В ту секунду, когда он отводил ногу для очередного удара, я все-таки ухватил «Глок» и, откатываясь на бок, по лицу Райнхарта увидел, что теперь он целит мне в голову, отчего я стопроцентно отключусь. Глазами он уже созерцал мир, где я лежу бездыханный, и остается лишь найти подходящую бензопилу.
Вымахнув руку вперед, я спустил курок. Видно было, как глаза Райнхарта распахнулись, и…
И тут он пропал из виду.
Не убежал, не пригнулся, не отскочил, а именно исчез. Канул.
Я вскочил, поводя по кругу подрагивающим, зажатым в обеих руках стволом. Пробрался мимо Джефферса, который в конце концов встал-таки на ноги и теперь, старчески шаркая, неверной поступью брел в конец зала.
– Куда он делся? – ошарашенно спросил я у Меджа.
Тот в ответ так же оторопело посмотрел на меня.
– Куда он делся? – повторил я вопрос.
– Он один из нас, – проронил наконец Медж.
– Как?! Но… как такое вообще может быть?
– Ну а ты что думал? – завозился на полу коп. Он приподнялся на локтях – лицо окровавлено, взгляд квелый, но, судя по всему, сознание у него восстанавливалось достаточно быстро.
Я навел ствол на него:
– Ты тоже из них?
– Я? Да что ты! Я обычный.
– То есть ты его друг? Или как там у вас: реальное воплощение?
– Да что ты взъелся! Конечно, нет. Он рассказывал, что того парня убил много лет назад, еще до того, как попал в город. Прикончил в номере мотеля где-то на Среднем Западе. После этого он убил еще многих – я же тебе рассказывал в больнице, а ты, дурень, не слушал! И от каждого из них он заряжался силой. Я же предупреждал тебя, остолоп! Во всяком случае, пробовал.
У Меджа был вид человека, мир которого разошелся по швам и повергся в пучину буквально у него на глазах.
– Но как… Как он мог лишить жизни своего друга и по-прежнему… существовать? – ничего не понимал я.
– Хоть убей, не скажу, – вздохнул Брук. – Вы оба балбесы. Сами обо всем додумывайтесь. А я знаю одно: у него сегодня вечером дюжина таких, как вы, вышла на улицы, чтобы проделать то же самое. Довести замысел до конца.
Медж уже быстро направлялся к двери.
– Что это значит? – прокричал я ему вслед.
Рол использовал этот момент для попытки подняться. Судя по виду, он понимал, что уже слишком долго играет не на той стороне площадки, и если не избавится от меня, то вскоре заплатит за это цену.
– А ну лежать! – рыкнул я, нависая над ним. – Где сейчас Райнхарт?
– Понятия не имею. Он приходит и уходит. Одно время я пытался его прижать, как бы это сказать, по-настоящему, по-полицейски. А потом понял, что такое вряд ли осуществимо, ну и… Как в песне поется: «Не можешь одолеть – так стань одним из них».
Я понял, что недооценил этого человека.
– А почему ты не боишься, что я возьму и сдам тебя? – поинтересовался я у него.
– Потому что у тебя есть подруга. И ты не знаешь, где Райнхарт сейчас или где он будет завтра ночью, когда ты спишь.
– Если он захочет с нами что-то сделать, ему все равно не помешать.
– Это так, – радостно согласился коп. – Ты с недавних пор понаделал в жизни непростительных ошибок.
– А где он? – задал я следующий вопрос, уже не о Райнхарте.
– Внизу, – подал голос Джефферс.
Удерживая Рола на мушке, я отступил назад для расширения угла обзора и увидел, как священник появляется обратно из двери в конце зала. Закрыв ее за собой, он, прихрамывая, направился к наружной двери. Нос у него был наперекосяк, на углах рта запеклась кровь, а дыхание было прерывистым. Райнхарт обошелся с ним безжалостно, вероятно, повредив внутренние органы. Бедняга нуждался в госпитализации – и вместе с тем вид у него был более умиротворенным, чем мне помнилось при всех наших предыдущих встречах.
– Откуда вы знаете? Вы его что, там внизу видели? – спросил я его.
– Мне это совсем не обязательно.
Роберт добрался до конца зала и потянул на себя ручку входной двери. Захлопнув ее, он на всякий случай потянул за ручку еще раз – хозяин, приводящий в порядок части мира, над которыми властен.
– Сбежать он все равно бы не сбежал. Дьявол не изникает никогда. Времени у него всегда с лихвой – и на лжепоклонство, и на искушение душ. Он будет дожидаться, пока у вас не притупится бдительность, и тогда он нагрянет снова и на этот раз убьет вас, – сказал священник.
– Вы о ком? Вообще, что там внизу? – Я по-прежнему ничего не понимал.
– Не спускайтесь туда, – велел отец Роберт.
– Что там внизу?
– Подвалы. Они тянутся под церковью и под домами по обе стороны. Они полны стульев, нуждающихся в починке, завалены Библиями и молитвенниками, число которых, похоже, превышает сегодняшний спрос. А еще там мертвецы.
– Что?
– Кое-кому он разрешил расположиться здесь, в ожидании зова домой. На сегодняшний день я с этим так до конца и не разобрался. Я думал, что там внизу всего лишь его дух – беспокойный, недовольный моей работой. В каком-то смысле это облегчение: знать, что я ошибался.
– Прошу прощения: кто там, внизу? – еще раз попытался я добиться от него ответа.
Но священник опять меня проигнорировал.
– Почему-то это не действует. Они не истаивают и никак не уходят, – продолжал он рассказывать. – Или Бог зовет их недостаточно громко, или же они просто не слушают. И моя работа – отвести их домой. Отвести вас всех.
С недюжинным усилием он что-то извлек из кармана брюк. Ключ. Им он отпер дверь, после чего с неожиданным упрямством двинулся обратно другим путем.
– Джефферс, что вы делаете? – позвал я его.
– Не беспокойтесь. Я не думаю, что кто-то из них будет пособничать Райнхарту. Они Полые. Их присутствие можно ощущать, но они уже особо не двигаются, и для помощи чему или кому-либо им, по сути, нет дела. Тем не менее он хочет, чтобы туда спустились вы. Вы сами этого не чувствуете?
Именно это я и чувствовал. Не знаю, было ли то просто мое желание поскорее закончить дело с Райнхартом или что-то еще, но я действительно ощущал неодолимую тягу спуститься вниз.
– Призываю вас ни в коем случае этого не делать, – сказал священник. – В темноте он вас одолеет. Зло извечно процветает во мраке, будь то нехватка света в буквальном смысле или просто тьма невежества.
– Джон! – окликнула меня Лидия. Она сгибалась, приложив ладонь к полу. – Ты чуешь?
Я не понял, о чем она, и не ответил, приглядываясь к копу, который неожиданно стал выказывать признаки хлопотливого оживления. При этом я осмысливал сказанное священником.
– Оставить там Райнхарта мы не можем, – рассудил я. – Я не собираюсь его вот так взять и отпустить.
– Что вы, как можно! – Отец Роберт в этот момент подходил к останкам алтаря. – Здесь мы с вами всецело совпадаем. Есть только один способ, который срабатывал во все времена. Он единственно верный: очищает и преобразует.
– Джефферс, что за чертовщину вы затеяли?
– Джон! – с еще большей настойчивостью позвала меня Лидия, но я уже и так понял, что она имеет в виду. Пол под ногами становился ощутимо горячее.
В стене за алтарем священник открыл укромную дверцу и бросил туда ключ – можно сказать, швырнул – в текучие лохмы дыма.
Дэвид и Доун сидели, неуклюже обвив друг друга руками за плечи. Разумеется, они пытались и отомкнуть двери, и разбить в них стекла, однако машина была устроена так, чтобы именно этого не допустить. Разработчики современных автомобилей вечно что-то не учитывают: например, что людям – водителю и пассажиру – может неожиданно понадобиться пуститься в бегство от чего-то неощутимого на ощупь и едва различимого на глаз.
С теми, кто находился сзади, Дэвид попытался вступить в диалог, и чем дольше тянулся этот разговор, тем разборчивей они становились, хотя ничем добрым это не оборачивалось. Их было трое: двое мужчин и одна женщина. Он вскоре начал их различать.
Вот женщина сзади хихикнула, и замки на дверцах отомкнулись.
– Ладно уж, гуляйте! – смилостивилась она.
Ее голос звучал, как у одной странноватой подруги матери Дэвида, что однажды ночью сказала: «Ну ладно, попробуй разочек, всего один: быть может, тебе это даже понравится».
Все это время Доун сидела, уткнувшись головой мужу в плечо. Людей на заднем сиденье она не видела. Она пыталась, но от этого у нее лишь мутилось в глазах, а в душе вскипали вспышки безотчетной ярости и злого отчаяния, наподобие мелких кусачих искр предменструального синдрома. Голоса невидимок она различала как призрачные обрывки радиопередачи где-нибудь на соседней улице: что-то такое улавливается, но в целом ничего не понять. Доун всего этого не воспринимала. Не из-за нехватки силы (и ее муж это понимал). А просто из-за своего внутреннего отказа общаться.
В этом Дэвид ей завидовал. В отличие от нее он вечно подо что-то подстраивался, всегда открывал двери излишне широко. Все-то в него втекало-вытекало, втекало-вытекало – и уже до конца не меркло, оставалось живым.
