Чарльз ничего не сказал. Он понимал, что проявление гнева с его стороны лишь дало бы Джованни то, чего он хочет. Поэтому он намеренно игнорировал Доминика, наблюдая его досаду и разочарование. В конце концов Джованни повернулся и вышел, вцепившись в локоть Коко.
Неужели сейчас он затащит ее в постель, а потом убьет? Чарльз покачал головой. Ход мыслей Джованни был недоступен его пониманию. А то, что он говорил о Маргарет!.. Чарльз отлично запомнил начало ее дневника: «Он был великолепным лжецом! Просто отменным!» Но это лишь вначале — под конец он поступил с ней как последний негодяй. А с каким презрением он относится к женщинам! Господи, к половине рода человеческого! Чарльз никак не мог этого понять.
Но тут он вспомнил о Клаудии, подумал о том, как использовал ее и других женщин до нее — использовал в свое удовольствие, и никогда, ни разу не задумался, имеет ли он на это право, ведь в конце концов он им так щедро платил.
Теперь было слишком поздно. У него уже не будет возможности излечить свою душу, попытаться склеить то, что он сам разрушил, очистить свою совесть. Он так и погибнет на этом злосчастном острове и никогда больше не увидит Маргарет. Чарльз подумал о Рафаэлле. Она никому не причинила зла, но ей тоже суждено было умереть.
И все же хоть одно доброе дело он совершил. И Коко тоже. Только одно, но этим, увы, придется ограничиться.
Чарльз закрыл лицо руками и зарыдал.
* * *
Рафаэлла пыталась ухватить великана за горло. Она действовала молниеносно — страх придавал ей силы — и, казалось, вот-вот могла добраться до цели, но в последнее мгновение человек нырнул влево и, резко выбросив руку, ударил ее по ноге. Рафаэлла почувствовала острую боль и отчаянно дернулась, пытаясь устоять на ногах. Удар был настолько силен, что девушка с воплем боли отлетела к кровати, но сразу сумела собраться, приняла боксерскую стойку и с оглушительным криком опять бросилась на врага.
К ее великому удивлению, тот вдруг рухнул на пол, откатился в сторону и, встав на колени на безопасном расстоянии, взмолился:
— Черт возьми, пощадите меня! Я пришел сюда, чтобы спасти вас. Я не враг! Я, можно сказать, герой-избавитель.
Рафаэлла слышала каждое слово совершенно отчетливо, но уже не могла остановить свою руку. Только дьявольская реакция спасла мужчину от удара по почкам. Он ухватил девушку за лодыжку, резко дернул и, притянув к себе, обнял.
На этот раз его слова звучали не столь героически. Он прошипел ей в ухо:
— Прекратите! Верьте мне — я здесь, чтобы спасти вас. И я не один.
Рафаэлла тяжело дышала. Боль, страх, слабость. Как она ненавидела свою слабость. Едва слышно она выдохнула:
— Кто вы?
— Ох, слава тебе Господи — к вам вернулся дар речи. Я Джон Сэвэдж, а вы, как я понимаю, Рафаэлла Холланд? Та самая, на которой Маркус решил… — Он запнулся. — Вы в порядке? Вы вся дрожите. Я вам ничего не повредил?
— Нет, все нормально. Просто пару дней назад у меня был выкидыш, и я еще немного слаба. Отпустите меня, я не стану больше… Я вам верю.
Прежде чем отпустить, Сэвэдж поднял Рафаэллу на ноги. Выглядела она ужасно: темные круги под глазами, волосы всклокочены, на щеке ссадина, одежда измята. А как бледна!
— Сядьте-ка, — велел он Рафаэлле.
Выкидыш! Джон не мог поверить, что Маркус — Маркус! — способен на такую беспечность — допустить, чтобы от него забеременели. Вот это храбрость и самообладание — не раздумывая, бросилась врукопашную на вооруженного мужчину.
Рафаэлла опустилась на кровать, сделала несколько глубоких вдохов и сказала:
— Маркус в сарае, там, где гаражи. Они называют это место кладовкой, но на самом деле это местная тюрьма. А все-таки что вы тут делаете? Как вы сюда забрались? Ведь вы партнер Маркуса, да? Его двоюродный брат?
— Да, мэм. Рад с вами познакомиться. — Сэвэдж протянул руку, и Рафаэлла пожала ее. — Теперь о главном. Пожалуйста, расскажите все, что мне необходимо знать, чтобы нам благополучно выбраться отсюда.
— Знаете, Джон, я не раз размышляла, как выбраться из всей этой дьявольской истории, но, к сожалению, так ничего и не придумала. Вы упомянули, что пришли не один…
— Маркус описывал вас иначе, — задумчиво произнес Сэвэдж. — Он еще говорил, что вы… нет, не обращайте внимания. Действительно, я не один — мои ребята наготове и ждут приказа, чтобы ворваться сюда и навести тут порядок.
— Присядьте, сэр. Я расскажу вам, что тут происходит. Потом вместе решим, что нам делать.
* * *
Маркус сидел в темной и сырой кладовке, провонявшей навозом и потом, и напряженно думал. Уж он-то прекрасно знал, что убежать отсюда невозможно. Одна дверь, запертая на два надежных замка, а снаружи — часовой с автоматом, готовый стрелять без предупреждения. Окон нет, стены толстые. Имелись тут и наручники, прикрепленные цепями к стене, но Меркел как будто забыл о них.
Что же делать?
Доминик, по-видимому, уже все о нем знает, знает все обо всех. Теперь Маркусу стало ясно, что именно Коко все это время действовала против Доминика на его собственной территории. Странно, что до сих пор это ни разу не приходило ему в голову. И все-таки не совсем понятно, почему это она, казалось, ни с того ни с сего набросилась на Джованни с такой яростью, высказав ему все разом… Что же касается Чарльза Ратледжа, до Маркуса по-прежнему не доходило, как это столь высокообразованный, благородный и законопослушный джентльмен мог замышлять убийство. Но ведь и повод был весьма серьезен. Более чем серьезен — во всем этом была какая-то неизбежность, предопределенность.
Похоже, что теперь ему оставалось лишь одно — предстать перед палачами Доминика и, по возможности, с достоинством встретить смерть. Он яростно тряхнул головой. Как он только мог смириться с этим, как он, мечтатель и авантюрист, мог, пусть на какое-то мгновение, допустить подобный исход? Да что с тобой, Маркус?
Нет, он не смирится. Он должен непременно спасти Рафаэллу, женщину, которую любит до умопомрачения. Он вдруг подумал, что, может быть, никогда больше не увидит ее, и ему стало так больно, что он чуть было не закричал. Нет, не может, не должно так случиться…
У него не выходило из головы бледное лицо Рафаэллы с безобразной ссадиной на щеке от удара Доминика. Маркус понимал, что, если бы не Меркел, его пристрелили бы на месте, когда он бросился на Джованни. А потом, черт… Он потер ладонью живот, то место, куда пришелся удар Доминика. Да, почему-то Доминик решил не убивать его сразу. Но почему? Вот загадка.
Мелькнула шальная мысль, что голландцев, тоже запертых в этом сарае, отравила Коко или по ее приказу кто-то из охранников. У них самих не могло быть яда — прежде чем бросить сюда, их наверняка самым тщательным образом обыскали. Известно ли Доминику, что с ними разделался кто-то из тех, кого он считал своим? Да еще вместе с Тюльп пытался убить и его? Разумеется, это ему уже известно. Ведь он отнюдь не идиот. Он определенно что-то замышляет. Но что?
Снаружи послышались шаги, и Маркус встрепенулся: неужели это Антон Рощ? Наконец-то он пробрался сюда, наконец-то предупредил Харли. Может быть — пока лишь может быть! — им удастся выпутаться из этой передряги. Маркус все еще сомневался, но шум за стеной вселил в него надежду на спасение. Он подполз к двери и замер в томительном ожидании.
* * *
— Я еще не настолько свихнулся, — произнес Доминик, глядя сверху вниз на свое «творение», — нет-нет, я не сумасшедший, чтобы теперь, после всего, дать тебе шанс пырнуть меня ножом. Ты смотришься в такой позе очень мило, и эти четыре узелка тебе идут. Весьма соблазнительно.
Доминик присел на кровать и залюбовался ее грудью. Он легонько ущипнул Коко за сосок и почувствовал, как он набух. Заметив, что она поморщилась, Доминик осклабился и медленно провел ладонью по ее плоскому животу вниз к темной поросли на лобке.
Ее кожа показалась ему холодной, безжизненной, но Доминику было все равно. Он немного поиграл с ней пальцами, не отводя глаз от ее лица. Эта возня была ей омерзительна, но она не могла сопротивляться.
Наконец Доминик поднялся и встал у кровати, глядя на нее сверху вниз. Коко не сомневалась, что сейчас он бросится на нее. Доминик усмехнулся:
— О нет, Коко, я не хочу тебя, с этим у нас все покончено. Лучше я тебя тут оставлю в таком вот распятом и распахнутом виде. Пусть мои охранники попользуются твоими прелестями. Думаю, никто из них не упустит свой шанс, а, как тебе известно, их тут немало, и все они попробуют тебя, а ты их. Возможно, кто-то из них тебе понравится, и ты станешь умолять освободить тебя, кто знает… — Он умолк, а затем вдруг сорвался и визгливо закричал: — Черт бы тебя побрал, ведь я дал тебе все, о чем только может мечтать женщина, все! Да, кроме ребенка! Но именно за это ты меня возненавидела! Ты все равно уже слишком стара, и я хотел оградить тебя от неприятностей, когда попросил врача сделать тебе… Я не хотел, чтобы ты беременела еще раз, не хотел заводить внебрачных детей, а Сильвия тогда была еще ох как жива! — Он замолчал, потом неожиданно наклонился, крепко поцеловал ее в губы и снова выпрямился. Больше Доминик не произнес ни слова — повернулся и вышел из комнаты, оставив дверь распахнутой настежь.
