Кокшанский не ответил. Он записывал информацию на компакт-диск.
– И бумаги тоже отдай мне, – попросил Мышкин. – Не надо тебе носить с собой бомбу. Еще взорвется.
– Это уж точно! – согласился Кокшанский и бросил Мышкину диск в пластмассовой упаковке.
– Сколько я тебе должен? – спросил Мышкин.
– Обижаешь, гражданин начальник, – засмеялся Кокшанский. – Труд сам по себе – уже награда.
– Игорь! – не согласился Мышкин. – Ты работал. Ты потратил массу времени. Ты сделал колоссальную и очень опасную работу.
– Я для тебя сделал.
– Но все равно…
– Ты взял бы с меня деньги?
– М-м-м… – выжал из себя Мышкин: он вспомнил Ладочникова.
– Понял тебя! И ты пойми. Нельзя дружеские отношения переводить в бабки. Так все человеческое потерять можно. Скажи лучше, что будешь делать с этой бомбой? Кто-нибудь знает, что она попала тебе в руки?
– Полагаю, нет, – неуверенно ответил он. – Только ты и я.
– Добавь моего отца.
– Он тоже рискует, – сказал Мышкин.
– Не очень. Я все данные стер. На винчестере у меня ничего.
– Этого мало, – возразил Мышкин. – Следы информации на жестком диске все равно остаются. И все можно восстановить хоть через сто лет.
– Да, старик. Придется форматировать и шлифовать винчестер. А не хочется…
– Обязательно! И прямо сейчас.
– Нет, сейчас я спешу, – сказал Кокшанский.
– Я тоже.
– Очень хорошо! – повеселел Кокшанский. – Отдал я тебе фугас – и гора с плеч. Так все-таки, что дальше с бомбой?
– У меня есть куда ее отнести.
– Только учти, пожалуйста. Информация тебе упала с неба. Или ты ее нашел на Невском. Самое подходящее место для таких находок. Понимаешь меня?
– Еще как понимаю!
– У меня жена и ребенок.
– Напрасно я тебя вообще втянул в это дерьмо.
– Да, напрасно! – легко согласился Кокшанский. – Но все уже произошло. Не вернешь. Там, кстати, в твоих срезах, была еще какая-то бяка, попутная, но, похоже, посторонняя… Не успел с ней до конца разобраться. Кстати, ты знаешь, что такое «огурец зомби»?
– Что-то слышал… Не помню.
– Ничего ты не слышал! – отрезал Кокшанский. – Слышал бы – не забыл. Поинтересуйся при случае – это мой отец советует. Только аккуратно. Если бы мне принес не срезы, а чистый образец этого модернизированного цитоплазмида… Хотя бы одну ампулу. Мы могли бы продолжить разговор на эту тему.
– Ни в коем случае! – запротестовал Мышкин. – Хватит! И без того я тебя втянул…
– Втянул – да! Поэтому хорошо бы закончить. Довести до конца.
– И все-таки, что там еще? – насторожился Мышкин.
– Картина неясная. Нужен субстрат. Хотя бы одна ампула. В клетках срезов слишком мало вещества. Тогда и поговорили бы об огурцах. Очень интересный сорт.
– Нет! – решительно заявил Мышкин. – В жизни бывает и так, что одна и та же бомба падает два раза подряд в одно и то же место. Если, не дай Бог, у тебя появятся неудобства в жизни, я себе этого никогда не прощу.
– Смотри сам. Кстати, тебе, я слышал, полицаи дело шили?
– Откуда ты знаешь? – удивился Мышкин.
– Все знают. Ленинград – город маленький. Не спрашиваю тебя ни о чем. Раз ты здесь, а не в тюрьме, и ничего не рассказываешь, значит, не все так плохо.
– Не все… – согласился Мышкин. – Не все так плохо. То есть плохо, но не всё. Я пойду, Игорь.
– Ты на тачке?
– Куда мне сейчас на тачке? С таким синдромом, послеарестным. Задавлю кого-нибудь. И не замечу.
– Отвезу тебя. Но только до метро. До «Чкаловской».
– Ну, нет, зачем тебе… – попытался отказаться, впрочем, довольно слабо, Мышкин.
– Незачем, конечно! Я живу как раз напротив «Чкаловской». Так что не волнуйся, я себе хлопот не добавлю. Тем более что дочка ждет.
– У тебя есть дочь? – удивился Мышкин.
– А ты не знал? Уже четыре года. Друг называется… Да, – с легкой грустью констатировал Кокшанский. – Такая теперь дружба… Рвутся самые крепкие человеческие связи. Эта проклятая капитализма сильно разъединяет людей. Каждый теперь – участник гонки на выживание. А приз всем достается один и тот же: смерть.
– Как дочку-то зовут? – перевел на другое Мышкин.
– Дашенька! – расплылся от удовольствия Кокшанский. – Четыре года, а по-французски шпарит! Не то, что мы с тобой.
– А почему не английский? Куда без него?
– Не нравится! – сам удивился Кокшанский. – Грубый, говорит. Не музыкальный.
– Надо же! Не музыкальный…
До метро они добирались час.
– Это не улицы, а сосиски какие-то! – ворчал Кокшанский. – Набитые фаршем из автомобилей. Вот мой дом. Смотри балкон на третьем этаже.
На балконе лысый толстяк махнул рукой.
– Папахен, – пояснил Кокшанский. – Приветствует нас. Между прочим, ждет меня и волнуется. Теперь успокоился.
– Передай ему от меня огромное спасибо.
– И ты поторопись сбагрить свой вирус. Очень он вреден для нашего с тобой здоровья. И не вздумай с кем-нибудь обсуждать тему. Особенно, по телефону. Янкесы через спутники-шпионы давно все разговоры в России сканируют и обрабатывают.
– Неужели? – не поверил Мышкин. – Я думал, такое только в кино.
– Это не паранойя и не выдумка, а рекомендация серьезного специалиста – моего отца.
– Учту! – пообещал Мышкин.
В киоске перед входом в метро Мышкин купил «Завтра», «Советскую Россию» и «Новый Петербург». Скользнул взглядом по лотку с мороженым и вдруг ощутил зверский голод.
Он купил сразу четыре порции эскимо по десять рублей, жадно проглотил три одним махом, от четвертой стал откусывать мелкие кусочки.
Неожиданно его рука с мороженым замерла сама собой в воздухе. Мышкин прислушался. Что-то странное, тревожное возникло в атмосфере. Он прислушался напряженнее. Над его головой шевельнулся воздух, словно кто-то коротко вздохнул. Потом мягко пыхнуло – так загорается газ в духовке.
Он поднял голову, посмотрел на балкон Кокшанского – узкая дверь была открыта. В глубине квартиры Игоря прозвучал слабый хлопок. «Воздушный шарик лопнул, – успел подумать он. – Дашенька…» И сразу на улицу вылетела балконная дверь и потащила за собой из квартиры Кокшанского гигантский темно-красный протуберанец в черном жирном облаке копоти. Все вокруг залил ослепительный оранжевый свет, отбросив на асфальт черные и непривычно четкие тени людей и деревьев.
Рядом с Мышкиным медленно наклонилась в сторону грязно-белая «газель» с водителем за рулем и свалилась правым бортом на женщину с детской коляской. Одновременно зазвенели и с грохотом полетели на землю стекла из вестибюля метро и из окон соседнего дома. С дикими воплями люди заметались по площади.
Но Мышкин даже не пошевельнулся. Как зачарованный, он не мог оторвать взгляд от зияющего балконного проема и видел через него сплошную стену ревущего оранжевого пламени, которое бешено и с треском выжигало квартиру Кокшанских.
Затрещали стекла квартиры, со звоном вылетели рамы. На подоконник вскарабкалась черная фигура. «Негр? – удивился Мышкин. – Откуда у Кокшанских негр?» Но еще не отзвучала мысль, а Мышкин понял, что это не негр, потому что кожа вокруг глаз у черного была белой. Он сделал шаг вперед. Толпа охнула и взвыла – тело глухо, словно куль с мукой, шлепнулось на асфальт.
Обгоревший труп лежал головой к Мышкину, лицом вниз, и поэтому Мышкин не мог понять, кто это – Игорь или его отец. По асфальту медленно расплывалась пурпурная лужа.
Мышкин продолжал стоять, словно вкопанный, и с нарастающим удивлением наблюдал, как все люди вокруг быстро, рывками, задвигались и смешно подпрыгивали. Ему показалось, что он смотрит старое немое кино. С воем, леденящим душу, примчались три пожарные машины. Пожарные в необъятных брезентовых робах тоже подпрыгивали и дергались, на их медных касках плясали темно-красные блики пламени. К балкону приставили две алюминиевых лестницы, быстро размотали два шланга, и из брезентовых кишек вырвались два огромных облака белой пены. Огонь мгновенно прекратил рёв и исчез. Из квартиры повалил белый дым с паром и таял в воздухе.
Шустро, как детские заводные машинки, примчались два полицейских форда. Из них выскочили полицейские и тоже запрыгали по тротуару. Мышкин отвлекся на машины скорой помощи. В одну погрузили черное тело с тротуара. Из дома пожарные вынесли на носилках еще труп – черный с желтыми пятнами. Потом второй – без пятен, и за ним третий – совсем маленький, сплошь обугленную головешку. «Грубый, говорит. Не музыкальный», – всплыло в памяти Мышкина.
Санитарные машины быстро-быстро укатили, и все вокруг задвигалось с нормальной скоростью.
Мышкин, покачиваясь на ходу, зашел в метро. Он долго стоял у турникета, не понимая, что ему здесь нужно, потом догадался и пошарил по карманам. Пусто – ни жетона, ни денег. Дежурная, толстая тетка в униформе, с зареванным лицом, что-то злобно крикнула Мышкину, он не понял, она махнула рукой, подозвала Мышкина и велела пройти рядом с ней, где не было турникета.
Как он ехал и куда, Мышкин потом никак не мог вспомнить, но очнулся и осознал себя, когда обнаружил, что сидит в кабинете главврача, а Демидов, с багрово-синим лицом, как у президента СССР Горбачева, со сжатыми в нитку губами, медленно перелистывает страницы отчета, убившего Игоря Кокшанского и всю его семью.
