Верних поднял глаза на видеокамеру.
— По-моему, это будет очень глупо.
Я встал:
— Квинтус, я хочу, чтобы вы выслушали меня очень внимательно. Если дело Якобуса не замнут, я вернусь. Если что-то случится с ним или с Эммой, я вернусь. И тогда я покажу вам, какой я трус.
Он кивнул. Видимо, мои угрозы не произвели на него особого впечатления. Потом он подался вперед и повернул ноутбук монитором ко мне.
— Мистер Леммер, запомните только одно. Если что-то случится со мной, следующие материалы будут переданы властям. — Он нажал на клавишу, и на мониторе появилась четкая картинка: я стоял перед ним, повернувшись к камере спиной, и бил его. Он снова ударился о стекло и осел на пол.
Между нами встала Жанетт и оттолкнула меня.
«Оставь его!» Ее голос был четким и ясным.
«Я его убью!»
Верних остановил просмотр на том кадре, где я стою над ним, а Жанетт меня держит.
— Хорошее качество звука, — похвалил я.
— У нас первоклассная аппаратура.
Я целых десять минут стоял, прислонившись к «порше», прежде чем из здания вышла Жанетт. Она рванула на себя водительскую дверцу.
— Поехали!
Только после того, как мы оба уселись, она вытащила DVD из кармана и бросила ко мне на колени.
— Вот, пожалуйста, — сказала она.
— Трудности у тебя были?
— Ничто так не способствует покладистости мужчины, как ствол, приставленный к его виску, — ответила она.
— Ты хуже бешеной собаки, — вспомнил я слова доктора Коса Тальярда.
Жанетт расхохоталась, завела мотор и тронулась с места. По пути она рассказала мне все подробно.
Она дождалась, когда я вернусь в кабинет Верниха, и спросила Луизу, где находится аппаратная. Сначала Луиза не хотела отвечать. Жанетт пригрозила переломать ей ногти.
— У нее сделались вот такие глазищи! Как будто я варвар какой-нибудь.
Луиза нехотя отвела ее в конец коридора и показала неприметную дверь без какой-либо вывески. После этого она удалилась с видом оскорбленного достоинства.
Жанетт открыла дверь. В небольшой комнате было полутемно. Мониторы располагались на стене полукругом. За панелью управления сидел человек — широкоплечий и сильный, с вислыми усами. Седеющие волосы были пострижены «под горшок» и закрывали уши. Жанетт наставила на него кольт и спросила:
— Кто вы такой?
— Лок. — Он осмотрел ее сверху вниз и сказал: — Вы Лау.
— Точно.
Он не удивился:
— Чего вы хотите?
— Увеличьте немного звук, чтобы было слышно, о чем они говорят. — Она махнула на экраны, где были мы с Вернихом в его кабинете.
Они слушали наш разговор и молча наблюдали за происходящим в полумраке комнаты — вплоть до моего ухода.
— Будьте добры, сделайте мне копию, — попросила Жанетт.
Лок возмущенно фыркнул. Жанетт прострелила первый монитор.
— Я ничего не слышал, — заметил я.
— Аппаратная звуко- и пыленепроницаемая. Возможно, и водонепроницаемая тоже… была. Чтобы убедить его записать мне диск, пришлось повредить потолок.
Она прострелила три монитора и проделала дыру в потолке. Только потом Лок не спеша, аккуратно записал ей DVD. Потом она что было сил ударила его по скуле кольтом. Голова его дернулась, по усам потекла кровь.
— Он поднял голову и посмотрел на меня, как удав на кролика.
— Спасибо, Жанетт!
— Нет, Леммер. Это я должна тебя благодарить, — сказала она и самодовольно улыбнулась.
Я позвонил Джею-Би Фиктеру. Он сказал, что Якобус Леру разговаривает с Эммой вот уже два часа. Полиция сняла охрану.
— Завтра я приеду и облегчу твой груз, — обещал я.
— Слава богу! — воскликнул Фиктер и отключился.
— Что теперь? — спросила Жанетт Лау.
— Теперь мы попросим твою очаровательную администраторшу, Йолену Фрейлинк, откопировать этот диск.
— Сколько сделать копий?
— Одну. Больше нам не понадобится.
— Леммер, я не согласна. Нам нужно разослать по штуке всем будущим членам совета директоров!
— Зачем? Чтобы они смогли его уволить?
— Это только начало.
— Я не надеюсь на счастливый конец.
— Значит, у тебя на уме что-то получше?
— Да. Тебе это обойдется в стоимость билета на самолет.
— До Нелспрёйта?
— Нет. Немного дальше, — сказал я.
— Что ты задумал?
— По-моему, лучше, если ты ничего не будешь знать.
Жанетт согласилась не сразу; как мне показалось, мой план ей не слишком понравился. Она рывком переключила передачу и утопила педаль газа в пол. Мою голову вдавило в спинку кресла.
Окна кабинета выходили на океан, но древний кондиционер слишком шумел, и мы не слышали прибоя.
Я посмотрел на своего собеседника. У него была очень смуглая кожа и белоснежные волосы. Он сильно постарел — сейчас ему было далеко за шестьдесят, — но шрам, который тянулся от угла рта к уху, был таким же четким, как во время нашей первой встречи десять лет назад. Глаза его были по-прежнему пустыми, как будто внутри умерла скрытая за ними личность. Этот человек больше не чувствовал боли; ему стоило больших трудов вызвать ее.
Я подтолкнул к нему коробку с диском.
— Вам понадобится переводчик, — сказал я.
— С какого языка? — спросил он с сильным акцентом.
— С африкаансе.
— Переведите мне сами.
— По-моему, нам обоим будет лучше, если перевод будет объективным.
— Понятно. — Он потянулся к коробке и открыл ее. Новенький диск тускло блеснул в полумраке. — Можно спросить, зачем вы мне его привезли?
— Мне бы хотелось ответить, что я поступаю так потому, что верю в справедливость, но это будет неправдой. Все потому, что я верю в месть.
Он медленно кивнул и закрыл коробку.
— Знаю, — сказал он и протянул мне руку. — Мы с вами все понимаем одинаково.
В полдень в Мапуту, столице Мозамбика, невыносимо жарко. Когда я вышел, громко зазвенел мой мобильный телефон, перекрывая рев Индийского океана. Я вынул телефон из кармана и поманил шофера арендованной машины. Потом прочитал сообщение.
Оно состояло всего из двух слов:
«ЭММА ПРОСНУЛАСЬ».
Должен признаться, я много мечтал о том миге, когда войду в палату Эммы.
Я питал не беспочвенные ожидания — вроде того, что Эмма встретит меня с распростертыми объятиями, шепча мне на ухо слова благодарности и любви. Скорее мне представлялось, что я сяду к ней на кровать, а она возьмет меня за руку и скажет: «Спасибо, Леммер». Такое начало, не исключающее продолжения отношений, было бы для меня вполне достаточным.
С неба на землю меня вернул Джек Патуди.
В пятницу, четвертого января, он прислал за мной парочку болванов — белого и черного. Тех самых, которые так неудачно пытались охранять нас с Эммой. Он велел им арестовать меня. У белого еще не до конца сошла опухоль вокруг носа и глаз. Они самым торжественным образом арестовали меня в международном аэропорту Крюгер-Мпумаланга за «убийство, покушение на убийство и сопротивление силам правопорядка». Мне позволили сделать один телефонный звонок, а потом заперли в невыносимо душную камеру в нелспрёйтской тюрьме, где я вынужден был терпеть общество враждебно настроенных цветных сокамерников.
Во второй половине дня в субботу прибыл Би-Джей Фиктер — он назвал свой приход «благотворительным посещением узников». Отпустив несколько дурацких замечаний по поводу того, что меня ждет, он сообщил, что в субботу Эмму спецрейсом переправили в Кейптаун. Кроме того, Жанетт передала, чтобы я не беспокоился, она «работает над моей проблемой».
К утру понедельника мне грозило дополнительное обвинение в нападении на сокамерника, но я понимал, что им вряд ли удастся заполучить надежных свидетелей. Потом за мной явилась парочка «белый и черный», меня сковали по рукам и ногам и отвезли в суд, где рассматривался вопрос о моем освобождении под залог. Они проявили ненужную грубость, когда заталкивали меня на заднее сиденье своей «астры». Камеры для подследственных находились под залом заседаний, в цокольном этаже. Молодой белый адвокат с толстым обручальным кольцом представился Насом дю Плесси. Он сообщил, что будет защищать меня по просьбе Жанетт Лау.
— Сделаю что смогу, но ведь у вас уже имеется судимость, — угрюмо проговорил он.
Меня вызвали последним, но двое полицейских не повели меня в зал суда. Я с трудом дошаркал скованными ногами до крошечного кабинетика, в котором меня ждал Джек Патуди. Перед тем как уйти, два болвана плотно закрыли за собой дверь.
В кабинете было два стула, стол и стальной стеллаж. Я сел. Патуди молча уставился на меня. Лицо его искажала гримаса ненависти. Потом он со всей силы грохнул кулаком по стеллажу, оставив на металле вмятину. Задребезжали стекла. Он подошел ко мне и навис надо мной, потирая ушибленные костяшки пальцев. Впервые я увидел, что он вспотел. Капли пота стекали по его черной коже, текли по толстой шее и исчезали за белоснежным воротником рубашки. Судя по его взгляду, ему очень хотелось бы повторить удар, только на сей раз по моей голове.
