— Он такой непоседа, настоящий метеор. — Она улыбнулась, лицо ее сияло. — А ты правда написала три романа? Как это здорово! Молодец!
— Спасибо.
— Нет, правда здорово, когда человек может заниматься любимым делом. Вот как я, например, своим рукоделием.
Футболка Бекки, плотно облегавшая ее могучий торс, была расшита вручную яркими аппликациями. Даже обложка фотоальбома пестрела чрезмерными украшениями. Сидевший рядом со мной Джесси играл в «виселицу» с Трэвисом Хэнкинсом. При упоминании о рукоделии он не оторвался от игры, но улыбнулся. Я взяла у него карандаш, начертила клеточки и вписала в них — «любимое занятие».
Полицейские остановили какого-то человека в фирменной школьной бейсболке, и тот указал им на спортплощадку. Там, занятые оживленным разговором, стояли Уолли и Эбби. Их девочки неподалеку лазили по детским турникам.
Бекки перевернула очередную страницу.
— Райан — крупный мальчик для своего возраста. А ты как считаешь?
— Он очень мил. Похож на…
— На Уинстона Черчилля, я знаю. — Она добродушно рассмеялась. — Как и я.
Полицейский заговорил с Уолли. Тот изменился в лице, и Эбби взяла его под руку. Потом в сопровождении копов он пошел к выходу, низко опустив голову, бледный и перепуганный.
Эбби тревожно смотрела ему вслед, ее белокурые волосы развевались на ветру. Потом она заметила меня, прикрыла рукой рот, и плечи ее затряслись от рыданий.
Я вскочила, дернув Джесси за руку. Он оторвался от игры и встревоженно посмотрел на меня.
— По-моему, что-то стряслось. — сказала я.
В пяти милях от Чайна-Лейк я съехала с шоссе на обочину, на площадку для дальнобойщиков. Мне, конечно, не терпелось убраться подальше от этого города и преодолеть все двести миль на одном дыхании, но надо было заправить бак, а ближайшая бензоколонка ожидалась только через шестьдесят миль.
На автостоянке отеля мне почему-то вспомнились кадры из фильмов-катастроф, когда люди лихорадочно заталкивают в машины барахло и улепетывают на полной скорости, спасаясь от надвигающейся лавины. Жителям Чайна-Лейк улепетывать было некуда, и они, как я поняла, начали запасаться патронами и срочно обзаводиться собаками бойцовых пород.
Ветер бился о машину, на синем небе нещадно палило солнце. Я залила полный бак и взяла свой кошелек:
— Пойду куплю чего-нибудь попить.
Джесси приветствовал эту идею, подняв большие пальцы обеих рук.
Я направилась в придорожное кафе. Скользящая дверь открылась передо мной. Внутри охлажденный кондиционером воздух вылетал в окно. Буфетчица за стойкой смотрела по телевизору матч по рестлингу.
— Чего желаешь, детка? — спросила она.
— Две бутылки воды и пару бургеров с собой.
Она бросила гамбургеры в грильницу, а я пока решила наведаться в дамский туалет. Из головы не выходило перепуганное и расстроенное лицо Эбби. Сиси нашли убитой в зубоврачебном кабинете Уолли — это все, что я знала. Я склонилась над раковиной и сполоснула лицо холодной водой, потом посмотрела на себя в зеркало.
У меня за спиной стояла женщина, через мое плечо разглядывая мое отражение.
Я замерла. Я не видела, чтобы открывалась дверь, не слышала ее шагов по скрипучему полу. Она прислонилась спиной к стене и смотрела, изредка медленно моргая, как сиамская кошка.
— Да ты умывайся. Не обращай на меня внимания, — сказала она.
С моего мокрого лица капала на пол вода. Она вытянула из стойки бумажное полотенце и протянула мне.
Я вытерла лицо и руки.
— Ну здравствуй, Джекс.
— А чего ты так удивляешься?
— А чего ты разыгрываешь тут представление?
— Милая моя, мне сорок четыре года, и я дожила до этого возраста только потому, что знаю, когда разыгрывать представления, а когда нет.
Я смотрела на ее отражение в зеркале. Облегающая черная майка без рукавов казалась нарисованной. Свободные брюки оставляли простор воображению, но балетную осанку скрыть не могли. В ушах и на левой руке сверкали бриллианты — каратов по шесть, не меньше. На ее смуглой коже они смотрелись эффектно.
Мало кого из женщин можно было бы встретить в засиженной мухами придорожной кафешке в дорогуших туфлях от «Катерпиллар» и бриллиантовом гарнитурчике тысяч на пятьдесят баксов, но Джекс отродясь не походила на других женщин. При ней не было кобуры, но я знала, что она вооружена. Впрочем, в этом не имелось нужды — любого, кто вздумал бы связаться с нею, она смогла бы убить и голыми руками.
Я сразу же догадалась, что эта встреча с Джакартой Риверой не обещает мне ничего хорошего.
Она смотрела на меня с отчужденной холодностью топ-модели, потом подошла, взяла мою левую руку и взглянула на безымянный палец.
— Слушайте, вы когда-нибудь собираетесь завязать узелок? Чего резину тянете? Эта ваша неопределенность меня просто убивает.
— Лучше скажи, какими судьбами. Что здесь делаешь?
— Я привезла тебе свадебный подарок. Вот, жду веселья. Надо же наконец размять онемелые ноги.
— Послушай, а Тим, случайно, не ждет тебя на улице в машине и не допекает ли сейчас бедного Джесси такими же глупостями? — Я оглянулась на дверь и не удивилась бы, окажись та заперта. — Может, ты насчет своих подшивок?
Уже девять месяцев некий толстенный конверт лежал в моем личном депозитном ящике. В нем содержались документы, убедившие меня, что Джекс и ее муж Тим Норт оказались именно теми, за кого себя выдавали, и действительно занимались тем, о чем говорили: ЦРУ, британская разведка и так называемая частная работа. То есть убийства по контракту.
— Нет, совсем по другому поводу, — сказала она.
Я уже знала, чего они от меня хотят — написать за них мемуары. На самом деле им нужно было другое, но конверт они мне все-таки доставили. Я подозревала, что они используют меня в качестве «могилы», то есть места, где можно хранить раздобытые разными путями документы, необходимые им для самозащиты или шантажа. Я хорошо знала, что обладание такими документами грозит всем нам тюрьмой, но вернуть бумаги не могла. Не могла, потому что Джекс и Тим куда-то надолго сгинули, словно растворились в воздухе.
Но этот конверт был также главной разменной фишкой в нашей негласной сделке. И для них, и для меня. Я могла продать его их врагам, что означало бы для Джекс и Тима смерть. Возможно, я навредила бы таким образом и самой себе — ведь когда-то мне бы за это пришлось расплатиться. А они могли бы, при желании, пытками выудить мой ключ от депозитного ящика, вернуть себе документы, а меня прикончить.
Такое вот забавное равновесие сил в игре, которую они мне навязали.
— А может, нам посидеть в баре? — предложила я. — Так сказать, в тесном семейном кругу. Рестлинг по телевизору посмотрим.
— Нет, в баре мы сидеть не будем. Тебе надо срочно поговорить с твоим дружком из полицейского управления Чайна-Лейк. Пусть свяжется с ФБР, с отделом исследования нетипичного поведения, и получит у них разработки.
В туалете дико воняло мочой. От этого запаха меня просто мутило.
— Ничего себе! — сказала я. — Значит, ты считаешь, эти убийства серийные?
— Убийством это назвать трудно. Скорее, мясорубкой.
Тыльной стороной ладони я провела по лбу.
— За двадцать четыре часа два убийства. Полиция уже усматривает «сериал». Так какого же черта ты здесь?
— Потому что полиция еще не подозревает, что убийца этот в прошлом работал на правительство.
— Ты хочешь сказать, что знаешь, кто он такой?
— И да, и нет.
— То есть как это «и да, и нет»? Это как понимать?
Она шагнула ко мне.
— Видишь ли, это не первые его убийства. Местной полиции понадобится помощь федералов — те могут нарыть нужную информацию в госархивах.
Я изнывала от духоты. По груди струйками бежал пот.
— А что ты называешь работой на правительство? Службу во флоте? Гражданскую службу? ЦРУ?
— Секретные службы. Это все, что мне известно.
— А имя его ты знаешь?
— Койот.
Ветер завывал за стенами здания.
— Это рабочий псевдоним?
— Да. Настоящего имени я не знаю.
— А почему ты решила, что этот человек и есть убийца?
Она смотрела на меня, прищурившись, как кошка.
— В определенных кругах этот Койот хорошо известен. Убийства, совершенные в эти выходные, носят все элементы его личного почерка, его индивидуального стиля.
Слово «стиль», употребленное в таком контексте, меня покоробило.
— О нем давно ничего не было слышно. И если он вернулся к работе, то сделал это не по чьей-то указке. Никаких тормозов, никаких сдерживающих факторов — просто его личная «маленькая» война.
— То есть ты хочешь сказать, что какой-то тренированный наемник сорвался с привязи и пустился во все тяжкие?
— Думаю, так оно и есть. — Не дожидаясь нового вопроса, она совсем уже железным тоном прибавила: — Этот человек — хамелеон. Ты мифологию американскую знаешь?
