– Послушай…
– Почти что жара. Если ты выйдешь, то сама увидишь. Ужасная жара и туман. Не видно даже Медвежий остров.
Ласситер услышал, как хлопнула дверь, и открыл глаза. Увидев, что в комнате никого нет, он сел на постели, завернувшись в одеяло, затем, спустив ноги на пол, осторожно поднялся и неуверенно зашагал к креслу, стоящему у печи.
Прошла минута, вторая, третья, наконец дверь с шумом распахнулась, и в комнату влетел Джесси. Увидев Ласситера, мальчишка резко затормозил и радостно завопил:
– Эй! Значит, вы уже встали! Может, сыграете со мной в двенадцать палочек? Мамочка уже устала. Ну, пожалуйста!
Делать было нечего, и все утро Джо играл в двенадцать палочек и пряталки. Мэри откопала на чердаке старую одежду, и он натянул ее на себя. Вещи были потрепанными и немного заплесневевшими, но размер подходил.
Ласситера потрясла способность этого крошечного семейства обеспечивать себя всем необходимым. При доме имелся погреб для овощей, Мэри умела пользоваться разнообразными рыболовными принадлежностями, даже вершками для ловли угрей, со стропил под крышей свисали связки сушеных фруктов и красного перца, косички лука и чеснока, пучки разных трав. На полках стояли коробки с рисом, фасолью, сухим молоком и яичным порошком, мукой, сахаром и кукурузными хлопьями. Вода на кухню подавалась из колодца помпой, с которой, взобравшись на табурет, мог справиться даже Джесси.
– Колодец иногда замерзает, – сообщил ему по секрету мальчишка, – но у нас много – ужасно много – готовых бутылок и бочек для дождевой воды. Хочешь посмотреть?
Сопротивляться этому ребенку было невозможно, и Ласситер несколько раз ловил взгляд Мэри, который очень напоминал ему взгляд Кэти, когда он играл с Брэндоном. Во взгляде светились любовь и гордость. «Ну разве он не замечательный?» – спрашивали ее глаза.
После совместного ленча Мэри провела с сыном урок чтения, а Ласситер, устроившись на веранде в старом кресле, слушал и любовался океаном. Когда занятия закончились, Джесси выбежал на улицу, горя желанием продемонстрировать, как он и мама поднимают и опускают на воду тяжелые предметы – лодку или причал.
– Прямо как египтяне, – сказал мальчишка, вытаскивая из-под веранды грубо сделанные салазки – металлические полосы с загнутыми концами, скрепленные прочными досками.
В досках были проделаны отверстия для веревки, взявшись за которую все сооружение можно было легко сдвинуть с места. Для наглядности Джесси положил на доску небольшой валун и, зажав в маленьких кулачках веревку, принялся тянуть салазки к кромке воды. Делал он это, пыхтя, кряхтя и поминутно останавливаясь, чтобы поправить камень.
– Вот так египтяне тащили камни, чтобы построить пирамиды, – объяснил малыш. – Они еще ничего не знали про колесо.
За ужином Мэри сказала, что если туман рассеется, береговая охрана наверняка появится завтра утром, и «мистер Ласситер сможет вернуться в лоно цивилизации».
– А остаться он может? – поинтересовался Джесси. – С ним здесь гораздо весело.
– Гораздо веселее, – поправила его мать и назидательно продолжила: – Нет, Джесси, остаться он не может. Ведь у него своя жизнь. Разве не так? – обратилась она к Ласситеру.
Джо долго смотрел на нее, а потом ответил:
– О да, конечно.
Это была ложь, и он долго размышлял над этим, моя посуду на кухне, в то время как Мэри читала Джесси книжку. Истина состояла в том, что, найдя их, дело он не закончил и оно не завершится до тех пор…
Пока он не узнает, что произошло и почему.
Уложив сына спать, Мэри вернулась, и они с Джо сели у камина. Ему показалось, что она огорчена, и он поинтересовался, в чем дело.
– Дело в том… что после вашего появления… Джесси так радуется… и я поняла, насколько все это эгоистично.
– Обитание на острове?
Она кивнула.
– Но вечно так продолжаться не будет. Осенью он пойдет в детский сад, так что… нам придется купить дом в городе.
– А вы не боитесь, что кто-нибудь вас узнает? – спросил Ласситер.
– Нет, не очень. Мой нынешний образ жизни выпадает из всех привычных представлений. Кроме того, раньше я была совсем другой.
– Вы имеете в виду внешность?
– Нет. Я имею в виду свои ощущения. Все, что было когда-то важно, сейчас отошло на второй план. Теперь для меня самое главное – Джесси.
– Верно, – кивнул Ласситер. – И именно поэтому вам следует отсюда уехать.
– А я-то думала, с этим вопросом покончено. – Мэри одарила его недовольным взглядом.
– Хорошо, пусть покончено. Но сделайте одолжение – когда здесь появится береговая охрана, скажите, что не видели меня.
– Но почему? – Она посмотрела на него с подозрением.
– Потому что люди, которые ищут вас, охотятся и за мной. А это – поверьте мне на слово – сулит огромные неприятности. Дело в том, что если береговая охрана доставит меня на материк, кто-то напишет доклад, в котором будет упомянуто мое имя. А поскольку погиб местный житель, мое имя всплывет в газетах. И тут же в городе появятся люди, которых никому из здешних обитателей никогда видеть не доводилось. Ну а дальше попробуйте догадаться сами. Они начинают спрашивать: «Ах, он арендовал катер? И куда же он собирался?» – Джо вздохнул: – Дело очень серьезное, так что мне, пожалуй, лучше добраться до материка самостоятельно.
– Каким образом?
– У вас есть лодка. Вы могли бы доставить меня на побережье.
Она подтянула колени к груди и спросила:
– А что потом? Бросить вас на какой-нибудь голой скале?
– Да.
– Вы с ума сошли. Что вы станете делать?
– Пусть это вас не волнует.
– Лодка еще не спущена на воду, – покачала головой Мэри. – И причал тоже не на воде.
– Как не на воде?
– Зимой его приходится вытягивать на берег, иначе могут унести льды. Пару раз за зиму бухта замерзает.
– Но разве он не закреплен?
– Речь идет о тоннах льда. Когда он начинает подтаивать и вдобавок наступает прилив…
– Но сейчас нет льда.
– Сейчас нет, но… – Она глубоко вздохнула и продолжила: – Думаю, мы могли бы спустить причал… И до берега я вас доставлю.
– Больше я ничего не прошу.
– Хорошо. Так и сделаем.
Ласситер долго смотрел в огонь. Неожиданно он повернулся к Мэри:
– Можно мне вас спросить?
– Боже мой! – рассмеялась она. – Вы совсем как Джесси.
– Нет, серьезно, – продолжал Ласситер. – Насчет клиники. Все женщины, которые погибли, прошли одну и ту же процедуру, и мне интересно… почему вы выбрали именно ее.
– Что вы имеете в виду? Пересадку донорских ооцитов?
– Да. Я хочу сказать, в вашем возрасте… это несколько необычно. Остальные женщины, как Кэти, например, были значительно старше. Вы же еще могли… – Он поднял глаза к потолку и закончил: – Боюсь, я лезу не в свои дела.
– Почему не сказать, – произнесла Мэри немного шаловливо, – коль скоро все остальное я вам уже поведала? В моем случае бесплодия не было, и я могла иметь детей. Я очень хотела иметь ребенка, но понимала, что генетический материал должен быть не моим.
– Почему?
– Синдром Дюшенна.
Ласситер тупо взглянул на нее:
– А что это такое?
– Это поврежденный ген… – Она отвернулась. – Он бывает у женщин и передается потомству, хотя сами женщины этим синдромом не страдают. Он поражает только мужчин.
– И что происходит?
– Это результат повреждения Х-хромосомы, как при гемофилии, только в отличие от последней синдром Дюшенна не лечится. Все больные погибают. Мой брат умер в тринадцать лет.
Ласситер вспомнил рассказ Мод о том, что мальчика переносили в катер на руках, завернув в одеяла.
– Сочувствую, – проговорил Ласситер.
Мэри, откинувшись на спинку кресла, с отрешенным видом поведала ему, что болезнь эта не что иное, как прогрессирующая мышечная дистрофия. Начинается ниже икроножных мышц и постепенно карабкается вверх. Вначале походка становится неуклюжей, затем затрудненной, потом ноги атрофируются, а болезнь ползет выше, пока не доберется до диафрагмы. Больному тяжело дышать, и он совершенно не может кашлять. В конце концов он погибает от остановки дыхания, пневмонии или других болезней.
– В двадцать лет я сделала анализ, и выяснилось, что я – носитель.
Ласситер не знал, что сказать. Но в конце концов все-таки решился:
– И ваши дети обязательно должны унаследовать болезнь?
– Нет, – ответила Мэри, покачав головой. – Шанс, что мой сын получит синдром Дюшенна, – один к четырем.
– Но это же не так плохо…
– В «Русской рулетке» шансы еще выше. Кроме того, в отличие от «Русской рулетки» вы ставите на кон жизнь другого существа, которое вам дороже всего на свете.
– Я хотел бы сказать, что сожалею, – произнес Ласситер, – но…
– Это не имеет значения. У меня есть Джесси… и я не могла бы никого любить больше, чем люблю его.
– Понимаю.
– Нельзя сказать, что я впала в отчаяние, узнав о возможной болезни. У меня в то время никого не было, и я не думала о ребенке. Дверь закрылась, но я даже не собиралась в нее стучать.
