— А что, она может и так? — кричит Кот. — И по воде?
— Может, — Килла неизвестно кому грозит кулаком. — Она еще и не так может. Она еще вот как может, задом… И передом…
— Ни хрена себе, — удивляется Кот. — До чего дошел прогресс.
— А, чего ты?
— Я говорю: прогресс далеко шагнул. Пока я казенную баланду жрал. По воде может…
Машину трясет, Кот, подпрыгивая на сиденье, ударяется головой о потолок. Свет становится темнее, будто солнце свалилось за горизонт. Кот открывает глаза, в салоне автомобиля он один. Ни Лехи Киллы, ни Димона, ни Петьки. Через лобовое стекло видна желто-зеленая речная вода, дверцы закрыты, но влага проникает в салон. Кажется, тачка стоит на дне реки на песчаном дне. И надо из нее как-то выбираться.
Кот дергает ручку, толкает дверь, но она не поддается. Он снова дергает ручку, наваливается плечом. Глухо. Видимо, от удара корпус перекосило, двери заблокированы. Кот перебирается на водительское место, толкает дверь. Но не сдвигает ее ни на миллиметр. Вода уже по грудь и она быстро пребывает, в распоряжении Кота минута или того меньше. Вода уже по самую шею. Кот, размахнувшись локтем, со всего маху бьет в боковое стекло. Поперек проходит тонкая трещинка, он бьет снова и снова, пока стекло не разлетается на мелкие осколки. Набирая в легкие воздуха, с трудом выбирается из салона. Взмахивая руками, плывет наверх.
— До чего дошел прогресс, — сказал Кот и сел на железной кровати. — До чего дошел… По воде может.
Рядом с ним на стуле дремала Дашка.
* * * *
Костян сидел на круглом валуне, смотрел на плавное движение реки и думал о том, что остался бы тут жить навсегда. Ходил на моторе к истоку реки, где, по рассказам Ильи, рыбу неводом не переловишь, научился бы плотницкому делу, срубил свою избу, семью завел. Кот выплюнул окурок, решив, что нет смысла изводить себя пустыми мечтаниями, он не романтическая девица, чтобы самому себе сказки рассказывать. И еще в них верить. Здешняя жизнь — не туристическая экзотика, а трудный быт рыбака и крестьянина, зимой от тоски тут волком завоешь, сбежишь без оглядки.
Дашка, стоявшая у воды, грустно смотрела на другой берег. Кот поглядывал на нее и щурился от солнца, поднявшегося над лесом. Теперь, когда трудный разговор позади, когда все слова сказаны, он чувствовал себя так, будто сбросил с души тяжелый камень.
— Ты пойми, — обращаясь к Дашке, сказал Кот. — Я сам многое прошел. Друзей потерял, на том свете побывал. Меня упаковали на пятнашку. Думал все, жизнь кончилась…
Кажется, Дашка не слушала.
— Если бы я раньше Кольку выкупила…
— Не думай больше об этом, — ответил Кот. — Я догадываюсь, Дашка, какой жизнью ты живешь. Какие дела крутишь. Не мне бы все это говорить, хреновый из меня учитель. Но я Колькино письмо столько раз прочитал, что наизусть его выучил. Он писал:
«Только перед смертью понимаешь, что мы заблудились в этой мишуре. И забыли, что самое главное, что у нас было, — это жизнь и свобода. Я очень люблю тебя, сестренка. Хочется, повернуть время назад и все исправить. Но нельзя».
— Это его слова. А ты делай выводы. Потому что у тебя есть шанс выбраться из этого дерьма. И забыть все плохое.
— Может быть, — кивнула Дашка. Она вытащила из сумки паспорт и справку об освобождении, передала Коту. — Тебе Коля свою жизнь подарил. Ну, так и живи вместо него. Раз уж так выпало. И меня прости. Ведь это я на тебя Китая навела.
— Я уж догадался, — кивнул Кот.
— Прощай.
Дашка повернулась и быстро зашагала к машине. Кот, прикурив сигарету, смотрел ей вслед, казалось, что Дашка передумает и вернется назад, хотя бы оглянется. Но она не оглянулась. Хлопнула дверца, заработал движок, тачка тронулась с места и пропала за поворотом.
* * * *
Услышав голос Ильи, Кот обернулся, поднялся с камня и зашагал к избе, еще испытывая слабость в ногах и легкое головокружение, будто натощак спиртяги врезал. Из дома вышли тетя Кира и Ленка, ей меньше всего хочется расставаться с Котом — с таким интересным мужчиной в их краях, пожалуй, больше не встретишься.
— Может, передумаешь? — Илья поправил на голове картуз из искусственной кожи с блестящим козырьком. — Куда тебе торопиться? Кто тебя ждет? Поживи хоть до осени. Будем на моторе вместе ходить.
— Поеду, — покачал головой Кот. — Чего судьбу искушать. Один раз чуть было не утонул. Второй раз пробовать не хочется.
— Ну, дело хозяйское, — Илья протянул Костяну старый рюкзак. — Тут харчи на дорогу и белье. И вот еще.
Он вытащил из кармана пиджака несколько купюр, завернутых в обрывок газеты, сунул в руку Коту.
— Денег тебе собрали на первое время.
— Спасибо, родной.
Кот шагнул вперед, обнял Илью за худые плечи, на которых старый пиджак болтался как на вешалке.
— Куда хоть едешь-то?
— Честно, дед, не знаю.
— А за Дашкой своей не побежишь? Сестрой ее назвать у меня язык не поворачивается. Не понимаю, что она за человек.
Кот, не ответив, сунул деньги в карман штанов.
— Кира тебя подбросит до автобусной остановки на своей «ниве», — сказал Илья. — Ну, а дальше ты сам. До вокзала бы довезла, но у нее смена в поликлинике.
— Садись в машину, утопленник, — Кира взяла у Кота легкий рюкзак и распахнула дверцу.
Кот добрался до вокзала после полудня, помотался возле касс, долго стоял перед расписанием поездов, вчитываясь в названия городов: Краснодар, Москва, Саратов, Нижний Новгород… Звучит красиво. Но, если задуматься на минуту, нигде, ни в одном населенном пункте, будь то большой город или маленький поселок на краю земли, его никто не ждет. Разве что мать в Москве. Но на мать он мог посмотреть только издали, к ней нельзя подойти на улице, позвонить в дверь и сказать: «Здравствуй, мама. Я вернулся».
Если менты уже ищут его в Москве, то возьмут, скорее, в парадном, когда он будет подниматься по лестнице на третий этаж. Может быть, в Питер махнуть? Там у Кота живет одна подруга, с которой… Впрочем, все это пустое. Столько лет прошло. Подруга наверняка выскочила замуж, родила ребенка. У нее есть муж и собачка. Или рыбки в аквариуме. Кот в эту идиллическую картину никак не вписывается.
Еще есть один кореш в Ярославле по имени Сашка и по кличке Горбатый. Кликуху он получил за то, что всегда держал спину очень прямо, и еще играл в баскетбол до тех пор, пока на него не надели стальные браслеты. Этот точно жив и на свободе. С делами он завязал. В письме, которое Горбатый прислал на зону, он писал, что устроился работать в автосервис, зарплата по московским понятиям плевая, пару раз в кабак сходить. Но он не вешает носа, копит каждый грош, чтобы открыть собственное дело. Возможно, ему помогут получить ссуду в банке, тогда он быстро раскрутится, его автомастерская станет лучшей в городе.
Костян встал в кассу и, когда подошла его очередь, предъявив паспорт, взял место в плацкартном вагоне. Что ж, Ярославль не самое плохое место, чтобы перебиться, переждав трудные времена. И Горбатый наверняка найдет ему хоть какую работу в автосервисе.
Кот еще четверть часа болтался по душному залу, представляя себя сидящим в смотровой яме, на нем грязный комбинезон и засаленная кепка. Он остервенело крутит какую-то ржавую гайку с сорванной резьбой или сливает отработанное мало. Хоть води экскурсии и показывай Кота за деньги. Со стороны посмотришь и скажешь: вот вы, лодыри и тунеядцы, привыкшие к халяве, доступным женщинам и марочному вину, только взгляните на этого видного мужчину. Перед вами человек, который нашел счастье в тяжелом труде, а не в пьянстве и разврате.
От этих мыслей Коту сделалось скучно.
Еще несколько минут он разглядывал расписание поездов, задерживая взгляд на конечных пунктах их следования. Дорог много, но ни одна из них никуда не ведет.
Надо глотнуть пива и подумать еще немного, сдать билет он, пожалуй, успеет, ведь до отправления еще два часа с хвостиком. Кот вышел из здания вокзала, глянув на свое отражение в зеркальном стекле витрины. Да, такому типу модный фотограф не предложит сняться для обложки глянцевого журнала. С ним в один трамвай не всякий сядет. Тяжелые пыльные башмаки, коротковатые брюки, из-под которых виднеются неопределенного цвета носки. Плюс поношенный пиджак, слишком тесный, явно с чужого плеча, бумажная рубашка в красную клеточку и мешок с харчами.
Солнце разогрело асфальт, как сковородку, на другой стороне площади собирался какой-то митинг леворадикальной молодежи, участников из-за жары было немного, уныло висели красные знамена. Патлатый пацан, одетый в майку с рисунком Че Гевары, что-то прокричал в матюгальник, раздались хилые аплодисменты и свист. Кот уже увидел закусочную и вывеску на двери «бочковое пиво», он сделал несколько шагов в нужном направлении, неожиданно остановился, уставился на тумбу с театральными афишами, здесь же висели милицейские листовки о розыске уголовников или лиц, пропавших без вести.
