопела.
— Да, — Мнемоник, не разуваясь, прошел на кухню и огляделся по сторонам. — Вы здесь одна?
— Да, — ответила Мила, скрестив руки на груди. — Что, собственно говоря, вы хотите узнать о моём муже?
Мнемоник ничего не ответил. Вернувшись с кухни в прихожую, он и его напарник бесцеремонно прошли в зал и сели на диван. Мила, немного обескураженная поведением вошедших, молча проследовала за ними и присела на кресло возле журнального столика. Взяв пульт, Луций переключил несколько каналов и, остановившись на музыкальной программе, сделал звук немного громче.
— Мила Джонс, — обратился Мнемоник к женщине, — вашим мужем является Гектор Джонс, несущий службу на крейсере Гиперион Прайм?
— Да… Все верно… — Мила никак не могла понять, что нужно этим людям.
Кивнув головой, Луций посмотрел на Багзстейла и, достав из своего портфеля планшет, принялся что-то набивать на виртуальной клавиатуре.
— Мила Джонс, возраст двадцать девять лет, уроженка поселения Росчестер, округа Корнуэл, — задумчиво произнес Мнемоник и, немного погодя, добавил. — Здесь сказано, что вы посещаете психотерапевта, который выписал вам JBA–16 в качестве антидепрессанта. Эта информация верна?
— Да, — задумчиво произнесла Мила, не понимая, к чему клонит этот человек.
— Можно посмотреть на упаковку этого лекарства? — Луций вопросительно посмотрел на Милу Джонс.
Мила с удивлением посмотрела на Луция, а потом на его коллегу.
— Конечно, — с этими словами она встала с кресла и прошла в ванную.
Вернувшись, она протянула пузырек, наполненный продолговатыми капсулами, Луцию Мнемонику. Но тот не торопился брать в руки упаковку. Вместо этого он предложил Миле присесть обратно в кресло.
— Мила Джонс, — ровным голосом произнес Луций, — я хочу, чтобы вы проглотили все эти таблетки.
— Что!? — от удивления Мила даже немного привстала с кресла. — Это ведь может быть смертельно опасно…
— Все верно, Мила Джонс, — ответил ей Мнемоник. — Но это нужно сделать, поверьте…
— Но… Но я не хочу этого делать, — Мила ошарашено уставилась на незваных гостей. — Я…
— Ты сделаешь это, сучка, — лицо Луция приняло угрожающий вид. — А если нет, клянусь тебе, мы насильно затолкаем этот пузырек в твою глотку…
Мила, шокированная таким поворотом событий, не на шутку разрыдалась. Луций, подав знак своему коллеге, ушел на кухню. Вернувшись со стаканом воды, он грубо выхватил упаковку таблеток из рук Милы и высыпал их в стакан.
— Нет… Нет… — Мила попыталась сопротивляться. — Не трогайте меня…
Скрутив беззащитную женщину, они зажали ей нос и влили содержимое стакана в рот. Мила, кашляя, вынуждена была проглотить воду с плавающими в ней капсулами, чтобы не задохнуться.
— Чего вам от меня надо, — истерично закричала она, пытаясь вырваться из крепких мужских рук.
Но ей ничего не ответили. Вместо этого Луций открыл окно квартиры, в которую сразу же ворвался ветер, разбрасывая листки бумаги с журнального столика. Подтащив рыдающую женщину к окну, Спектраторы сбросили её с высоты 70 этажа прямо на центральную улицу Акрита.
Быстро покинув помещение, Мнемоник и Багзстейл зашли в лифт и спустились на первый этаж. Оказавшись на улице, они сели в машину и немедленно покинули двор жилого комплекса Вавилон — Тауэр.
Набрав номер на устройстве связи, Луций, вытирая тряпкой мокрый рукав, коротко произнес:
— Босс, дело сделано…
* * *
Борт № HG117, числившийся за гражданской авиацией Акритской метрополии, стремительно заходил на посадку в столичный аэропорт. Череда вспышек молний и последующая встряска заставили пассажиров шаттла изрядно нервничать. Из всех 96 человек, находящихся на борту рейса «Эритея — Акрит», лишь двое были абсолютно безразличны к происходящему буйству природы.
Первым из них был стюард, который заперся в туалете и был полностью сконцентрирован лишь на том, чтобы не просыпать дорожку кокаина с собственной ладони. Вторым человеком, не обращающим никакого внимания на происходящее за бортом, был пассажир этого рейса — Гектор Джонс. Одетый в синюю форму, характерную для военнослужащих армейской авиации, Гектор, сидя в кресле, завалился немного набок. Его лысая голова упала на грудь, отчего у стороннего наблюдателя сложилось бы впечатление, что этот человек крепко спит.
Но Гектор не спал. Джонс, от которого за версту несло алкогольными парами, пытался немного сосредоточиться, чтобы избавиться от накатывающих приступов тошноты. Еще вчера утром он был принципиальным трезвенником, пропагандирующим здоровый образ жизни среди рядового состава «Гипериона Прайма», но ближе к вечеру весть о том, что его жена Мила Джонс выбросилась из окна, приняв перед этим смертельную дозу антидепрессантов, превратила его в пожирателя алкоголя. Пытаясь унять свое горе, связанное со смертью жены, Гектор так напился, что чуть было не пропустил свой рейс. Его, мертвецки пьяного, занесли на борт сослуживцы, вступив перед этим в словесную перепалку с охраной аэропорта Эритеи.
Сильный приступ тошноты заставил Гектора открыть глаза. Несмотря на предупреждение персонала, он расстегнул ремень безопасности и, немного пошатываясь, двинулся в сторону туалета. Пройдя вдоль рядов пассажирских кресел, Гектор очутился перед дверью, на которой была изображена крупная буква «М».
Взявшись за ручку двери, он попытался открыть её, но, почувствовав, что она заперта изнутри, принялся кулаком бить в дверь, сдерживая позывы к рвоте. Стюард, находящийся в кабинке, пытался тем временем сделать вторую дорожку кокаина, но внезапный шум за дверью заставил его инстинктивно вздрогнуть. Пакетик с белым порошком выпал из его рук и, спланировав, исчез в дыре унитаза. Выругавшись, стюард злобно посмотрел в зеркало. Смахнув остатки порошка со своего гладко выбритого подбородка, он резко открыл дверь.
— Во время посадки пассажирам запрещено вставать с… — начал было говорить стюард, но непрошеный гость не дал ему окончить фразу, наполненную возмущением.
Гектор, схватив стюарда за шиворот, так резко дернул, что тот, вылетев из кабинки, ударился головою о салонную перегородку. Не обращая внимания на ошарашенного таким поведением стюарда, Джонс, молча, зашел в туалет и закрыл за собой дверь. Припав к заветному унитазу, он принялся изрыгать туда остатки вчерашнего алкоголя, которые его организм категорически отказывался переваривать.
Когда Гектор Джонс немного пришел в себя, борт № HG117 уже совершил посадку на отведенный квадрат столичного аэропорта. Умывшись, он последовал на выход вслед за остальными пассажирами. Оказавшись на свежем воздухе, Гектор сделал глубокий вдох, который подействовал на него весьма отрезвляюще. Спустившись с трапа, он встал в очередь к подъехавшему транспорту, который должен был доставить пассажиров на КПП, расположенный в восточной части аэропорта. Немного переведя дух, Гектор поднял голову и посмотрел куда-то вверх.
Пасмурные облака, затянувшие небо столицы, ниспадали на асфальтовое покрытие в виде атмосферных осадков. Мелкий моросящий дождик заставил Гектора зажмуриться, отчего в его памяти всплыл образ его покойной жены, на похороны которой он и прибыл на Акрит, получив от командования месячную увольнительную.
«Мила, Мила, Мила…» — бормотал про себя Гектор, пытаясь понять те причины, которые побудили его супругу наложить на себя руки. Но всякий раз, когда он думал об этом, Джонс испытывал щемящее чувство вины, будто он сам отправил свою супругу в могилу. Да, иногда он был слишком груб с ней, считая её капризы следствием плохого воспитания, но… но он искренне любил её… Любил её так сильно, что подумывал о досрочном уходе на пенсию за выслугу лет, чтобы посвятить остаток своей жизни любимой женщине. Ему до сих пор не верилось, что Мила решилась на столь отчаянный шаг.
