– Лидс, и что потом?
– Потом он вдруг перестает кричать. А когда начинает снова говорить, то уже спокойно, но… по-плохому спокойно. Я же чую! Говорит, что поступил неправильно, что его отвлекли. А затем идет вниз, и я слышу, как он что-то там вопит по телефону. А когда возвращается, то вид у него еще жутче. Я его пробовала успокоить, да он не слышит. Говорит, что все время, которое он здесь служит, там внизу, под церковью, у него какие-то духи. Типа что какой-то еще один священник или как там его… Что он никуда не ушел, а только все время смотрит за ним, смотрит, смотрит… И не уйдет он, тот дух, никогда, если только не решиться и что-то там такое не сделать. В общем, пастор этот, Джон… с ним все серьезно, я ж чую! Ну я и ушла подобру-поздорову – мало мне, что ль, своего по жизни лиха, не хватало еще и чужого хапать. И вот только я на улицу, как вижу: из-за угла выходит еще один тип и идет к церкви, а от самого скверной так и смердит.
– Как он выглядел?
– Да такой… конь в пальто, башка квадратная…
– Вот блин, – обреченно вздохнул я. Мы уже приближались к Шестнадцатой. – Ладно, Лидс. Ты поступила правильно.
– Сама знаю. Ну а ты-то что будешь из всего этого лепить?
– Я? Пойду в церковь. А вот ты, наоборот, уходи.
– Усекла.
Я тронулся вверх по улице, чувствуя при этом усталую обреченность. Было ли это страхом? Конечно, да. А еще мысль: стоит ли рисковать вторично соваться к тому, кто уже и так чуть душу из тебя не вышиб? И зачем: только из-за того, что кто-то явил милосердие и дал тебе приют среди ночи? Получается, да. И будем надеяться, что этого основания достаточно.
Тут я уловил, что Лидия все еще семенит следом.
– Лидс… – повернулся я к ней.
– Я же сказала, что усекла, – проворчала она. – Но это ж не значит, что я тебя послушалась. Еще чего!
Уже на подходе к церкви я заслышал внутри крикливую возню и, не мешкая, побежал через ворота, а оттуда – вверх по ступеням. Лидия спешила сзади.
– О! Еще обманки, – сипло прошептала она, когда я спешил по коридору на те тревожащие звуки. – Ишь, пришипились, прикинулись невидимками! Но меня-то не проведешь! Ты, главное, Джон, меня слушай.
Зал скупо освещался парой лампочек и рядком свеч на дальнем конце – не храм, а какой-то сырой склеп! Райнхарт стоял посредине, в кругу изувеченных стульев. А у стены с лицом громовержца замер Медж.
Священник в позе страдальца раскинулся возле дальней стены, рядом с обломками алтаря. Из носа у него струилась кровь. Завидев меня, Джефферс приподнял голову, но, судя по его глазам, происходящее он сознавал невнятно.
– Ого, прямо-таки дежавю! – непроизвольно сжимая кулаки, обратился я к Райнхарту. – У тебя, я вижу, бзик устраивать погромы в церквях?
Тот удивленно обернулся.
– Ба-а, Хендерсон, и ты здесь? – с грозной веселостью спросил он. – Да тебе, я вижу, совсем ум отшибло. Или ты еще не побывал в своей лачужке?
– Я, кстати, из-за этого сюда и нагрянул. Мне нужна кредитка моей подруги. Будь добр вернуть.
Лидия порскнула к священнику у меня из-за спины. Райнхарт сделал выпад в ее сторону, но его взгляд был направлен на меня, и она увернулась.
– Ты знаешь, не получится, – вздохнул он сокрушенно. – Я на нее уже накупил всякой хрени.
– Ладно, об этом перетрем как-нибудь потом, – снисходительно кивнул я. – На самом деле я здесь не за этим. Я пришел за священником.
– Тебе нужен… он? Наш церковник?
– Я его уведу с твоих глаз долой, хорошо?
Райнхарт, покачивая головой, подступил ко мне.
– Я тут тебя пробил, – вкрадчиво сообщил он. – Ты, оказывается, успел послужить верой-правдой стране, занимался какой-то разведхренью?
– Одно время. Давно.
– Ну, ясно. Просто не верится, что такой, как ты, олух мог когда-то быть к этому причастен. Неужели ты всерьез полагал, что сможешь взять и уйти отсюда, с помощью сраной благодати божией или без оной? Значит, ты еще тупее, чем выглядишь. Хотя скажу тебе спасибо: ты сэкономил мне время тем, что сам ко мне явился. Я считаю, надо быть учтивым с теми, кто оказывает тебе добрую услугу. Ты согласен?
Я не ответил.
– А вот я – да, – с тихой задумчивостью посмотрел на меня этот странный человек. – Потому что когда ты их затем лишаешь жизни, они преисполнены понимания и благодарности. – Внезапно он выкинул вперед руку и откинул меня назад ударом в грудь. – Ты хочешь реванша в новом поединке? Думаешь, у тебя получится?
– Мне просто нужен священник, – сказал я упрямо. – А кто эти люди, я даже не знаю.
У дальней стены с призывом о помощи возопила Лидия. Она там пыталась унять отца Роберта, который грузно взгромождался на ноги и пытался подползти к сокрушенному алтарю. Но на эти призывы я, увы, отреагировать не мог: на меня самого сейчас надвигался Райнхарт, вожделенно предвкушая расправу.
– Ах, ты не знаешь? – глумливо пропел он. – Так я объясню. Это просто. Они дети. Без внимания и догляда они никто и ничто – как и все прочие лузеры в этом городе, во всей этой стране. День-деньской со всех сторон здесь только и слышно: «Взгляни на меня, взгляни на меня!» И если никто не глянет, то они будут просто пустым пространством. Как и девяносто девять процентов всего населения на этой планете.
– Понятно, – сказал я. – Значит, ты тоже не знаешь. И тебе даже не любопытно?
– Я только сейчас тебе все сказал, мудила.
– Нет. Ты сейчас сказал только насчет себя.
Гулко хлопнула за спиной уличная дверь, и, обернувшись, я с облегчением увидел человека, на своевременный приход которого рассчитывал, – Рола Брука, детектива, который приходил ко мне в больницу и которому я позвонил по дороге с Юнион-сквер.
– Слушаю вас, мистер Хендерсон, – сказал он.
Коп всем своим видом выражал боеготовность. Впору было облегченно вздохнуть.
Райнхарт посмотрел на него озадаченно:
– Ты-то здесь за каким…
Коп подошел и встал рядом с ним:
– Мистер Хендерсон звал на помощь. Вот я и прибыл.
– Нет, вы только гляньте! – рассмеялся Райнхарт. – Класс! Я ему только сейчас втолковывал, какой он болван.
Он был прав. Теперь я это понимал.
Все понеслось стремительно, и на этот раз первым пришел в движение я. Этот подход начал вызревать во мне с того момента, как я очнулся в больнице резко поумневшим альфа-самцом, над которым возобладал другой, еще более доминантный самец. Коп стоял ко мне ближе, и я, в долю секунды определившись с выбором, что было силы двинул ему кулаком в живот. Он пошатнулся, но рука его нырнула под пальто.
Райнхарт, моментально провернувшись на каблуках, выхлестнул вперед руку в апперкоте, но его скорость один раз уже заставала меня врасплох, так что я, будучи начеку, за мгновение до этого юркнул за копа.
Понимая, что Райнхарт напустится исключительно на меня и что совладать с ними двоими – тем более одновременно – шансов никаких, я сфокусировался на копе, рассчитывая удерживаться между ними достаточно, чтобы увалить хотя бы одного из них.
Рол, по-рыбьи округлив рот, пытался глубокими вдохами оправиться от моего первого удара, но ему одновременно приходилось увертываться еще и от теперешней молотьбы. К тому же одна рука у него увязла в пальто. Поднырнув под очередной хук Райнхарта, я боковым пинком изловчился попасть ему под колено: удар получился достаточно жесткий – хватило, чтобы он откачнулся назад. Краем глаза я заметил, как от стены решительно толкнулся в нашу сторону Медж. Что у него на уме, было неизвестно, но едва ли он думал встать на мою сторону, а потому я пошел ва-банк: в мелком прыжке лбом въехал копу по носу, а выставленным левым локтем, сам того не ожидая, удачно угодил Райнхарту по горлу.
Брук попятился назад, и в эту секунду я схватил его за руку, вынырнувшую из внутреннего кармана уже со стволом. Коп угловато грянулся наземь, головой стукнувшись о доски. Это мгновение я использовал на то, чтобы всем своим весом топнуть ему по запястью.
Пальцы копа скрючились, выпуская «Глок».
Впрочем, Райнхарт был не в пример сильнее, и попадание по уязвимому месту задержало его в лучшем случае на секунду. Его боковой удар сшиб меня как раз в тот момент, когда я протягивал руку к стволу, и я откатился прямиком к Ролу, из-за скрюченной позы не успев вовремя разогнуться.
Пинок пришелся мне в ту область под рукой, куда Райнхарт периодически ударял меня в ресторане, и от этого боль разорвалась в моем теле гранатой, осколки которой – необычайно длинные и острые – разлетелись по ребрам. Я почувствовал себя бегущим через дорогу пешеходом, в ногу которому врезается автомобильный капот. Я знал с абсолютной уверенностью: если сейчас, несмотря на саднящие осколки боли, перестать двигаться вперед, Райнхарт своими методичными пинками непременно доведет меня до неподвижности, и на этот раз живым мне с пола не подняться.