Господин судья Уогрейв спросил:
— Это письмо у вас при себе, мисс Брент?
— Да, я его принесу.
Она ушла и минуту спустя вернулась с письмом.
Судья прочитал его и сказал:
— Я начинаю понимать… Мисс Клэйторн?
Вера пояснила обстоятельства, при которых была нанята в качестве секретаря.
Судья сказал:
— Марстон?
Энтони ответил:
— Получил телеграмму. От своего товарища. Барсука Беркели. Помню, удивился, потому что думал, что старый хрыч укатил в Норвегию. Он звал меня закатиться сюда.
Снова Уогрейв кивнул и сказал:
— Доктор Армстронг?
— Меня вызвали в качестве профессионала.
— Понятно. Прежде вы не были знакомы с семьей?
— Нет. В письме был упомянут мой коллега.
Судья сказал:
— Чтобы придать ему правдоподобие… да и, полагаю, на данный момент связаться с этим коллегой невозможно?
— А… э… да.
Ломбард, который не сводил глаз с Блора, неожиданно сказал:
— Послушайте. Я только что подумал…
Судья поднял руку.
— Через минуту…
— Но я…
— Мы будем рассматривать все по порядку, мистер Ломбард. В данный момент мы расследуем причины, в результате которых собрались здесь сегодня вечером. Генерал Макартур?
Дергая себя за ус, генерал пробормотал:
— Получил письмо… от этого Оуэна… он упоминал некоторых моих старых товарищей, которые должны быть здесь… надеялся, что извиню его за формальное приглашение. Боюсь, письма я не сохранил.
Уогрейв спросил:
— Мистер Ломбард?
Ломбард активно размышлял, выйти ли ему в открытую или нет.
Он принял решение.
— То же самое, — сказал он. — Приглашение, у поминание общих друзей… я клюнул. Письмо разорвал.
Господин судья Уогрейв обратил свое внимание на мистера Блора. Его указательный палец погладил верхнюю губу, и голос стал опасно вежливым.
Он сказал:
— Только что мы испытали довольно волнующее переживание. Некий бестелесный голос обратился ко всем нам поименно, предъявив нам определенные четкие обвинения. Вскоре мы ими займемся. В данный момент меня интересует менее важный пункт, Среди упомянутых имен был Уильям Генри Блор. Но насколько нам известно, среди нас нет никого по фамилии Блор. Фамилия Дэйвис не упоминалась. Что на это скажете, мистер Дэйвис?
Блор мрачно ответил:
— Похоже, пришла пора вытащить кота из мешка. Наверное, мне лучше признаться, что моя фамилия не Дэйвис.
— Вы — Уильям Генри Блор?
— Верно.
— Я кое-что добавлю, — сказал Ломбард. — Вы не только находитесь здесь под фальшивой фамилией, мистер Блор, но к тому же сегодня вечером я заметил, что вы — первоклассный лжец. Вы заявляете, что приехали из Натал, из Южной Африки. Я знаю Южную Африку и Натал и готов поклясться, что вы сроду в Южной Африке не бывали.
Все взгляды устремились на Блора. Сердитые, подозрительные взгляды. Энтони Марстон приблизился к нему на шаг. Его кулаки сжались.
— Ну, свинья, — сказал он. — Какие будут объяснения?
Блор вскинул голову и выпятил квадратную челюсть.
— Вы, джентльмены, не за того меня принимаете, — сказал он. — У меня имеются удостоверения, и вы их увидите. Я отставной сотрудник департамента уголовного розыска Скотленд-Ярда. Управляю детективным агентством в Плимуте. Меня наняли сюда на работу.
Господин судья Уогрейв спросил:
— Кто?
— Этот Оуэн. Включил в письмо кругленький чек на расходы и инструкции насчет того, что от меня требуется. Я должен был присоединиться к домашним, выдавая себя за гостя. Мне были сообщены все ваши фамилии. Я должен был наблюдать за всеми вами.
— А по какой причине?
Блор с горечью ответил:
— Драгоценности миссис Оуэн. Миссис Оуэн, черт побери! Я вообще не верю, что такой человек существует.
Вновь указательный палец судьи погладил верхнюю губу, на сей раз оценивающе.
— Думаю, ваши выводы вполне оправданны, — сказал он. — Улик Норман Оуэн! В письме мисс Брент, хотя фамилия совсем не разборчива, имена написаны довольно разборчиво — Уна. Нэнси — заметьте, в каждом случае инициалы одинаковы. Улик Норман Оуэн — Уна Нэнси Оуэн, точнее говоря, всякий раз — У. Н. Оуэн. Стоит лишь немного употребить фантазию — АННОУН — НЕИЗВЕСТНЫЙ!
Вера воскликнула:
— Но это же фантастично, это безумие, какое то сумасшествие!
Судья мягко кивнул и сказал:
— О, да. Я сам не сомневаюсь, что нас пригласил сюда сумасшедший, возможно, опасный маньяк.
I
Наступила краткая тишина, тишина, насыщенная страхом и озадаченностью. Потом опять тихий ясный голос судьи подхватил нить разговора.
— Теперь перейдем к следующей стадии нашего дознания. Однако сначала я должен добавить собственную лепту к общему списку.
Он вынул из кармана письмо и швырнул его на стол.
— Оно якобы написано моей подругой, леди Констанс Калмингтон. Я не видел ее несколько лет. Она уехала на Восток. Именно такое рассеянное бессвязное письмо она и должна была написать. Она просит меня присоединиться к ней здесь и очень расплывчато упоминает хозяина и хозяйку дома. Как вы заметите, техника та же самая. Я упомянул его только потому, что данное письмо согласуется с остальными доказательствами, из чего следует один интересный вывод. Кто бы ни пригласил нас сюда, этот человек знает либо позаботился многое о нас разузнать. Он, кто бы он там ни был, знает о моей дружбе с Констанс Калмингтон и знаком с ее эпистолярным стилем. Он знает кое-что о коллегах доктора Армстронга и их настоящем местонахождении. Он знает прозвище друга мистера Марстона и то, какие телеграммы тот посылает. Он знает точно, где два года назад отдыхала мисс Брент и каких людей она там встречала. Он знает все о старых товарищах генерала Макартура.
Он помолчал и продолжил:
— Как видите, ему известно многое. И, использовав информацию касательно нас, он сформировал определенные обвинения.
Немедленно поднялся настоящий галдеж.
Генерал Макартур проорал:
— Паутина чертовой лжи! Клевета!
Вера воскликнула:
— Это чудовищно! — Она задышала быстро и нервно. — Безнравственно!
Роджерс хрипло произнес:
— Ложь… безнравственная ложь… мы никогда… никто…
Энтони Марстон прорычал:
— Понятия не имею, к чему клонит этот чертов дурак!
Поднятая рука господина судьи Уогрейва прекратила вавилонское столпотворение.
Он заговорил, осторожно подбирая слова:
— Я желаю сказать следующее. Наш неизвестный друг обвиняет меня в убийстве некоего Эдварда Ситона. Я отлично помню Ситона. Он предстал передо мной на суде в июне 1930 года. Ему было предъявлено обвинение в убийстве пожилой женщины. Защита у него была отличная, и он произвел хорошее впечатление на присяжных. Тем не менее доказательства свидетельствовали: вне всяких сомнений, что он был виновен. 51 провел суммирование в соответствии с данным фактом, и присяжные вынесли вердикт — виновен. Вынеся смертный приговор, я действовал в соответствии с вердиктом. Апелляция основывалась на том, что процесс якобы велся неправильно. Апелляция была отвергнута, и преступник должным образом наказан. Я желаю заявить перед всеми вами, что моя совесть абсолютно чиста. Я лишь выполнил свой долг, не более. Я вынес приговор справедливо осужденному убийце.
Теперь доктор Армстронг вспомнил. Дело Ситона! Вердикт был встречен с огромным удивлением. Он виделся с Мэттьюсом, королевским адвокатом, в один из дней процесса во время обеда в ресторане. Мэттьюс был полностью в себе уверен. «В вердикте нет сомнений. Оправдание практически в кармане». И потом он не раз слышал замечания: «Судья был намертво против него. Развернул присяжных на 180 градусов, и они вынесли вердикт — виновен. Правда, вполне легально. Старый Уогрейв закон знает. Иногда даже кажется, что он отомстил парню за что-то».
Все эти воспоминания пронеслись в голове доктора. Не успев обдумать разумность вопроса, он импульсивно выпалил:
— Вы вообще знали Ситона? Я имею в виду до дела?
Полуприкрытые веками змеиные глаза встретили его взгляд. Ясным ледяным голосом судья ответил:
— Я не знал Ситона до процесса.
Армстронг подумал: «Он лжет… я знаю, что он лжет».
II
Дрожащим голосом заговорила Вера Клэйторн.
— Я бы хотела вам рассказать. О том ребенке… Сирилле Хамилтоне. Я была его гувернанткой. Ему было запрещено заплывать далеко. В один день, когда я отвлеклась, он уплыл. Я бросилась вслед за ним… я не успела вовремя… Это было ужасно.. — Но я ни в чем не виновата. На дознании коронер полностью меня реабилитировал. И его мать… она была так добра. Если даже она не винила меня… почему… почему тогда кто-то говорит такую ужасную ложь? Это нечестно… нечестно…
