Саймон снова тихо двинулся в спальню. У дверей он на секунду прижался к стене и заглянул в щелку. Марвуд и Маноа стояли спиной к двери. Они склонились над кроватью и внимательно рассматривали марки, лежавшие между пластиковыми страницами фотоальбомов. Марвуд указывал на отдельные экземпляры детективу и что-то ему объяснял, на что тот важно кивал головой.
Саймон снова откинулся к стене. Закрыв глаза, он сложил руки тыльной стороной друг к другу так, что пальцы сошлись к низу, а потом вывернул их таким образом, что пальцы оказались зажатыми в замок, а ладони смотрели друг на друга. Вытянув руки, он выставил вперед мизинцы и поднял большие пальцы вверх. Тай — четвертый знак в куджи-но-ин. Создан для усиления боевого духа, для лучшей концентрации мыслительных способностей, для битвы. Начертив в воздухе девять горизонтальных линий, Саймон пожелал себе стать невидимкой. Неслышимым. Могущественным. Затем он подумал о матери. Через секунду он шагнул в дверь.
Марвуд и Маноа. Они оба стояли лицом к кровати, разглядывая марки. Саймон неслышно прошел через всю комнату и остановился на расстоянии каких-нибудь двух футов от очаровательной парочки. Они ничего не заметили. «Маноа первый, — подумал Саймон. — Он наиболее опасен».
Мгновенно подпрыгнув, Саймон обрушил ногу на правое бедро Маноа. Почти одновременно его правый каблук воткнулся в левое ахиллесово сухожилие детектива, разрывая его и заставляя Маноа кричать от боли. Когда детектив осел на ковер, Саймон нанес ему удар кулаком в основание черепа. Сильный удар — его оказалось вполне достаточно, чтобы заставить детектива замолчать и почти лишить сознания. Но не убить. Маноа был жив. Пока что.
Саймон нагнулся над детективом, вытащил у него из кобуры револьвер тридцать восьмого калибра, а потом взглянул на Марвуда.
Марвуд отступил назад и прошептал:
— О, Господи, только не это. — А потом снова воззвал к Алану Брюсу.
Саймон выпрямился:
— Алан не придет. Быстро на пол, лицом вниз, пожалуйста.
— Вы не полицейский — уж это я знаю точно. Я сейчас же вызову службу безопасности отеля.
— На пол, я сказал.
Марвуд взглянул в сторону спальни, и его лицо вытянулось еще больше. Саймон же даже не повернулся на звук шагов. Он только спросил:
— Эрика?
Девушка вошла в спальню Марвуда, держа в обеих руках пистолет, который был нацелен в живот англичанина.
Дипломат медленно укладывался на пол, неожиданно постарев на несколько лет — колени у него дрожали, а руки подгибались. Тем не менее он выполнил приказ Саймона и послушно вытянулся рядом с Маноа.
Никаких следов — сказал Саймон себе. Никаких следов на Маноа. Он подошел к одной из двух кроватей, стоявших в номере, нагнулся к изголовью и выудил оттуда свой атташе-кейс.
Вернувшись к Маноа, он снял с детектива туфли и носки. Но, когда он хотел расстегнуть на нем ремень, детектив попытался оттолкнуть его. Тогда Саймон протянул руку, ухватился за половые органы гавайца и сильно сжал их. Маноа — весь в поту, скрипя зубами, сделал громкий выдох и откинулся на спину.
Саймон расстегнул брюки Маноа, потом стянул их с него вместе с шелковыми боксерскими трусами. Марвуд, приподняв голову, наблюдал за действиями Саймона широко открытыми от страха и любопытства глазами. Саймон открыл кейс, вынул стерилизатор и выбрал шприц, в котором была бесцветная жидкость. Нагнувшись над распростертым Маноа, он сделал ему укол в паховую область чуть повыше пениса, старательно загоняя иглу в тело детектива как можно глубже. Детектив, снова вскрикнул. Марвуд при виде операции, которую Саймон произвел над Маноа, закрыл глаза и уронил голову на ковер.
Положив шприц и стерилизатор в кейс, Саймон раздел Маноа догола. На этот раз детектив не оказал сопротивления. Глаза его остекленели, мышцы стали дряблыми, а из уголка рта тонкой нитью потекла слюна.
— Укол не убьет тебя, — сказал Саймон, — он тебя парализует и лишит возможности двигаться в течение восьми-девяти часов. Потом тебе станет лучше. Препарат повлияет на твои умственные способности. Довольно скоро ты потеряешь способность мыслить.
Маноа мигнул и попытался заговорить. Его глаза следили за Саймоном. Тот же, приблизив лицо к уху детектива, прошептал:
— Я сын Алекс Бендор.
— Господи, — только и сказал Марвуд и отвернулся.
Саймон схватил Маноа под мышки и оттащил его ставшее тяжелым тело в ванную комнату рядом со спальней. Там Саймон положил детектива на диванчик и включил установку ультрафиолетового облучения на максимальную мощность. Маноа получал все по максимуму — максимальное количество тепла, максимальное время излучения. С минуту Саймон наблюдал за выражением лица детектива, пока не убедился, что тот понял.
— Да, — утвердительно кивнул он. — Именно таким способом ты отправишься в лучший мир.
Простыни на диванчике приобрели розовый оттенок, а затем малиновый. Саймон чувствовал, как усиливается жара. Он видел, как Маноа собирал силы, чтобы открыть рот, но так и не смог этого сделать.
Джон Канна обучил Саймона искусству составления ядов. Некоторые из них убивают, говорил Канна. Другие парализуют. Есть такие, которые поражают мозг, и такие, от которых человек слепнет. Яд — точно такое же оружие, как нож или меч. Или рука человека, или его нога. Учись готовить свои собственные яды — из сырой рыбы, скорпионов, из яблочных семечек, сливовых косточек, миндаля. Яды, которые быстро действуют и не оставляют следов. Свое умение Саймон использовал во Вьетнаме — и с большим успехом.
Он видел, как кожа Маноа покрылась потом, затем стала на глазах розоветь. Казалось, детектив молил глазами его помиловать. Саймон вышел из ванной.
В спальне он присел на корточки возле Марвуда и мягко перевернул его на спину.
Дипломат рыдал:
— Мне ужасно жаль, что все так случилось с вашей матерью. Правда, жаль. Она мне очень нравилась. Мы встречались еще в годы войны и отлично поладили друг с другом.
Он не сопротивлялся, когда Саймон снял с него пиджак, ослабил галстук и закатал его левый рукав.
— Великолепная женщина, — продолжал Марвуд. — Совершенно великолепная. Я познакомил ее с вашим отцом, знаете ли.
Саймон снова достал свой стерилизатор. Он выбрал еще один шприц и взял Марвуда за левую руку. Дипломат не оказывал ни малейшего сопротивления, зато продолжал говорить:
— У меня не было выбора. Честное слово, не было. Вы не знаете де Джонга. Это не человек — дьявол. Он просто из какого-то другого мира. Как это сказано — дьявол есть лев рыкающий, бродящий вокруг и ищущий, кого бы сожрать. Святой Петр. Послание пятое. Стих восьмой.
Саймон сделал ему укол в сгиб локтя. Марвуд, уставившись в потолок, затих. Саймон сделал еще несколько уколов в том же месте. Неожиданно Марвуд приподнялся и сел. Сначала он посмотрел на собственную руку, потом на Саймона.
— Героин, — сообщил ему тот. — Моя мама говорила, что вы любитель.
Марвуд нахмурился, потом улыбнулся.
— Правда? Как же она узнала, хотелось бы знать? Неважно. Она всегда была слишком умна.
Марвуд почувствовал, как его охватывает теплая волна и несет, несет...
— Никогда не принимал его таким образом. Я...
Он задергался, схватился за сердце и задохнулся.
Героин раздобыл Пол вчера вечером в баре для гомосексуалистов. Саймон не знал, что значит уколоться этим снадобьем, да и знать не желал. Точно так же он не знал, каких только пышных названий не удостаивалась эта отрава. А их было немало — молочный сахар, детская присыпка, порошковое молоко и все такое прочее. Какая разница? Просто в героин он добавил немного стрихнина, который Алекс хранила для того, чтобы травить крыс. Всего за несколько минут он убил Марвуда.
Саймон собрал одежду Маноа, отнес ее в ванную и аккуратно повесил на стул перед туалетным столиком. Там же он оставил револьвер тридцать восьмого калибра, принадлежавший детективу. Кожа Маноа начала дымиться. Саймон проверил показания прибора, увидел, что все они по-прежнему стоят на максимуме, и вышел.
В спальне он поднял Марвуда и уложил на кровать, в то время как Эрика укладывала пластиковые листы с марками в один из небольших чемоданов, принадлежавших Марвуду. Саймон достал из своего чемоданчика фуражку полицейского и надел ее. Затем он вынул три никелевые контейнера с героином, несколько листочков фольги, обожженную ложку и зажигалку. Все это он положил на ночной столик рядом с кроватью Марвуда. После этого он снял брючный ремень с Марвуда и крепко перетянул ему левый бицепс. Так поступает всякий наркоман, прежде чем уколоться.
Англичанин лежал на спине, закрыв глаза и широко разбросав руки. Он не двигался.
— С опозданием на сорок лет, — прошептал Саймон.
В гостиной Эрика с чемоданом в руках наблюдала за тем, как Саймон оттащил Алана Брюса на диван и налил ему водки в рот, а также облил воротник и грудь его рубашки. Телохранитель не был ни убит, ни парализован. Он просто находился без сознания и должен был пробыть в таком состоянии еще несколько часов. Когда он придет в себя, проблема пьянства при исполнении служебных обязанностей будет самой меньшей из всех, которые возникнут перед ним.
