Ждут, чтобы дверь гостевого дома снова закрылась. Набрасываются на Сирила. Приставляют пистолет к его голове. Тащат назад, на крыльцо. «Звони им. Скажи, что ты кое-что забыл».
Сирил звонит.
Они стреляют ему в затылок. Вот откуда следы крови с наружной стороны входной двери. Пистолет с глушителем? Возможно, ведь на ферме никто ничего не слышал. К тому же грохот выстрела наверняка привлек бы внимание находившихся внутри телохранителей.
Почему Сирил не сказал кодовые слова, обозначавшие сигнал тревоги?
«Если они не откроют, если что-то пойдет не так, ты покойник!»
Они стреляют в Сирила, не дожидаясь, пока им откроют. Выбивают дверь, и первый телохранитель инстинктивно отступает назад. В него стреляют. Он падает навзничь.
Второй телохранитель находится в своей комнате в глубине дома. Он что-то слышит, хватает пистолет, выбегает в коридор. Преступники уже в гостиной. Стрелок убивает второго телохранителя, сначала стреляет ему в руку, потом в голову.
Стрелок хватает Морриса. Приставляет к виску пистолет, но Моррис вырывается. Его валят на пол. Велят лежать. Связывают руки кабелем…
Зачем отрезать кусок? Может, решили стянуть руки потуже?
Вместе с Моррисом пропали его бумажник, компьютер и айпад. Возможно, похитители забрали и его мобильный телефон, хотя телохранители никакого телефона не видели. Одежда разбросана, шкаф передвинут.
Сначала Морриса привязали к кровати куском кабеля или чем-то еще — и обыскали его комнату. Что они искали? И почему отрезали кусок кабеля, когда вывели его из дома?
Зачем забирать бумажник, компьютер и айпад?
Что еще пропало?
Что они искали?
Почему не застрелить и Морриса, зачем понадобилось его похищать?
На эти вопросы способен ответить только один человек: Пол Энтони Моррис. А они понятия не имеют, кто он такой.
Вдруг в кармане у Гриссела зазвонил мобильник. Старомодный рингтон выбрала Алекса. Он посмотрел на экран.
— Да, Вон?
— Бенна, фотографии с паспорта я передал исполняющей обязанности генерального консула Великобритании мадам Карлайл. Она говорит, что на проверку понадобится день или два.
— Вон, я позвоню Жирафу. Может, он сможет ускорить процесс.
— А мне что делать?
После неловкой паузы Гриссел попросил:
— Можешь еще раз съездить к Лау?
— Конечно. Я лесбиянок не боюсь, — радостно ответил Купидон.
Гриссел задумался. Не совершает ли он большую ошибку, посылая Купидона в «Бронежилет»?
— Вон, пожалуйста, будь с ней потактичнее. В конце концов, погибли два ее сотрудника.
— Конечно, Бенна. Я сама тактичность.
— Возьми у нее адрес электронной почты Морриса и все документы, которые он заполнял. И еще, Вон. Нам нужен номер его мобильника. Спроси, сохранила ли она данные о звонках за прошлую неделю. Заодно возьми номера телефонов обоих погибших телохранителей.
— Можешь на меня положиться!
Тейроне сел в электричку, идущую в Кейптаун, развалился на сиденье поудобнее и стал смотреть в окно. Он любил электрички. Ездил всегда третьим классом. Там он отдыхал от работы. В третьем классе ездят бедняки. Кроме того, здесь можно помечтать о лучшей жизни. Когда ему бывало плохо, если у него выдавался особенно трудный день, он часто садился в поезд и куда-то ехал: в Лентегер, Бельвиль, Саймонстаун. Дважды проезжал до самого конца линии, до Вустера. Тейроне мечтал когда-нибудь съездить в Европу. В Барселону, «настоящую Мекку для щипачей», как всегда называл тот город дядя Солли.
Он знал, почему сегодня все время возвращается мыслями к дяде Солли — из-за спешки и напряжения. Он обманул сестру… да что там, он уже много лет лжет ей насчет своей работы, но сегодня он добавил еще одну толику неправды: «К декабрю я заработаю на половину следующего года обучения». Естественно, он все выдумал на месте. Конечно, доходы в сфере туризма в самом деле выросли на семнадцать процентов и экономика Кейптауна на подъеме. Только карманникам от всего этого мало пользы.
Почему? Да потому, что везде теперь камеры.
Когда дядя Солли девять лет назад начал обучать его ремеслу, все было по-другому. Да, в магазинах уже тогда вешали камеры видеонаблюдения, но они там не работали. «Тей, таскать товары с полок в магазинах — занятие для любителей и сопляков. Там слишком легко попасться, выход только один, а тебе всегда нужны запасные выходы. Не забывай об этом!» И не важно, что девять лет назад ему, Тейроне, было всего двенадцать лет и он не считался даже подростком. Дядя Солли считал: чем раньше начать, тем лучше.
Взять хотя бы номер с открытками — в те дни он еще вполне прокатывал. Тейроне фланировал между наружными столиками кафе «Моцарт» в торговом центре на Черч-стрит, подходил к туристам, широко, по-детски улыбался, внушал доверие своими правильными чертами лица, предлагал открытки, подобранные самим дядей Солли. Открытки были красивые: Столовая гора, Столовый залив, Пингвиний пляж, пара открыток с Мадибой.[4] Все открытки новенькие, блестящие.
— Мадам, вы уже послали своим близким открытку из Кейптауна? — спрашивал он звонким детским голоском.
— Ах ты умница! В самом деле, прекрасная мысль! Джордж, надо послать открытку Ширли… Ах, какие замечательные пингвины!
Тейроне выкладывал открытки на бумажник, сотовый телефон или паспорта, лежащие на столе, перебирал их пальцами, быстро и ловко, как карточный шулер, а сам тем временем незаметно вытягивал бумажник.
— Сколько? — спрашивал муж туристки.
— Всего пять рандов, — отвечал он. — Это мне на школу.
— Мы возьмем две штуки, — говорила туристка и тянулась к открыткам своими жирными пальцами, унизанными кольцами. Тут ее муженек спохватывался и начинал искать бумажник.
— Я уверен, что он лежал здесь…
Долго зарабатывать таким способом невозможно, слишком много камер развесили на всех перекрестках, а где-то в диспетчерской сидит полицейский, который смотрит на мониторы и по рации сообщает патрульным, что ты обворовываешь туристов. И тебе по нескольку раз в день приходится возвращаться в свою комнату в Бо-Капе и переодеваться. То надевать рубашку другого цвета, то менять бейсболку, надевать круглую шапочку или шляпу, чтобы на тебя не обратили особого внимания.
Что же делать?
При его роде занятий надо почаще бывать в таких местах, где есть лохи, причем лохи при деньгах. А это значит — иностранные туристы, потому что местные не носят с собой наличных, кроме жителей провинций Гаутенг и Фри-Стейт, которые приезжают в Кейптаун в отпуск. Они становятся легкой добычей, если удается настичь их вдали от камер, на Клифтон-Бич и Кэмпс-Бэй. Или в субботу утром в центре на бывшей фабрике печенья «Олд-Бискит-Милл». Вот где настоящий рай! Сувениры, кафе и бары с «органическими» продуктами, магазины… Но и там успеваешь взять всего два или три бумажника, а потом надо срочно уходить.
Иностранные туристы болтаются на набережной Виктории и Альфреда, в Сити, а там полным-полно камер, так что работать надо прицельно, всегда в толпе, передвигаться пешком между набережной и Лонг-стрит, между замком Доброй Надежды и фуникулером, потому что перемещаться на маршрутке слишком долго, а обычные таксисты сдерут с тебя три шкуры…
До ноября ему кровь из носу надо набрать двенадцать тысяч рандов, чтобы заплатить за текущий год обучения Нади. До конца января — еще девять тысяч, чтобы внести первый взнос за следующий год.
Итого получается двадцать одна тысяча. «Ну как бы ты поступил на моем месте, дядя Солли?» В такую мрачную зиму, когда дождь продолжается до сентября? К тому же в экономике спад, страна переживает не лучшие времена.
Как тут работать и не угодить за решетку?
Бенни Гриссел и Моивиллем Либенберг ничего не нашли.
Они не спеша и тщательно обыскали большой старый дом. Ни компьютера Морриса, ни его айпада, ни сотового телефона там не оказалось.
Приехал капитан Джон Клуте, возглавляющий отдел общественных связей УРОВП. Все они пошли совещаться в столовую, где расселись за большим столом.
— Бенни, Жираф сказал, что дело ведешь ты. — Клуте побарабанил по столешнице желтыми от никотина пальцами. Под глазами у него, как всегда, виднелись темные круги. Гриссел подозревал, что такую цену Клуте вынужден платить за то нечеловеческое напряжение, которое ему приходится выносить при его должности.
— Джон, похитили иностранца.
— Да, я слышал.
— Сначала придется связаться с его ближайшими родственниками. На это уйдет какое-то время.
— Может, лучше для начала сказать «предположительно британский подданный»?
Грисселу этого не хотелось. Похищение — дело щекотливое, сложное и опасное. Если похитители сегодня или завтра потребуют выкуп и предупредят, что СМИ ничего не должны знать, будет поздно, кое-какие сведения уже просочатся в прессу. Отыграть назад тогда уже будет невозможно. И главное, для акул пера подобные дела — все равно что кровь в воде. Они налетят стаями, пронюхав, что похищен иностранец. И все испортят!
