– Нет, но мы контактировали с живыми людьми. Включая друг друга. Далее последует взятие анализов крови?
Женщина, ничего не ответив, вынула из кармана маленький флакончик со спреем.
– Пожалуйста, протяните руки ладонями вверх. Это антисептик, и он совершенно безвреден. Мистер Вазин не пожимает рук, – продолжала она, обливая спреем их ладони.
– Пожалуйста, руки ладонями вниз. Не приближайтесь к нему ближе того места, что будет вам указано. Прошу вас, уважайте правила дома и постарайтесь как можно меньше касаться предметов и ничего не трогать без разрешения мистера Вазина. Пожалуйста, идите за мной.
Стоило ей повернуться, как стеклянные панели открылись. Она прошла по золотистым изразцам с узором в центре, изображавшим герб Романовых.
Они поднялись по лестнице – по середине, чтобы ничьи руки не могли осквернить сверкания перил. Как и на первом этаже, стены второго были увешаны картинами. Все двери, мимо которых они проходили, оставались плотно закрытыми.
Здесь создавалось ощущение строго замкнутого пространства. Музей для его коллекции. Дом по умолчанию.
У последней двери Карлайл вынула карточку и приложила к маленькому сканеру. Лайла подумала, что нужно быть просто параноиком, чтобы требовать таких мер предосторожности для перемещения по собственному дому.
– Пожалуйста, сядьте сюда.
Она показала на два кресла с высокими спинками с темно-красной кожаной обивкой.
– И не вставайте. Вам подадут чай. Мистер Вазин скоро к вам присоединится.
Лайла оглядела комнату. В витрине теснились русские матрешки, старые и разноцветные. В другой – лакированные расписные шкатулки. Бледно-золотистые окна пропускали мягкий свет и выходили на заросли груш и яблонь.
Печальные глаза строгих портретов грустно смотрели на посетителей. Кажется, их размещение было продумано. Трудно отрицать, что портреты вызывали некоторую неловкость и легкую депрессию.
В центре стояло большое кресло, темнее, чем все остальные в комнате. Зато спинка была выше и с толстой рамой резного дерева. Оно вообще было выше, с ножками в виде грифонов.
Его трон. Дает ему позицию силы.
– Удивительный дом, – завороженно проговорила она. – Даже еще больше, чем у твоей семьи в Коннектикуте.
– Он заранее все рассчитал. Играет с нами. Заставляет ждать.
– Аш, не теряй спокойствия! Ты обещал.
– Не люблю игр, – пробормотал он за секунду до того, как дверь открылась. Вошла Карлайл с еще одной женщиной в униформе, катившей столик, на котором стояли красивый чайный сервиз, кобальтовый с белым рисунком, блюдо с печеньями, украшенными маленькими кусочками фруктов, чаша с зеленым виноградом и еще одна – с влажными салфетками, на которых тоже красовался грифон.
– Чай жасминовый, специально собранный для мистера Вазина. Вы найдете его освежающим. Виноград вырос здесь, в поместье, экологически чистый. Печенье – пряники. Со специями. Прошу, угощайтесь. Мистер Вазин сейчас придет.
– Выглядит восхитительно. И чайный сервиз такой красивый.
Карлайл даже не улыбнулась.
– Это русский фарфор. Очень старый.
– О, я буду осторожна.
Она подождала, пока женщины уйдут, и закатила глаза.
– Сначала они привозят сервиз, потом распространяются о его возрасте. Это чтобы я боялась им пользоваться?
Говоря это, она положила чайные ситечки на чашки и подняла чайник, готовясь разливать чай.
– Не хочу никакого проклятого чая.
– А я хочу. Пахнет приятно. И ожидание, возможно, того стоит, Аш. Вот увидишь. И когда избавишься от дурацкого яйца, можем отправляться в путешествие.
Она послала ему лукавую улыбку.
– А это определенно стоит ожидания. Расслабься, бэби. Съешь печенье.
Он покачал головой и насупился, она только пожала плечами и прикусила пряник.
– Мне лучше не есть больше одного, если хочу хорошо выглядеть в новом бикини, которое собираюсь купить. Мы можем арендовать яхту? Я всегда завидую снимкам знаменитостей и членов королевских семей на больших белых яхтах. Я бы хотела тоже сняться на борту такой. У нас будет яхта?
– Все, что захочешь.
Хотя тон был явно скучающим, она просияла:
– Ты так добр ко мне. Как только мы вернемся домой, я тоже буду добра к тебе. Почему бы нам не…
Она осеклась – часть стены открылась. Потайная дверь, поняла она. Умело скрытая лепниной.
И вот наконец Николас Вазин.
Изможденный, было первой ее мыслью. От кинозвездной красоты почти ничего не осталось. Лицо напоминало маску.
Белая грива волос, таких густых и пышных для истощенного лица, что, казалось, шея вот-вот сломается под их тяжестью. Глаза над впалыми щеками горели черным огнем, кожа бледная. Почти прозрачная.
На нем был костюм, напоминающий костюм Аша, только коричневато-рыжего цвета, с жилетом и галстуком точно того же оттенка. Все это производило общее впечатление обесцвеченности, которое несколько сглаживали черные уголья глаз.
На лацкане сверкала булавка в виде грифона, украшенная бриллиантами. Золотой браслет с часами обхватывал тощее костлявое запястье.
– Мисс Эмерсон, мистер Арчер, добро пожаловать. Простите, что не пожимаю рук.
Голос, похожий на шелест паучьих лапок по шелку, послал озноб по спине Лайлы.
Да, все очень продуманно.
Он сел, положил руки на толстые подлокотники кресла.
– Когда я был ребенком, наша кухарка всегда пекла пряники к чаю.
– Они восхитительны.
Лайла подняла тарелку.
– Не хотите один?
Он покачал головой.
– Я на макробиотической диете. Но гостям, разумеется, позволено себя побаловать.
– Спасибо, – ответила Лайла. Аш хранил каменное молчание. – У вас невероятный дом, и так много прекрасных вещей. Хотя мы почти ничего не видели. Вы собираете деревянных кукол. Они очаровательны.
– Матрешек, – поправил он. – Старая традиция. Мы должны чтить наши корни.
– Я люблю, когда вещи открываются и внутри что-то есть. Интересно увидеть, что там.
– Я стал собирать коллекцию с детства. Они и лаковые шкатулки – первые из моих коллекций, поэтому я и держу их в личной гостиной.
– Это так интересно! Мне позволено будет взглянуть поближе?
Он широко повел рукой.
Она поднялась, подошла к витринам.
– Я никогда раньше не видела… как изысканны эти матрешки. Конечно, я встречала их в сувенирных лавках, но… о!
Она оглянулась, показала, но постаралась не коснуться стекла.
– Это императорская семья? Николай, Александра, дети?
– Да. У вас наметанный глаз.
– Как ужасно! Как жестоко! Особенно дети. Я все представляю, что их выстроили у стены, перед тем как расстрелять, что само по себе ужасно, но после того как Аш нашел… То есть последнее время я больше читала о том, что случилось. Не понимаю, как кто-то мог быть так жесток и бесчеловечен по отношению к детям.
– В их жилах текла кровь царей. Этого для большевиков достаточно.
– Они… дети… могли играть с такими куклами. Собирать, как собирали вы. Это еще одна связь между вами.
– Верно. Для вас это все равно что камешки.
– Простите?
– Камешки из всех мест, где вы побывали с детства. Галька.
– Я… да. Это мой способ взять что-то на память при очередном переезде. Моя мать хранит их в особой банке. Откуда вы знаете?
– Я стараюсь обязательно узнать все о своих гостях и их интересах. Для вас, Арчер, это всегда искусство. Возможно, машинки и солдатики, которыми вы играли в детстве. Но эти вещи хранить не стоит. А вот искусство, ваше собственное или то, которое вызывает у вас реакцию, отклик, – это стоит собирать.
Он на секунду сцепил длинные костлявые руки. Аш продолжал молчать.
– В моей коллекции есть и ваши работы. Ранняя картина «Буря». Городской ландшафт с башней, возвышающейся над остальными строениями, в верхнем окне которой стоит женщина.
Говоря все это, он постукивал кончиками пальцев одной руки о другую.
– Буря бушует, я нахожу цвета удивительными по глубине и ярости. Тучи, освещенные молнией, кажутся чем-то неземным, потусторонним. Такая бешеная динамика. На первый взгляд женщина, ослепительная красавица в девственно-белом, кажется пленницей башни, жертвой бури. Но приглядевшись, понимаешь, что это она и наслала бурю.
– Нет, она и есть буря.
– Вот как?
Губы Вазина тронула улыбка.
– Ваше поклонение женщинам – телу, уму, духу – восхищает меня. У меня есть и вторая картина, приобретенная не так давно. Написана углем. Меня потрясло радостное настроение этой картины. Радость в силе. Женщина, играющая на скрипке, стоит на поле, залитом лунным светом.
Портрет из квартиры Оливера, поняла Лайла, и застыла.
– Об этом знает только она, – холодно отвечал Аш. – И в этом весь смысл. Но обсуждение моей работы не даст вам желаемого.
– И все же развлекает. Я почти не принимаю гостей, а тех, кто воистину разделяет мои интересы, почти никогда.
– Взаимный интерес – нечто другое.
– Едва заметное различие. Но кроме этого мы оба понимаем важность кровных уз. Понимаем, что их нужно чтить, уважать, сохранять.
