— Да. Он просил передать, чтобы вы не волновались, от такого не умирают, — она улыбнулась, и Нильс усомнился в том, что она вообще разговаривала с дерматологом. — Он зайдет после Рождества.
Она протянула ему книгу.
— Хотите еще почитать?
Нильс снова взглянул на фотографию, надеясь, что на этот раз он увидит на ней что-то другое. Худое тело, расставленные в стороны руки. Стоит перед камерой. Черно-белая фотография. Синдром Ворнинга. Может быть, Ворнинг — это фамилия пациента. Нильс почувствовал, что устал.
— Здесь в больнице есть архив?
— Да, конечно. Огромный.
— Вы там были?
— Дважды за пятнадцать лет. Но сейчас, во всяком случае, мы туда не пойдем, сейчас пора спать. И радоваться Рождеству. Правда, Нильс?
Она забрала у него книгу. Нильс продолжил:
— Этот человек на фотографии лежал тут в дерматологическом отделении. В Королевской больнице. Там так написано.
— Да, но мы даже не знаем его имени.
— Ворнинг. Синдром Ворнинга.
— Ворнинг может быть и врачом, который впервые его обнаружил.
Она укрыла одеялом его плечи, как заботливая мама.
Травматология, Королевская больница
Агнес вытащила маленький блокнотик и принялась читать оттуда вслух. В блокноте были описаны околосмертные переживания разных людей.
— Давайте возьмем вот это. Это сокращенный вариант очень подробно описанного околосмертного переживания одной американки — в моем собственном переводе, так что если язык где-то кажется неуклюжим, это скорее всего вина не Кимберли Кларк Шарп.
— Кимберли…
— Кимберли Кларк Шарп. Мы должны вернуться в девяностые, именно тогда она упала вдруг на улице из-за внезапной остановки сердца. Без пульса, без дыхания. Вот послушайте: «Первое, что я помню, это панический крик какой-то женщины: «Пульса нет! Нет пульса!» Но я прекрасно себя чувствую, просто прекрасно. Более того, я даже думаю о том, что мне никогда раньше не было так хорошо. Я чувствую такое спокойствие и взаимосвязанность, которых никогда не испытывала раньше. Я ничего не вижу, но все слышу. Слышу голоса людей, которые стоят, склонившись надо мной. Потом мне начинает казаться, что я попала в какое-то другое место, и я знаю, что я там не одна, но я по-прежнему почти ничего не вижу из-за окружающего меня темного тумана». — Агнес подняла взгляд. — Читать дальше? — Она продолжила прежде, чем Ханна успела ответить. Ханна заподозрила, что Агнес хочет поймать ее на простой психологический трюк: слушая о чужих околосмертных переживаниях, легко проникнуться чувством, что в такого рода опыте нет ничего необычного. Возможно, это заставит Ханну заговорить о своих собственных переживаниях. Трюк удался.
— «Вдруг подо мной раздался ужасный взрыв, взрыв света, который заполнил собой весь обзор. Я стояла в самом центре света, весь туман сразу развеялся. Я видела перед собой всю вселенную, которая отражалась в бесконечном количестве слоев. Мне явилась вечность. Свет был сильнее, чем сияние сотни солнц, но он меня не обжигал. Я никогда раньше не видела Бога, но сейчас точно знала, что это божий свет. Я общалась со светом, хотя мы не говорили словами. Мы не говорили на английском или вообще каком-то языке, это был разговор на совсем другом уровне, чем тот, которого можно достичь с помощью такой банальности, как язык. Скорее это было как музыка или математика».
Ханна с трудом оторвала голову от подушки.
— Там правда так написано?
— Правда.
Агнес посмотрела на нее в нерешительности и продолжила чтение:
— «Невербальный язык. И теперь я знала ответы на все важнейшие вопросы, которые кажутся чисто риторическими клише. Зачем мы рождаемся? Чтобы учиться. В чем смысл жизни? В любви. Как будто мне напоминали о чем-то, что я уже знала раньше, но забыла. Потом я поняла, что время пришло и мне пора отправляться назад». — Агнес сделала маленькую паузу, чтобы перевести дыхание. — Кимберли Кларк Шарп заканчивает свой рассказ следующими словами: «Мысль об этом была почти невыносимой. Неужели мне действительно придется — после всего, что я сейчас видела, после того, как я встретила Бога, — вернуться обратно в старый мир? Но делать нечего, я должна была вернуться назад. Именно тогда я впервые увидела свое тело и поняла, что больше не являюсь его частью, у меня не было с ним ничего общего. И тогда я осознала, что мое Я — это не часть тела. Мое сознание, моя личность, мои мысли и воспоминания находятся где-то совсем в другом месте, а вовсе не в этой тюрьме из мяса, которой являлось тело». — Агнес подняла голову.
— Там есть еще что-то? — спросила Ханна.
— Это вся ее история. Можете взглянуть на фотографию.
Она протянула Ханне блокнот, и Ханна увидела снимок самой обычной американской домохозяйки, как будто только что вышедшей из шоу Опры Уинфри.
— Тело — это тюрьма, — думала Ханна вслух.
— Это очень распространенное в околосмертных переживаниях чувство. Отделение тела от души. Как насчет Индии?
— Простите?
— Околосмертные переживания существовали во всех религиях и культурах. Это конкретное я еще не успела записать, но я помню его наизусть. Индус Васудев Пандей. В десятилетнем возрасте он заболел какой-то загадочной болезнью, которая его убила.
— Я всегда недоверчиво отношусь к историям, которые начинаются с упоминания «какой-то загадочной болезни».
— Он говорит об этом как о paratyphoid disease.[109] Как это правильно переводится? Как бы там ни было, он умер. После констатации смерти его тело отвезли в крематорий — и там он вдруг начал подавать слабые признаки жизни. Возникла ужасная суматоха — ну, представьте себе, мертвый мальчик вдруг начинает оживать. Пандея тут же вернули обратно в больницу, где его обследовали несколько врачей, пытаясь среди прочего вернуть его к жизни уколами. В конце концов им удалось заставить его сердце забиться снова, но он по-прежнему был без сознания и пришел в себя только через три дня.
— Что он испытал? — перебила Ханна.
— А, ну вот видите, — улыбнулась старушка. — Вам уже любопытно. Когда я читаю лекции на эту тему, я говорю обычно, что околосмертные переживания входят прямо в кровь. Это звучит смешно, может быть, но это действительно так. Васудев Пандей описывал потом переживание, или, вернее будет сказать, чувство, что двое человек схватили его и понесли. Пандей быстро ощутил усталость, и тем двоим пришлось его выпустить. Вскоре они встретили неприятного человека.
Ханна рассмеялась:
— Неприятного человека?
— Я знаю, что это звучит немного комично, но да, именно так он это описывает. Неприятный человек был в ярости и очень ругал тех двоих, что внесли Пандея. «Я просил садовника Пандея, — сказал он. — Вы смотрите вообще, что вы делаете? Мне нужен садовник, а вы мне приносите мальчишку Пандея».
— Похоже на какую-то комедию.
— Да, может быть. Пандей рассказывает дальше, что, когда он пришел в себя, многие родственники и друзья стояли вокруг того, что они считали детским смертным ложем. Среди них был и садовник Пандей. Мальчик пересказал ему все услышанное, но садовник и другие только посмеялись. Садовник Пандей был молодым и сильным мужчиной. Но на следующий день… — Агнес выдержала театральную паузу.
— Он умер, — прошептала Ханна.
— Именно.
Тишина как будто превратила палату в звуконепроницаемый кокон.
— Более чем подробная и подтвержденная свидетелями история. Позже Пандей — мальчик, я имею в виду, — считал, что неприятным мужчиной был Яма, бог смерти в индуизме. Мальчик рассказывал еще, что когда выяснилось, что речь идет о другом Пандее, те же самые двое мужчин отнесли его назад. — Старушка сделала глубокий вдох. Ей было явно сложно так много говорить. — Рассказ Васудева Пандея наверняка тоже войдет в книгу.
— Книгу?
Она улыбнулась:
— Подумайте, как много для каждого из нас значит смерть. Это единственное, что мы знаем с уверенностью: мы все умрем. Это единственное, что всерьез связывает все человечество, единственная наша общая черта, существующая поверх границ, культурных и религиозных различий и прочего. Некоторые психологи считают даже, что все наши поступки так или иначе выражают наше отношение к тому факту, что рано или поздно нас ждет смерть. Именно поэтому мы занимаемся любовью, поэтому мы рожаем детей, поэтому мы выражаем свои мысли. Другими словами, смерть всегда стоит рядом. Так почему бы не узнать о ней все, что возможно? Я думаю иногда — и это прозвучит абсурдно, так что можете посмеяться надо мной, если хотите, я к этому привыкла, — зачем большинство людей читают путеводители перед тем, как отправляться в путешествие? Они хотят заранее побольше узнать о Париже, или Лондоне, или куда они там собираются, чтобы подготовиться. Смерть — это неизменное место назначения. И я хочу написать путеводитель по ней. Это кажется сумасшествием?
